Изменить стиль страницы

Её глаза сверкнули, и у Каринны перехватило дыхание, когда он провел лезвием ножа по её телу, от лодыжек к рукам, разрезая одежду. Её свитер и джинсы были стянуты из-под нее, как скатерть, оставив только корсет и трусики.

Конечно, она почти так же раздевалась на сцене, но что-то в том, что её лезвие может разрезать её живот хоть немного коснувшись кожи, это заставило её лихорадочно осматривать тело на наличие порезов.

Грохот возле кровати привлек его внимание, и он наклонился вперед, исчезая за краем. Блеск её ножа засиял в темноте, когда он встал, держа его перед ней.

— Тебе это не понадобится.

Его взгляд ласкал её тело.

Впервые Каринне пришло в голову, будто «всё это дерьмо только что прояснилось» — мужчина не играл.

— Всё, что когда-то было важно для тебя до сегодняшнего вечера, больше не имеет значения. Поняла?

Из-за неповиновения она не ответила. Только потому, что небольшая часть её хотела знать, что он сделает, если она не ответит.

Он схватил её за подбородок.

— Ты. Меня. Поняла?

— Нет, — прорычала она. — Это похищение.

«Преступление».

Отпустив её подбородок, он присел рядом с кроватью.

— И кому, черт возьми, ты собираешься рассказать об этом, милая? — Он усмехнулся. — Давай не будем забывать, ты сама попросила. Ты практически умоляла меня принять тебя.

— В клуб, придурок. Не в твою больную маленькую садистскую игровую комнату.

— Тебе не нравятся мои игрушки? — Он вздохнул. — Какая жалость.

— Лучше молись, чтобы я не сбежала.

Если бы она не знала его лучше, она бы почти решила, что её слова щелкнули его выключателем хищника, судя по тому, как его глаза стали выражать улыбку, которую мир снаружи видит, только глядя на детский лепет или щенячьи поцелуи.

— А тебе лучше молиться, чтобы я тебя не поймал. — Его рука гладила её тело. — Самое возбуждающее для меня, это охота.

Цепи бились о стойки кровати, когда Каринна позволила себе впасть в истерику, прорвавшуюся на поверхность. Как она могла это допустить? Буквально «позволить» ему увести её в задницу мира и заковать в цепи? Хотя ей хотелось дать ему за это пощечину, он сказал правду: она практически умоляла его.

Господи, она должна надрать себе задницу.

— Чем тебе интересен клуб?

«Отомстить за Лолиту. Убить всех вас, больных извращенных ублюдков».

— Ты это сам сказал ранее. Деньги.

— Ты снова лжешь. — Его губы коснулись раковины её уха. — Лжецы меня бесят. — Скользнув рукой под её шею, он схватил её за затылок, очень медленно поглаживая пальцем основание её черепа. — Скажи мне, почему ты здесь.

— Чтобы угодить тебе.

— Почему. Ты. Здесь? — его голос, находившийся так близко к её уху, сулил плохие вещи, если она не ответит правильно.

Что он хотел, чтобы она сказала? Половина стриптизерш в Детройте по тем или иным причинам хотели попасть в клуб. Что ему надо?

— Другой причины нет.

Хватка на её затылке напряглась.

— Я думаю, есть. И ты мне расскажешь. Даже если мне придется выбить это из тебя. — Он поднял перед ней свой нож. — Возможно, тебе нравится играть, идя по краю? — Ещё один порез и её корсет разрезан пополам, а её груди освободились, отвлекая его взгляд от её лица.

Она зарычала, и напряжение вырвалось наружу.

— Вперед, продолжай. Порежь меня, свинья-садист. Думаешь, мне раньше не приставляли нож к горлу? Думаешь, что моя игра на сцене — это какой-то подростковый эмо, привлекающий внимание бред?

— Я, оказывается, фанат твоей работы. — Его ладонь провела по его подбородку, а глаза были прикованы к её груди, как ребенок, отвлекшийся на леденец. — Почему стриптиз?

— Почему похищение?

— Мои родители никогда не позволяли мне заводить домашних животных в детстве. — Он ухмыльнулся. — Зачем трахаться на шесте?

Каринна чуть не пустила кинжалы из глаз.

— Потому что, когда я катаюсь на шесте, каждый ублюдок в клубе мечтает стать тем холодным стальным стержнем, скользящим между моих бедер. — Она улыбнулась, вся самодовольная и гордая собой. — Это власть. Настоящая власть.

— И вот ты здесь, привязанная к моей кровати. — Он скрестил руки на груди, и его хитрая улыбка стала шире. — Думаю, это сделало бы меня самым могущественным ублюдком в клубе.

Она смотрела на него. В его голосе был странный тон. Спокойствие. Расчётливость. Ни разу не испугался её слов. Мысли её унеслись к «Американскому психопату». Очень похоже на Патрика Бейтмана, как будто он мог обменяться с ней визитками в любой момент и похвалить оттенок белого.

Принято к сведению.

Этим голосом он ломал девушек. Она могла только представить, что в любой момент ему удаётся заставить их чуть ли не пустить слюну по сигналу, просто произнеся слово этим хриплым, низким тоном.

Уловка Каринны заключалась в том, чтобы не попасться на это.

Он поднялся с края кровати и открыл ящик тумбочки. Из него он вытащил черный шарф. Со смехотворной попыткой удержать его, она повернула голову набок и уткнулась лицом в подушку, только чтобы откинуть голову назад, когда ткань сжала её череп.

