Все внутри меня рушится. Из глубины груди вырывается рыдание. Я не знаю, где вода, а где слезы. Я — бескостный, истерзанный беспорядок. Полностью онемевший, если не считать низкого, ровного гула, который плывет по моим венам и гремит в ушах.

Джейк выключает воду и помогает мне выпрямиться, а затем разворачивает лицом к себе. Я хочу посмотреть на него. Чтобы увидеть, отражают ли его глаза намек на мои чувства. Но не могу поднять веки.

— Обними меня за шею, милая.

К тому времени, как его требование прорывается сквозь туман моего сознания и доходит до него, он уже сам обвивает мои руки вокруг своей шеи и без усилий поднимает меня так, что мои ноги оказываются вокруг его талии, а голова — на его плече.

Я вздрагиваю от прохладного воздуха, овевающего влажную кожу, когда он выносит меня из ванной. Зарываюсь в него глубже, и он отвечает, усиливая хватку. Он останавливается. Чувствую под головой движение его плеча, когда он за чем-то тянется.

Я стону ему в шею, когда меня окружает жар. Мягкое и теплое полотенце идеально для моей болезненной, чрезмерно чувствительной кожи. Возможно, я и не вернулась только что с сеанса в игровой комнате, где меня пороли, пристегивали ремнями, заковывали в наручники или использовали зажимы, но я почти уверена, что мои чувства, похожи на последствия подпространства (прим.: подпространство — это измененное психическое состояние, которое испытывает сабмиссив в БДСМ-сцене).

Джейк обтирает меня, будто я принадлежу ему.

Будто он имеет полное право вытереть воду с некоторых частей тела и аккуратно промокнуть насухо те, что гораздо чувствительнее.

Будто он понимает ценность моих волос. И что нужно промокнуть воду с моих локонов.

Будто я его сокровище, к которому можно прикоснуться. Поцеловать. Назвать красивой.

Будто я должна быть в футболке, которую он надевает мне через голову, — его футболке.

Будто его кровать расстелена специально для меня.

А его тело было создано так, чтобы идеально окутать мое тело.

А его губы созданы для поклонения мне.

А потом, чуть позже. Может, минуты, может, часы спустя, он говорит мне слова, которые я не должна слышать. Они должны были остаться незамеченными. Они предназначены для того, чтобы сказать их женщине, которая погружена в сон. Но они произнесены шепотом, пронизанным такой убежденностью и искренностью, что даже если бы я не услышала их собственными ушами, то услышала бы их своей душой. Потому что именно там я чувствую их сильнее всего. Понимаю лучше всего. И эти слова произнесены в истинном стиле Джейка Суэггера.

— Черт возьми, Пенелопа Харт... ты вынуждаешь меня влюбиться в тебя.