Мэтью всё ещё был там, и они говорили о том, что нашли в доме сенатора... в доме, который, как мы только что узнали, этим утром был стёрт с лица земли. Об этом трезвонили во всех новостях, и люди говорили, как им повезло, что сенатор был в своём родном штате Теннеси во время того, что они посчитали, странным пожаром от короткого замыкания.

Очевидно, сенатор был плохим парнем, и нам нужно было точно выяснить, как он был связан с Баэлем, и что он планировал делать с этой школой.

Я должна была быть с ними на встрече, но я просто не могла больше сидеть спокойно. Мне нужно было пространство, потому что я...

Я всё ещё не плакала.

Ни слезинки.

Я не знала, почему. Я чувствовала, что со мной что-то не так. Можно было подумать, что я не пыталась пропустить через себя произошедшее. Я пыталась. Я была зациклена на этом. Я акцентировала все свои мысли на этом, прокручивая в памяти почти каждый день нашей с Мишей жизни, осознавая, где были признаки его несчастья... но это? Его недовольство сделало его открытым влиянию, потому что им манипулировали.

Миша был для меня целым миром, а я его даже не знала. Не совсем, и это было так же трудно проглотить, как и его предательство. Но я всё ещё не плакала и не понимала этого...

Я споткнулась об упавшее бревно, но вовремя спохватилась.

Вздохнув, я выпрямилась и продолжила идти, пока лес становился всё гуще, и стало появляться всё больше светлячков, мелькающих и исчезающих в нём. Миша называл их молниеносными жучками. Когда мы были младше, мы ловили их руками и гонялись с ними друг за другом.

В груди взорвалась боль, когда я обогнула толстое дерево и наткнулась на... домик на дереве?

Да. Это был домик.

Домик на дереве с чем-то вроде огромной смотровой площадки. Я оглянулась через плечо в сторону главного дома. Я всё ещё была на их территории, так что держу пари, что когда-то он был сооружен для Зейна. Для Зейна и Лейлы.

Сейчас в груди заныло ещё сильнее, потому что я действительно любила Зейна, и если раньше всё было сложно, то теперь всё было чертовски запутано, потому что Защитники и Истиннорождённые...

Это было большое "НЕТ".

И тогда я почувствовала жжение в горле и в глазах. Я хлопнула себя ладонями по лицу и сделала несколько глубоких вдохов, но эти вдохи, казалось, подпитывали уродливый, кровоточащий беспорядок эмоций, разрастающийся в моей груди, нарастающий и нарастающий, пока я не смогла сдержаться. Я не смогла ни проглотить их, ни оттолкнуть. Я не смогла отодвинуть их на задворки своего сознания. Они рвались, прорывались и вырывались на свободу.

Кончики моих пальцев увлажнились, щёки стали влажными, а когда я открыла рот, вырвавшийся крик был полон гнева, горя и ярости. Птицы с соседних деревьев рванули в небо, и всё закончилось только, когда мой голос выдохся и горло охрипло. Я сделала шаг, и я больше уже не нашла в себе сил на ещё один шаг. Я плюхнулась на настил мягкой травы, всё также закрывая лицо руками. Я перевернулась на спину и свернулась калачиком на боку, подтянув ноги как можно ближе к себе.

Я хотела к маме — хотела почувствовать одно из её объятий, прямо сейчас, больше, чем когда-либо в своей жизни, и я хотела к Мише. Боже, я хотела к Мише... к Мише, которого знала и любила, а не к тому, который ненавидел меня. Не к тому Мише, которого мне пришлось убить.

Только не к этому.

Я хотела вернуться и снова и снова доказывать ему, что он особенный и что он важен для меня, и я... я ненавидела это. Чертовски ненавидела это, потому что не я сделала это с ним. Не я заставляла его становиться таким. Я не превращала его в того, кем он стал. Это была не моя вина.

Но складывалось такое ощущение, что так оно и есть, и я снова закричала, но не издала ни звука, потому что крик по-прежнему разрывал моё горло, потому что я плакала не только из-за Миши.

Я наконец-то плакала из-за мамы — поддалась горю, которое росло больше года, боль и гнев от её потери усугублялись тем, что за всем этим стоял Миша. Это всегда был он, и мне хотелось ненавидеть его. Да, но я хотела ненавидеть его ещё больше, потому что, возможно, если бы я это сделала, это не было бы так больно.

Я не чувствовала, как согревается связь в моей груди. Я была настолько захвачена водоворотом эмоций, что не почувствовала приближения Зейна. Я почувствовала его только тогда, когда он присел рядом со мной. Он поднял меня и усадил к себе на колени, сильными руками обняв меня за плечи.

Горе и боль изливались из меня большими, уродливыми рыданиями, и это было больно — всё это приносило боль, и казалось, что это когда-нибудь прекратится. Но, несмотря на всё это, Зейн держал меня крепко, так близко, что даже если бы не было этой странной новой связи, питающей его тем, что я чувствовала, он бы знал.

Он просто держал меня, обняв одной рукой, а другой поглаживал вверх и вниз по моей спине, медленно и успокаивающе, и, наконец, дрожь ослабла и слёзы высохли.

Я не знала, сколько времени прошло, но когда всё закончилось, у меня заболел затылок и горло саднило.

И я не только порвала рубашку Зейна, потянув за неё, но и промочила её насквозь.

