Глава 94

И тогда я повалил тебя на землю,

И проткнул тебя дважды и еще дважды,

Потому что ты посмел снять свою корону,

И быть мужчиной, как другие мужчины.

Мэри Элизабет Кольридж

Смертельная схватка

— Ты пьян? — позвала она, когда он протянул руку и уперся в стену ближайшего магазина.

— Нет, — ответил он.

Когда она неуверенно подошла к нему, он сразу понял, что о ней нельзя сказать то же самое. Она выглядела худее, чем в последний раз, когда он ее видел, а ее высокие серебристые каблуки и короткое платье цвета металлик наводили на мысль, что она пришла прямо с вечеринки или, возможно, с презентации какой-нибудь книги, альбома или косметического средства: по крайней мере, с такого места, где людей видят, фотографируют и уверяют, что они важны.

— Я хочу поговорить с тобой, — сказала она, ее голос был невнятным. — Я хочу, блядь, поговорить с тобой.

Страйку было так больно, его охватила такая тревога и злость после разговора с Робин, что он не чувствовал ничего, кроме желания, чтобы эта сцена поскорее закончилась.

— Я слушаю, — задыхался он.

— Ты чертов ублюдок.

Она слегка покачнулась. Маленькая сумочка, висевшая на цепочке в ее руке, была открыта.

— Хорошо, — сказал Страйк. — Это все?

— Идди нахуй. Пошел ты. Я собиралась — собиралась — написать тебе письмо, но потом подумала, нет, он услышит это лицом к лицу. Прямо в лицо. Ты лживый ублюдок.

Несмотря на все решения, которые он принял во время поездки, Страйк вытащил сигареты из кармана. Если Бог так сильно хотел поиздеваться над ним, то все сделки отменяются.

— Такой хороший парень, да? — усмехнулась она. — Такой гребаный герой.

Он прикурил, долго затягивался сигаретой, потом выдохнул.

— Не помню, чтобы я утверждал, что я такой.

— Да, утверждал. Да, блядь, утверждал. И ты использовал меня… использовал… все это время. Ну, теперь ты получил то, что хотел, не так ли? — прорычала она, ее акцент Ист-Энда внезапно стал очень отчетливым.

— Все, чего я хочу, — сказал Страйк, закуривая, глядя на нее сверху вниз, — это лечь в постель и остаться…

— Ты — гребаный — ублюдок!

Она изо всех сил ударила его кулаком в грудь. Он отступил назад, она чуть не потеряла равновесие, и, когда она зашаталась на каблуках, помада выскользнула из открытой сумки и укатилась.

Страйк попытался пройти мимо нее, но она схватила его за рукав и, держась обеими руками, сказала,

— Ты использовал меня, и я знаю, почему…

С чувством дежа вю Страйк попытался оторвать ее от своей руки; его зажженная сигарета упала на землю.

— Ты гребаный пользователь, ты гребаный паразит…

— Как насчет того, чтобы пойти и протрезветь, — сказал он, пытаясь освободиться, не сломав ее пальцы, — и отправить мне письмо.

Левая рука все еще сжимала его рукав, правой она била его по спине, пока он не вывернулся и не схватил и ее. Он снова увидел ухмылку, которую она демонстрировала в ночь презентации на Бонд-стрит.

— “Не говори о моем папочке!” — но ты, блядь, такой же, как он — только не такой успешный — и ты притворяешься, что тебе не нужна эта гребаная публика — публичность — но ты, блядь, знаменит — и ты думаешь, что теперь она у тебя есть, да?

— Перестань позориться, — сказал Страйк, все еще пытаясь отстраниться, не причиняя ей боли.

— Я, позориться? Все знают, что она крутит с Лэндоном Дормером! А ты прискакал к ней на помощь, и думаешь, она тебя хочет?

— Да, хочет, — сказал Страйк, инстинкт жестокости, который есть в каждом разъяренном любовнике, пришел ему на помощь. — Она, блядь, рвется ко мне. Но мне вы обе не нужны, так что как насчет того, чтобы попытаться найти немного гребаного достоинства и…

— Ты ублюдок. Ты гребаный ублюдок. Ты пришел в мою жизнь — в жизнь Генри…

— Генри на меня насрать, а мне насрать…

— И это все ради нее, не так ли? Чтобы заставить ее ревновать…

— Ты продолжаешь верить Шарлотте — выпей еще…

— На следующей неделе у меня интервью в “Мейл”, и я расскажу им…

— Отлично, угрожаешь мне чертовой…

Она вывернулась из его хватки и ударила ногой изо всех сил. Страйк почувствовал, как ее каблук вонзился ему в бедро, а когда он отступил назад, его настоящая нога заскользила по помаде, которую она уронила, и с криком боли он упал назад, ударившись поясницей о бетон и затылком.

На несколько секунд он подумал, что его сейчас вырвет. Он перекатился и встал на четвереньки, почти не заботясь о том, будет ли она продолжать пинаться. Он был зажат в водовороте боли, его культя спазмировала и дергалась, подколенное сухожилие кричало о пощаде.

Где-то над ним она говорила, умоляла. Он не мог разобрать слов: он хотел, чтобы она исчезла, ушла навсегда. Уголком глаза он увидел, как она опустилась на колени рядом с ним, теперь уже всхлипывая.

— Корм…

— Отвали, — хрипло сказал он, а его протез заскрежетал по земле, прилипнув к спазмированной культе. — Просто уходи. Просто, блядь, уходи.

— Я не хотела…

— Иди.

Она с трудом поднялась на ноги.

— Корм, пожалуйста, позволь мне…

— УЙДИ!

Она все еще плакала, но через несколько секунд или минут он услышал ее неровные шаги, направляющиеся обратно к Чаринг-Кросс-роуд. Когда они стихли, он попытался встать на ноги, но культя совершенно не выдерживала его веса.

Подползая к двери своего офиса, он наткнулся на оброненную сигарету, которая все еще горела, снова поднял ее и сунул в рот. Волоча за собой культю, он добрался до порога, осторожно сел на него, затянулся сигаретой и прислонился спиной к черной двери.

Ночной воздух холодил его мокрое лицо, звезды над Лондоном были такими же тусклыми, как и всегда над мегаполисом, и он пережил один из тех моментов одновременного замешательства и ясности, которые бывают у пьяных и отчаявшихся, когда плоское лицо Ясмин Уэзерхед слилось с искаженной ухмылкой Мэдлин, и он подумал о досье убедительной лжи, приведшей к убийству и параличу, и о ненаписанном письме с обвинениями, которое он мог бы сжечь, не читая.

А потом, на ступеньках своего офиса, когда половина его сознания размышляла, не придется ли ему спать там, где он сидит, что-то всплыло через его подсознание в сознание. Каждая женщина, которая надеялась построить с ним жизнь, жаловалась на это: на то, как что-то твердое и непробиваемое в его мозгу вечно живет в сфере решения проблем, независимо от того, что происходит вокруг: на самом деле, только одна женщина никогда не жаловалась по этому поводу…

В кармане зазвонил мобильный, и он вытащил его.

— Я в такси, — сказала Робин.

— Хорошо, — сказал Страйк, продолжая курить.

— Не думаю, что снаружи кто-то был. Мне кажется, я немного параноик.

— Нам прислали бомбу. Ты не параноик.

— Как твоя нога, Корморан?

— Хреново, — сказал Страйк. Врать больше не было смысла; он сомневался, что скоро сможет полноценно передвигаться. — Но с другой стороны, я только что понял, что у нас может быть зацепка.