«Проклятье».

— Каждый день я заберу у тебя, пока ты не научишься послушанию. — Тембр и властность его тона источали соблазн.

— Иди к черту.

— Должно быть, это ад для тебя. Отказ от контроля.

— Я не отказывалась.

Его рука скользнула между её бедер.

— Еще нет. Но откажешься, Котёнок. Я принимаю оплату грудью и клиторами. — Тепло охватило её грудь, и она вздрогнула от его ладони. Смех в её ухе сжал её губы. — Давай тебя оденем.

Её левое запястье освободилось от повязок, и мягкая ткань скользнула вверх по руке, прежде чем манжета вернулась. Он повторил ритуал с другой рукой, не испугавшись её жалкой попытки вырваться из его хватки.

Прохладная жесткая ткань окутала её грудь. Буквально, как одеяло. Рукава сбились на запястьях. Она никогда не слышала, чтобы насильник одевал жертв.

Он заставил её голову запрокинуться, схватив за волосы, а потом появилось давление на горле, из-за которого она едва могла глотать. Давление на голову исчезло и подтолкнуло её голову вперед, пока его пальцы возились на её шее сзади.

— Домашние животные носят ошейники. — Его большая рука сжала её горло, прижимая кожу к коже и двигая её вперед и назад, пока она разогрелась. — Как тебе?

— Отлично, — процедила она, и его руки оторвались от неё.

Холодная мягкость, словно кожа, накрыла оба ее уха одновременно. Только стук крови звучал в голове.

Сенсорная депривация.

Она читала об этом. Однако до этого момента никогда не чувствовала этого по-настоящему.

«Бл*ть».

Она чередовала долгие, легкие вдохи, успокаивая себя, и закрыла глаза за повязкой. От царапания верхней части бедра Каринна вздрогнула. «Глубокое дыхание». Оно исчезло, оставив отпечаток в её сознании, и она вздрогнула в ответ. «Успокойся, Каринна».

Ему нравились игры.

Еще один шип пронзил её живот.

— Ещё раз, — сказала она. Долгая пауза и ничего больше. Она ждала.

Повязки на её ушах были сняты.

Его древесно-мускусный аромат ударил ей в нос раньше, чем его присутствие.

— Послушай, маленькая девочка. Ты можешь думать, что это игра, которую ты можешь контролировать. Но ты скоро узнаешь, почему не следует играть с чем-то, чего ты не до конца понимаешь.

***

Адреналин струился по его венам.

Немногие женщины бросали вызов Ксандру. Ещё меньше оставляло его возбужденным и нуждающимся. Даже последняя девочка, такая игривая, сжалась от его первой команды. Только Каринна заставила его пожелать хоть раз уступить тьме, которая звала его, мурлыкала ему на ухо и умоляла развратить её.

Её попытка побега сказала ему именно то, что ему нужно было знать: он напугал её до чертиков.

Ему почти хотелось, чтобы она сохраняла бдительность и продолжала отказывать ему, просто чтобы посмотреть, сколько времени потребуется, чтобы сломить её. Без сомнения, она будет его самым большим испытанием.

Если бы только часы не преследовали его задницу. Эту камеру нужно было найти, и, судя по тому, что он знал о ней, наблюдая за ней месяцами — за её дерзкой, дикой и своенравной натурой — она ни за что не сказала бы ему, где её найти. Она приучила себя терпеть боль, посещая одни из самых непристойных подземелий Детройта. Большинству девушек нужен был только простой трах разума, и все их секреты выплескивались, как кровь из ножевого ранения. Карина была другой. Сильной. Непреклонной.

И болезненно насмехается над его членом при каждом упрямом ответном взгляде.

— Откуда ты узнала о садистах?

— Не помню.

Ксандр стиснул зубы.

«Чертов член».

— Попытайся ещё раз. — Он схватил её за макушку и прижал голову к подушке.

— Одна из девушек… из «Чик». — Она напряглась в его хватке.

— Это Шеннон?

— Почему это имеет значение?

— Она мертва. Вот почему это важно.

Каринна замерла, словно обдумывая его слова.

— Как?

— Она хотела вступить. Как и ты. А теперь скажи мне, почему. — Рассказывая ему о своем интересе, она могла бы рассказать подробности о том, что она искала у садистов. Не то чтобы Каринна была глупой. Ему просто придётся подтолкнуть её к признанию.

— Ты убил её?

— Я способен практически на все. Я бы не стал испытывать своё терпение, чтобы узнать подробности. Ответь на гребаный вопрос.

— Я тебе ни хрена не скажу.

Ксандр зарычал и наклонился вперед, чтобы прошептать ей на ухо:

— Тогда твои страдания будут моим развлечением.

***

Его ботинки застучали по комнате, и дверь хлопнула.

Каринна судорожно выдохнула. Прежде чем паника могла поглотить ее, она сбежала от неё в своё сознание поглубже. Ситуация хоть и опасная, но не безвыходная. Головоломка, своего рода. Ей просто нужно было время, чтобы сформулировать ответ. Чтобы решить этот вопрос.

«Каждый день я заберу у тебя, пока ты не научишься послушанию».

Она сжала кулаки, когда в её голове вспыхнуло изображение.

«Белые маски. Руки тянутся. Смех».

Двойное моргание, возвращающее её в текущую ситуацию, оттолкнуло её туда, откуда она пришла.