Глава 12
Участок в промышленном районе, на котором я планирую построить новый склад, находится на большом расстоянии от города. Достаточно далеко от города, чтобы обеспечить уединение, но близко к магистрали, чтобы не возникло проблем с дистрибуцией.
— Я хочу, чтобы главный склад находился в центре. Вокруг него разместим еще восемь или около того и заполним их разными товарами, чтобы они служили прикрытием, — говорю я.
— Едой? — спрашивает Артуро.
— Нет. Что-то с большим сроком хранения. Запчасти для машин. Инструменты. Мебель. Включите воображение. Если кто-то сунет свой нос, я не хочу, чтобы что-то вызвало у него подозрения. Например, тонны гнилой еды.
— Хорошо. — Он кивает. — Сколько мы должны перевести, когда склад будет полностью подготовлен?
— Максимум сорок процентов.
— Почему не все? — вставляет Рокко.
Я поворачиваюсь и смотрю на своего капо. Рокко хорош в управлении строительными проектами, но не слишком сведущ в бизнесе. Я сделал его капо после отставки его отца два года назад, но не уверен, что принял правильное решение.
— Никогда, Рокко, не клади все яйца в одну корзину, — говорю я и проверяю часы. Мне нужно возвращаться, иначе опоздаю на аукцион.
— Нино сказал мне, что вы назначили Алессандро телохранителем вашей жены, — произносит он, следуя за мной к нашим машинам. — Из-за того, что его не привлекают женщины?
Я останавливаюсь и поворачиваюсь так резко, что он чуть не налетает на меня.
— Мне плевать, кто его привлекает, Рокко. Я назначил его, потому что он чертовски хороший телохранитель.
Он слегка отступает назад.
— Да, но...
— Ты сомневаешься в моем решении?
С его лица сходят все краски.
— Нет, босс. Конечно, нет.
— Уверен?
— Да. — Он делает еще шаг назад. — Простите меня, босс.
— Хорошо. — Сажусь в машину и выезжаю с парковки под звуки визжащих шин и запах горящей резины на шоссе, ведущее обратно в город.
По дороге звоню Аде, интересуюсь, что делает Милена, и та отвечает, что жена в пентхаусе, гоняется за кошкой. Тревога во мне немного утихает. И все же я сильнее жму на газ.
Слова Рокко крутятся в голове, пока жду, когда сменится светофор. Рокко всегда был гомофобом и считает геем любого мужчину, который не балуется с каждой желающей женщиной. Интересно, он прав насчет Алессандро? Не помню, чтобы я когда-либо видел его с женщиной или говорил о ней. По правде говоря, за пять лет его работы на меня, не думаю, что слышал, чтобы Алессандро Дзанетти произнес больше, чем пару слов.
В первое время, когда он стал членом семьи, у меня возникли подозрения. Он явно прошел военную подготовку, и я даже подумал, что он полицейский под прикрытием, поэтому Нино тщательно проверил его прошлое. Все выглядело солидно. Военная служба несколько лет, затем почетная отставка из-за ранения. Не помню характер ранения, о котором упоминал Нино, но оно определенно не повлияло на способности Алессандро. Исходя из того, что я видел, мужчина находится в прекрасной физической форме. За прошедшие годы я несколько раз проверял его, поручая ему проведение операций по ликвидации, просто чтобы оценить его реакцию на случай, если он на самом деле является подсадным. То, с какой хирургической точностью и без секундных колебаний он избавлялся от своих целей, подтвердило то, что я уже подозревал. До того, как он присоединился к «Коза Ностра», Алессандро был профессиональным киллером. Поэтому я позаботился о том, чтобы его навыки не пропали даром.
* * *
При виде Милены, вошедшей в гостиную через двойные двери, я невольно окидываю взглядом ее белые туфли на шпильках и белое платье, выгодно подчеркивающее ее фигуру. Волосы распущены, мягкие локоны ниспадают до середины спины. Она накрасилась и выглядит потрясающе красивой.
— Мероприятие продлится всю ночь? Если да, то я сменю обувь на туфли с каблуком поменьше, — говорит она, роясь в сумочке. — Я уже привыкла носить кроссовки.
— Нет.
— Слава Богу. — Она останавливается передо мной, поднимая глаза на меня. — Ты в порядке?
— А что?
— У тебя слегка обескураженное выражение лица. Оно не совсем сочетается с твоей властной личностью, Торе, солнышко. — Она ухмыляется.
— Торе?
— Твое имя слишком длинное. Долго выговаривать, и пока я его выговорю, уже забуду, что хотела сказать. Или ты предпочитаешь, чтобы я и дальше звала тебя Куртом? Хотя это может сбить с толку кота.
Очень смешно.
— Торе сойдет, — говорю я. — Дай мне руку.
— Ты уже забрал у меня жизнь. Я больше ничего тебе не дам.
— Руку, Милена. Левую.
Она протягивает руку. Я достаю из кармана два толстых золотых кольца и надеваю поменьше на ее безымянный палец.
Милена приподнимает брови.
— Я думала, мы пропустили часть с кольцом.
— Мы ничего не пропускаем, cara. Кольца принесли с опозданием.
И я позаботился о ювелире, чтобы он знал, как к этому отношусь. Нино сказал, что мужчина проведет в больнице не менее двух недель.
Все еще держа Милену за руку, я наслаждаюсь видом кольца, которое отмечает ее как мою, на ее изящном пальчике. Я поднимаю второе кольцо перед ее лицом.
