— Что я могу сделать? — в отчаянии спросил он. — Скажи мне, как помочь. Скажи мне.

Она не произнесла ни слова, но притянула его ближе, её гибкие руки обвились вокруг его шеи, пока её грудь не прижалась к его груди, и их лбы не встретились. Он почувствовал, как у неё перехватывает дыхание, и он ощутил отклик этого прикосновения, скользнувший вниз по его позвоночнику. Его руки блуждали по её спине, отчасти в попытке согреть её, а отчасти из-за потери того, что ещё можно было сделать. Он хотел понять её, хотел помочь, но ведь он только что пообещал ей, что не будет давить.

Поэтому он укачивал её и говорил всё, что, по его мнению, могло её успокоить. И когда он ничего не мог с собой поделать, то прижимался губами к её щеке, виску, подбородку. И с каждым разом её хватка становилась всё крепче, пока её пальцы не скользнули вверх по его шее и не запутались в его волосах.

Она издала низкий, пронзительный звук, который угрожал разорвать его сердце, и он снова взмолился:

— Скажи мне, как помочь. Скажи мне, что делать.

Он не понимал, что причиняло ей столько боли. Её прошлое, должно быть, было ещё более сложным, чем он думал, потому что теперь на её лице была написана мука, неразбавленная и подавляющая.

Она сжала губы, и слёзы хлынули по ним, падая в быстрой последовательности. Запустив руки в его волосы, она притянула его ближе, пока его рот не коснулся её скулы.

— Это помогает, — прошептала она прерывающимся голосом.

Она повернулась, и когда их губы встретились, небо разверзлось, и пошёл дождь.

* * *

Начавшийся дождь был шоком для их чувств, и Локи попытался отстраниться, но Роар крепко держала его и сильнее прижималась губами к его губам. Горе заливало её, наполняло лёгкие, пока она не начала захлебываться с каждым вдохом. Оно давило на неё снаружи и изнутри, пока она не почувствовала, что в любой момент может быть раздавлена или разорвана на части. Она едва могла дышать, не говоря уже о том, чтобы говорить.

Она знала, что это не её горе. Она познала печаль, но ничего подобного, ничего настолько гнетущего, она лишь чувствовала себя разбитой. Непоправимой. Она знала, что это из-за бури, но не понимала почему. Раньше эти чувства были гневом и яростью, а теперь это? Она была сбита с толку, но, по крайней мере, в этом она не представляла опасности для кого-либо ещё. Если она и собиралась когда-нибудь найти способ прорваться сквозь хватку бури, то только так.

Единственное, что помогало, это этот мужчина, чьи руки сейчас обнимали её. Боль не уходила, но чем ближе он был и чем больше пленил её мысли, тем больше она чувствовала себя самой собой. Когда его губы встретились с её губами, горе превратилось в глухой рёв в глубине её сознания. Когда его язык прошёлся по её губам, умоляя дать войти, она отдалась ему без лишних раздумий.

Даже под проливным дождём тепло лизнуло её кожу при первом прикосновении его языка к её. Это отличалось от их предыдущего поцелуя. Тогда было жестко, яростно. Теперь она не столько чувствовала жжение от его прикосновений, сколько то, что они горели вместе. Поцелуй начался медленно, взыскивающе, но менялся по мере того, как они реагировали друг на друга. Он застонал, когда она поглубже зарылась пальцами в его волосы, сжав пряди чуть крепче. Его зубы заскребли по её нижней губе, и всё её тело содрогнулось; поэтому он сделал это снова, успокаивая жжение языком.

Что-то среднее между отчаянием и голодом вспыхнуло в ней, и это заставило её прильнуть сильнее, задвигаться быстрее, прижаться ближе. Его волосы были влажными в её руках, а кожа его шеи была скользкой под её руками. Она сидела боком у него на коленях, повернувшись к нему всем телом, и он держал её в самых безобидных местах, пока она плакала. Но теперь одна рука тянулась от её колена вверх по бедру, и она жаждала, чтобы он продолжал движение. К чему именно, она точно не знала.

Когда он добрался до верхней части её бедра, его рука невинно скользнула по её бедру и сжала влажную ткань её туники на пояснице. Он держал её там, прижимаясь к её позвоночнику, как будто пытался задержать свою руку, чтобы она не могла блуждать.

Ей хотелось сказать ему, что в этом нет необходимости, но она боялась, что как только они отстранятся, горе снова охватит её. Поэтому вместо этого она позволила своим рукам блуждать. Она исследовала его плечо, но её пальцы скользили только по мокрой одежде из кожи, которая, вероятно, будет испорчена, чем дольше они будут сидеть здесь. Она потянула ремни на его груди, желая, чтобы он был ближе, желая почувствовать его кожу. Она потянулась к его щеке, единственному месту, где, как она знала, могла по-настоящему прикоснуться к нему, и щетина на его подбородке защекотала её ладонь. Он высвободил одну руку из-за её спины, чтобы зеркально отразить её прикосновение, только его ладонь была такой большой, что касалась её щеки и шеи, а кончики пальцев зарылись в её мокрые волосы.

