Да, — сказала Робин. — Но я не верю, что она флиртовала с Нильсом, чтобы добиться от него чего-то. Я не думаю, что она была таким типом женщин, и в любом случае…

— Мужчины обычно склонны думать, что с ними флиртуют? — сказал Страйк, правильно предвидя, что Робин собирается сказать.

— Некоторые мужчины такие, — сказала Робин, сверяясь с часами. — Всегда те, кто тебе на самом деле не нравится, кажутся наиболее предрасположенными к тому, чтобы думать, что ты от них без ума.

Она думала о Хью Джексе, но мысли Страйка вернулись к тротуару возле “Ритца”.

— Может, перекусим? — предложил Страйк. — Еще много времени до того, как нам нужно будет ехать к Ледвеллам.

И они пошли в ближайший сэндвич-бар, куда Страйк принес записи Робин о четырех троллях. Усевшись за маленький столик у окна, каждый из них получил по бутерброду, Страйк сказал,

— Я прочитал эти заметки.

— И? — спросила Робин.

— И я согласен.

— С чем? — спросила Робин, которая не стала записывать свои выводы, опасаясь, что Страйк подумает, что она видит то, чего нет.

— Что они — один и тот же человек. Я говорю о Джулиусе, Джонни, Максе и Лепине, очевидно. Трудно судить о Золтане и Скарамуше, потому что у нас нет материала от них, чтобы сравнить с остальными.

— Я думаю, возможно, Золтан и Скарамуш были забанены, — сказала Робин, радуясь, что Страйк не считает ее теорию абсурдной, — потому что я не смогла найти никаких следов ни одного из них в Твиттере. Но если Рейчел права, и Золтан превратился в Скарамуша, которого тоже забанили — не мог ли Золтан/Скарамуш решить, ну, не знаю, как бы распределить нагрузку? Завести несколько аккаунтов, чтобы он мог позволить себе пожертвовать одним или двумя, если переступит черту?

— Правдоподобно, — сказал Страйк, кивая, — хотя нет недостатка в мужчинах, получающих удовольствие от домогательств к девушкам в Интернете. Не обязательно, чтобы все они были связаны.

— Я знаю, — сказала Робин, — но это не объясняет, почему Рейчел получает столько ненависти с этих четырех аккаунтов. Это нарушает закономерность: Эди и Кеа обе разозлили Аноми. Рейчел никогда этого не делала. И ты видел ссылку на Ринго Старра?

— Да, — сказал Страйк, — что приводит нас к неизбежному вопросу, не так ли? Мы видим еще четыре сетевые личности Аноми? Я склонен думать, что да, и если так, то Эшкрофт не может быть Аноми. Не знаю, засекала ли ты даты, но Джулиус и Джонни вели бурную переписку в Твиттере, когда вы были с Эшкрофтом в Колчестере.

— О, — сказала Робин. — Так ты исключил его?

— Я могу ошибаться — но я так не думаю.

— Ну, тогда кто же, — сказала Робин со следами отчаяния, — этот человек? Может ли тот же самый человек, который написал Джошу Блэю те напыщенные сообщения с греческим языком и сказал Рейчел “Эди и я, в сущности, один и тот же человек”, также говорить молодым женщинам в Интернете, что их нужно изнасиловать и заморить голодом до племенного веса?

— Почему бы и нет? — решительно сказал Страйк. — Ты думаете, что образованные, культурные люди не способны быть такими же подлыми и грязными, как все остальные? Посмотри на гребаного Эшкрофта. В любом случае, несложно найти несколько фрагментов латыни и греческого, а затем скопировать и вставить их. Это не обязательно означает, что мы ищем мозг, как у Бхардваджа.

— Если все они — один и тот же человек, — сказала Робин, — Кеа Нивен могла сказать правду о том, что Аноми использовал на ней линии Коша. Она большая добыча: красивая, напрямую связана с Чернильно-черным сердцем — Аноми мог подумать, что она заслуживает такого обращения лично, а не через одного из троллей.

— Логично, — сказал Страйк, кивая, — и если Аноми действительно подошел к Кеа, используя Коша, это указывает на мужчину, который не пользуется успехом у женщин в реальной жизни — или не так успешен, как ему хотелось бы. Есть множество якобы счастливо женатых мужчин, которые наслаждаются охотой ради нее самой. Количество, а не качество, как выразился Кош.