Милена качает головой.
— Не думала, что ты любитель украшений.
Я - нет. У меня и в мыслях не было жениться и тем более носить обручальное кольцо. До этого момента.
Она берет кольцо.
— На левую руку или на правую?
— На правую. — Хочу, чтобы оно всегда было на виду, а не спрятано под перчаткой. Кольцо все равно не налезет на мою деформированную костяшку.
Милена берет мою правую руку и надевает мне кольцо на палец. Едва она собирается отпустить кольцо, я обхватываю ее за руку. Милена косо смотрит на меня, но не отстраняется, когда я веду ее к двери.
* * *
Стоит нам войти в галерею, как все взгляды устремляются на нас и следят за каждым нашим шагом, пока идем через фойе в главный зал, где будет проходить аукцион. Здесь собрались все те же люди, которые часто посещают подобные аукционы, и я впервые привел с собой женщину. Я также никогда не брал с собой телохранителей. Однако, поскольку Милена сегодня со мной, то Стефано и еще двое мужчин держатся позади.
От меня не ускользнуло, как большинство мужчин глядят на мою жену. Они всячески стараются это скрыть, но вижу, как они рассматривают ее, когда думают, что я не вижу, поэтому отпускаю руку Милены и обнимаю ее за талию. Милена поднимает на меня глаза и откидывает прядь волос, упавшую ей на лицо. Я вижу блеск золота на ее пальце. Обручальное кольцо, выбранное мной, кажется абсурдно большим на ее хрупкой руке. Возможно, нужно было бы выбрать кольцо потоньше, но мне нравится то, что есть.
— Скажи, это разумно? — спрашивает она.
— Что именно?
— Быть на людях, когда тебя пытаются убить?
— Кто-то всегда пытается убить меня, Милена. Я не собираюсь из-за этого прятаться в домике. Какой сигнал это пошлет?
Она качает головой и вздыхает.
— Мужчины.
Я веду ее к дальнему ряду сидений, который обычно предназначен только для меня, и к последним двум местам на стороне, наиболее удаленной от двери. Стефано, как и приказано, встает позади Милены, а два других телохранителя занимают свои места слева и справа от входа.
Милена сидит рядом со мной, ее спина прямая, а руки сцеплены на коленях, и кажется, что она ничем не интересуется. Но взглядом следит за разными людьми, которые молча входят в зал и занимают свои места. Она пристально смотрит на группу мужчин, только что вошедших в зал, и тихо бормочет. Я слегка склоняю голову набок, чтобы лучше ее расслышать.
— ...что это за похоронная атмосфера? — бормочет она. — Они оплакивают кучу денег, которые собираются потратить на безделушки?
Откинувшись назад, протягиваю руку вдоль спинки сиденья Милены. Меня бесконечно забавляет, какой сварливой она иногда бывает.
Большой экран на противоположной стене загорается, и я наблюдаю за женой, пока идет аукцион. По мере того как продаются картины, причем качество и стоимость каждой из них неуклонно растут, ее глаза становятся все шире. Она вздрагивает, когда ассистенты выносят большое фактурное полотно в оттенках черного, серого и красного.
— Картина настораживающая, — шепчет она.
Я перевожу взгляд на картину, на которой изображен обезглавленный олень, стоящий на чем-то, похожем на груду кухонных кастрюль. На ценнике написано двадцать тысяч долларов.
— Неужели кто-то это купит? — спрашивает Милена.
— Подождем и увидим.
Никто не делает ставки. Волне закономерно. Все знают, что у них нет шансов ее заполучить. Человек, принимающий телефонные предложения за своим столом в углу, поднимает руку.
— Сто тысяч, — восклицает он.
— Что? — реагирует Милена. — Кто выложит сто тысяч, чтобы иметь такое у себя дома?
— Пахан Братвы из Чикаго, — говорю я. — Картину нарисовала его жена. Она выставляет по одной картине на каждом аукционе, и он покупает их все, независимо от цены. Все остальные уже давно перестали делать ставки на ее картины.
— Люди иногда такие странные, — качает Милена головой.
Выбранная мной картина — натюрморт менее известного английского художника девятнадцатого века. Когда я делаю ставку, Милена медленно приподнимает бровь, но воздерживается от комментариев. Когда с картинами покончено, аукцион, как всегда, переходит к ювелирным изделиям. Обычно на этом этапе я ухожу, но сегодня решил остаться и понаблюдать за реакцией Милены на выставляемые украшения.
Я уже практически пришел к выводу, что Милена совершенно равнодушна к драгоценным металлам и камням, когда выставляют старинный золотой браслет. По дизайну в нем нет ничего особенного. В нем нет ни драгоценных камней, ни бриллиантов, просто солидный золотой браслет с выгравированными разрозненными цветочными элементами. Единственное, что в нем особенного, - это то, что он сделан в двенадцатом веке. У Милены загорелись глаза, и она наклонилась вперед к экрану, разглядывая крупный план над подиумом. Она совершенно не обращала внимания на все бриллианты, рубины и жемчуг, но сейчас, не моргая, смотрит на самый обычный на вид предмет. В примечании под изображением указана начальная цена в шестьсот пятьдесят тысяч долларов. Убедившись, что Милена не видит, что я делаю, поднимаю руку. Мое движение едва уловимо, но у аукциониста тонкий нюх.