Она подвигала бёдрами, изгибаясь, пока её колени не коснулись его бока, и она смогла полностью прислониться грудью к его груди. Он застонал, прерывая их поцелуй, и всё её тело напряглось, ожидая нападения. Его рот скользнул к её подбородку, пробуя дождь на вкус, и хотя она всё ещё чувствовала чужие эмоции, и слёзы всё ещё смешивались с дождём на её щеках, они оставались приглушёнными.

Его прерывистое дыхание между поцелуями коснулось её чувствительной кожи шеи, и она вздрогнула, когда сильный шок пробежал по её спине. Она откинулась назад, наклонив голову, и, наконец, рука на её спине ослабила хватку и скользнула под влажную ткань, обвиваясь вокруг рёбер. Кончики его пальцев были опаляющими тлеющими угольками на её обнажённой коже, и она приняла его прикосновение, поощряя его единственным доступным ей способом. Она снова запуталась руками в его волосах и задрожала под шквалом ощущений.

— Роар, — пробормотал он, его губы коснулись точки её пульса.

О небеса, это было хорошо. Такое лёгкое прикосновение, но она чувствовала его повсюду.

— Мы должны пойти внутрь.

Она только крепче сжала его и выгнулась навстречу его прикосновениям, желая большего. Она могла раствориться в этом мужчине. Она могла испытать больше, чем просто горе, которое пыталось задушить её. В его объятиях, она могла испытать всё. Он даже превзошёл тягу, которую она испытывала к своему дому, и ответственность, которая ждала её там. Для этого мужчины... она могла отпустить Аврору и быть только Роар.

— Ты простудишься здесь до смерти, — сказал он, сопротивляясь её притяжению и откидываясь назад, чтобы посмотреть ей в лицо. — Роар? — его брови нахмурились, а идеальные, соблазнительные губы сжались.

Она села, пытаясь отстраниться, пытаясь вернуть ту напряжённость, которая вытеснила всё из её головы. Но его руки нашли её щёки, и она поняла, что в тот момент он увидел, что в её глазах всё ещё стоят слёзы. Он открыл рот и отшатнулся назад в ужасе.

— П-пожалуйста, — пробормотала она, стараясь не подавиться нахлынувшими на неё фальшивыми эмоциями. Она всё ещё дрожала, но теперь это была дрожь агонии. — Больно, — прошептала она.

Он выругался, длинной чередой оскорблений, проклиная и себя и бурю. Он осторожно снял её с колен и опустил на мокрый песок. Ей было слишком больно, чтобы делать что-то ещё, кроме как лежать на спине и пытаться дышать. Дождь хлестал ей в лицо, поэтому она перекатилась на бок и зажмурилась. Она услышала крик Локи, дикий звук, который был гораздо больше похож на её прозвище, чем всё, что она когда-либо делала.

Она не знала, сколько пролежала так, дрожа и промокнув до костей. Но она слышала, как Локи тяжело дышит, находясь вне пределов досягаемости её зрения. Его затруднённое дыхание и ворчание сказали ей, что он боролся, чтобы победить бурю.

И через некоторое время она больше не слышала грома. Небесный огонь не освещал темноту за её веками. И стук дождя по её телу прекратился.

Она открыла глаза, и хотя небо всё ещё было чёрным, она знала, что буря прошла. Локи стоял в нескольких шагах, его плечи поднимались и опускались в такт тяжёлому дыханию, спина слегка выгнута. Она не видела его лица, только поникшие очертания его обычно сильной фигуры.

Горе ушло, но каждая частичка её тела болела так, словно что-то действительно давило на неё. Она чувствовала себя опустошённой, как будто печаль всей жизни прошла через неё за несколько мгновений. Она так и осталась лежать, свернувшись калачиком и дрожа от холода. Чем дольше Локи стоял к ней спиной, тем сильнее закрадывалось сомнение.

Когда он подошёл, то ничего не сказал. Он просто подхватил её на руки и понёс обратно в город. Она подавила инстинктивное желание сказать, что может идти сама, потому что не была уверена, что сможет. Она положила голову ему на плечо и крепко зажмурилась. Ей хотелось обвить руками его шею, но у неё не хватило смелости, она даже не знала, стоит ли этого хотеть.

Это была не её жизнь. Не совсем. Это был всего лишь крюк, прежде чем она вернётся в свой мир, независимо от того, что она думала в муках его поцелуя. Даже если она могла доверять ему, он не мог доверять ей. И это её выпотрошило.

Горечь пробежала по её языку, потому что теперь она ясно видела, что сделала с ним тоже, что Кассий сделал с ней. Она манипулировала, лгала и использовала его, чтобы получить то, что ей было нужно. Она обхватила голову руками и прижала ладони ко лбу, пытаясь отгородиться от этой мысли. По крайней мере, пока она не останется одна.

— Почти пришли, — сказал он низким и хриплым голосом.

Он заботился о ней, даже после того, что она только что сделала.

— Я могу идти, — её собственный голос был хриплым, едва ли выше шёпота.

— Не надо. Просто... пожалуйста, не надо, Роар.

Она не была уверена, имел ли он в виду "не надо идти", или "не надо говорить", или "не надо смотреть вверх" на его жёсткий подбородок и мрачную линию рта. Поэтому она решила, что он намекал на всё вместе взятое, положила голову ему на плечо и закрыла глаза от всего мира.