— Знаешь, — сказал Страйк после небольшой паузы, — я все еще возвращаюсь к первому вопросу: что теряет Аноми, если его разоблачат? Я понимаю, почему Бхардвадж хотел остаться неизвестным. Он был очень молод и хотел, чтобы астрофизики в Кембридже воспринимали его всерьез. Вряд ли он хотел, чтобы они знали, как много времени в его жизни занимает игра, или чтобы его связывали с публичным преследованием Эди со стороны Аноми.

— Я до сих пор не понимаю, почему Викас не порвал связи с Аноми раньше.

— Но ты только что узнала почему, не так ли? — сказал Страйк. — Папервайт.

— Но Папервайт не было с самого начала. Почему Викас остался, прежде чем она появилась?

— Хороший вопрос, — сказал Страйк.

— Помнишь ту “шутку”, которую Викас сказал Рейчел? Аноми не моя девушка. Она моя сестра. Что, черт возьми, это значило?

— Бог знает, — сказал Страйк.

Что-то в его подсознании подталкивало его, но отказывалось быть явным.

Когда бутерброды были съедены, а Робин сходила в туалет, она сказала,

— До Бэттлдин Роуд не так далеко, но нам, наверное, пора ехать… Ты в порядке?.

— Что? — сказал Страйк, который пытался заставить подсознательную мысль, которая продолжала его раздражать, вырваться на поверхность. — Я в порядке. Просто задумался.

Вернувшись в BMW, Страйк снова достал свой мобильный, чтобы поискать то, что, как он теперь считал, было четырьмя псевдонимами Аноми. Как ни странно, учитывая, что он только что сказал Робин, что Золтан может не иметь никакого отношения к этому делу, он первым делом набрал в “Гугле” это имя.

Результаты были, мягко говоря, эклектичными. Золтан, узнал он, — это венгерское имя, а также название жеста руки, который появился в фильме пятнадцатилетней давности “Чувак, где моя машина?

С легким фырканьем Страйк поискал “Джон Болдуин”. Результаты были многочисленны и столь же разнообразны. Однако теперь, когда он сосредоточился на этом имени, у него возникло странное ощущение, что он видел его где-то еще, кроме Твиттера, хотя его непокорный мозг отказывался выдать, где именно.

Имена “Ученик Лепина” и “Юлиус Эвола” не требуют объяснений, подумал Страйк, но, размышляя о Скарамуше, он услышал в голове музыкальную фразу. Он подумал, что, вероятно, он не единственный человек, который, услышав имя Скарамуш, подумал о “Богемской рапсодии”, а не о клоуне шестнадцатого века.

Наконец, он обратил внимание на фамилию: Макс Р., также известный как @mreger#5.

— Мы на месте, — сказала Робин, поворачивая на Бэттлдин Роуд, но слова едва успели сорваться с ее губ, когда Страйк громко произнес,

— Блядь.

— Что? — спросила Робин.

— Дай мне минутку, — сказал Страйк, поспешно вводя имя Золтана в Google.

Робин продолжала ехать по дороге, по обеим сторонам которой выстроились солидные семейные дома, которые, как она догадалась по недавней охоте за домами, стоили далеко за миллион фунтов. По счастливой случайности место для парковки нашлось прямо у дома Гранта и Хизер Ледвэлл. Припарковав BMW, она снова повернулась к Страйку, который все еще набирал текст на своем телефоне, сканируя результаты, и с выражением лица, которое, как она знала по собственному опыту, означало глубокую сосредоточенность.

У них было еще несколько минут до девяти часов. Робин сидела тихо, ожидая, пока Страйк расскажет ей, что он делает. Наконец он поднял голову.

— Что? — спросила Робин, уверенная, судя по выражению его лица, что Страйк хочет сказать ей что-то важное.

— Кажется, я только что перерезал какой-то провод.

— Что?

Прежде чем Страйк успел ответить, кто-то постучал в окно рядом с Робин, заставив ее подпрыгнуть.

Грант Ледвелл улыбался через окно, держа в руке завернутую бутылку вина, явно желая получить важные новости.