Неловко.

Высвободив пальцы из ткани, я отстранилась. Однако Зейн не позволил мне отклониться слишком далеко.

— Мне очень жаль, — поморщившись, я прочистила горло.

— Не извиняйся, — сказал он, и я была благодарна, что сейчас слишком темно, чтобы я могла видеть его лицо, но я почувствовала его руку на своей шее. Он медленно поднял руку к моей щеке и поймал спутанные волосы, собирая их и убирая пряди с моего лица. — Чувствуешь себя лучше? — спросил он мягким голосом.

— Нет, — пробормотала я. — Да.

— Который из них?

— Понятия не имею, — я сделала пару глубоких вдохов. — Я чувствую себя лучше. Вот правильный ответ.

— Меня не волнует правильный ответ, Трин. Я просто хочу знать правду.

Я положила руки ему на грудь.

— Я... Было такое чувство, будто я задыхалась, и... я больше этого не ощущаю.

— Это уже что-то.

Он откинул волосы с другой стороны моего лица.

Прошло несколько минут, и Зейн продолжал держать меня, рукой обхватив мою голову, большим пальцем скользя вверх и вниз по линии моей скулы.

— Я была эгоисткой. Он был прав во многих вещах. Это всегда касалось меня. Я всегда думала о себе и...

— Ты не была эгоисткой. Он был. Эгоистичным, и возможно одержимым, — сказал Зейн. — То, что он сделал, было его виной, и ни чьей больше.

— Я хочу ненавидеть его, Зейн. Часть меня хочет, но я...

— Я знаю. Я понял. Понимаю, — повисла короткая пауза, а потом я почувствовала его тёплые губы на своём лбу, и это продолжалось долго, дольше, чем следовало бы. — С тобой всё будет хорошо.

Я была в порядке.

Я знала это.

У меня всё будет хорошо.

Это будет больно, и это будет преследовать меня, как призрак, но я буду... Я буду в порядке.

И мне нужно было создать некоторое пространство между мной и Зейном, иначе я сделаю что-нибудь импульсивное, и это наверняка будет иметь последствия.

Удерживая равновесие, я соскользнула с его колен на траву рядом с ним. Наши бёдра соприкоснулись, как и руки. Я не стала отодвигаться дальше. Мне казалось, будто я... будто я должна была быть достаточно близко, чтобы прикасаться к нему, и я понятия не имела, была ли причиной этому связь, или всё дело было исключительно во мне.

Зейн откашлялся.

— Я ушёл, когда я...

Мои плечи поникли.

— Когда ты почувствовал меня?

— Да.

— Это связь будет очень... обременительной.

— Не в эту минуту, — сказал он. — Ты нуждалась во мне, и я должен был быть здесь.

Его слова прокрались в моё сердце, хотя я и понимала что к чему — ведь эти слова исходили от связи, а не от его сердца. Я знала это, и всё же они выгравировались в моих мышцах и коже.

— Что они сказали? — спросила я, сосредоточившись на важных вещах. Важные беседы, которые я проигнорировала. — Насчёт Предвестника?

Зейн прислонился спиной к стволу дерева.

— Они беспокоятся. Что бы это ни было, оно работает над этим уже некоторое время, и если Миша был вовлечён в это, оно хотело тебя, и оно всё ещё на свободе.

Я вздрогнула, прислонившись к стволу.

— Я сомневаюсь, что это демон.

— Я тоже, — сказал он, и я почувствовала, как он повернул голову в мою сторону. — Николай тоже не знает что это за создание.

И это оставляло большой вопрос. Что бы это могло быть?

— Ты знаешь, — сказала я, чувствуя усталость, и я закрыла глаза. — Мой отец мог бы ввести нас в курс дела. Дать нам какое-то направление. Может быть, спойлер. Хоть что-то.

Зейн на мгновение замолчал, и я вспомнила, как отец что-то нашептал ему на ухо. Я повернула голову к Зейну и поняла, что наши рты были в нескольких дюймах друг от друга.

— Он тебе что-то сказал?

— Ничего о Предвестнике, — его дыхание коснулось моих губ, когда он заговорил. — Мы справимся, Трин. Нам нужно только остановить конец света, не имея практически никакого предписания.

— Невелика проблема.

Он усмехнулся, и мои губы изогнулись от этого звука и ощущения.

— Нисколько.

Мы оба замолчали, хотя между нами ещё оставалось много недосказанного, но я чувствовала то, что не было сказано через связь. То, что горело живым огнём глубоко во мне, происходило то же самое и в нём. Это было там. Вожделение, потребность и... сильное желание.

Желание чего-то большего. Оно присутствовало, даже если я не была уверена, что это значит, хотя его сердце всё ещё могло принадлежать другой. Желание всё ещё тлело, даже если теперь он был моим Защитником.

Оно всё ещё было там.

— Трин?

— Да?

— Я знаю, что творится апокалипсис и его нужно остановить, но я думал над тем, что ты сказала.

— Одному Богу известно, что это.

Он снова усмехнулся, и я улыбнулась, зная, что он, вероятно, мог это видеть.

— Ты сказала, что тебе нравится бывать на крышах зданий, потому что это ближе всего к звёздам и ближе всего к полёту. А ещё ты сказала, что единственное, чему ты завидуешь, это способности летать.

— Я так и сказала.

— Ты хочешь полетать?