— Им некуда было идти? — сказала я, пытаясь собрать все воедино.

— Им негде было жить, — поправил меня Фрэнк. — Доказательства свидетельствуют о том, что X2 должны были провести свой последний цикл в Учреждении Двадцать четыре, где они должны были пройти всестороннее тестирование, прежде чем их микрочипы были бы уничтожены.

Я ощущала, что это был не конец истории. Воробей не стояла бы здесь, если бы все X2 были уничтожены. Я не знала, должен ли я была знать о морозильнике для эмбрионов у Фрэнка или нет, поэтому я старалась быть осторожной:

— И… что случилось?

— Испытания так и не были завершены — и Учреждения Двадцать Четыре больше нет.

— Они сбежали?

— Спасательные команды обнаружили обезглавленные останки каждого члена персонала, исследователей и службы безопасности, погребенные в руинах Учреждения Двадцать четыре. Земля вокруг была настолько пропитана вредными химическими веществами, что три близлежащих города были навсегда переселены. По сей день место служит ядовитой свалкой, куда нельзя попасть без сверхсекретного допуска.

— Черт возьми… — я бросила взгляд на Воробья, ее вдруг очень заинтересовало пятно на потолке. — Думаешь, она оторвала кому-нибудь голову?

— Сомнительно. Более вероятно, что единица X2-1 использовала свои обостренные зрительные чувства и необычайную память, чтобы сделать карту Учреждения и запомнить процедуры безопасности. Хотя отчет был настолько сильно отредактирован, что невозможно с уверенностью заявить о ее роли.

Я сомневалась. И я внезапно ощутила щипок на макушке — чувство, которое я отказывалась называть страхом, но которое, тем не менее, заставляло меня слезть с ведра и оказаться подальше от Воробья.

— Все семь юнитов X2 в конечном итоге были захвачены и возвращены в зачаточное состояние. Стоит отметить, что Воробей скрывалась дольше всех: она сдалась колонии X1 Даллас, — добавил Фрэнк, когда его объектив скользил по моим расширенным глазам, — которая оказалась под юрисдикцией шерифа Блейза Торна.

Мой следующий вдох с такой силой застрял у меня в горле, что я буквально задыхалась. Я чувствовала, как Воробей и Фрэнк смотрели на меня, пока я корчилась в приступе кашля. Примерно через тридцать секунд у меня хватило воздуха, чтобы воскликнуть:

— Блейз был шерифом?

— Юниты X1-35, X1-36 и X1-37 были назначены шерифами.

— Назначены? Как насчет лотереи?

— Я не понимаю.

— Лотерея. Люди вносили свои имена в список, и в лотерее им сообщалось, где они будут работать, на ком собираются жениться, будут ли у них дети…

— Все эти факторы были предопределены вашими создателями, — просто сказал Фрэнк. — Юниты выполняли одну и ту же работу каждый цикл. Одни и те же юниты всегда были соединены вместе. Определенные пары юнитов предназначались для воспитания детей. Эта лотерея, должно быть, была средством умиротворения, призванным увековечить иллюзию справедливости и подавить любое чувство авторитарной несправедливости.

— Что?

— Создатели не хотели, чтобы вы все начали задаваться вопросом, почему некоторые люди живут в хороших домах, а остальные живут на свалке, — ответила Воробей. — Они хотели, чтобы вы могли во всем винить лотерею.

Моя голова кружилась. Я споткнулась о ведро и тяжело села.

— Я была шерифом.

— Да, — сказал Фрэнк.

— Я всегда была шерифом, каждый раз?

— Да.

— Почему? Кто в здравом уме сделал бы меня шерифом? — спросила я вслух.

— Не могу представить, — буркнула Воробей.

— Прости, Шарли. Большая часть твоего файла была отредактирована, — сказал Фрэнк, его динамики тихо гудели. — Я могу сказать, что твоя ДНК состоит из образцов от трех разных доноров.

— Кем они были?

— Точно не знаю. Их файлы также были сильно отредактированы. Но я могу назвать причины, по которым они были выбраны в качестве доноров, — быстро сказал Фрэнк, когда я закатила глаза, — и, возможно, ты сможешь догадаться об их сходстве по этому поводу.

— Ладно, давай, — фыркнула я. Я никогда не получу от Фрэнка ничего полезного. Все, что я хотела знать, он удобно не мог мне сказать.

После нескольких задумчивых кликов Фрэнк сказал:

— Донор Один был уголовником с обширным криминальным прошлым и уровнем интеллекта намного выше среднего. Донор Два был гражданским лицом с исключительно крепкой иммунной системой, пережившим длительное воздействие не менее чем семидесяти четырех вирусов и штаммов бактерий. А Донор Три был заслуженным ветераном вооруженных сил, совершившим почти четыре тысячи подтвержденных убийств.

Знание о моих донорах не заставило меня чувствовать себя лучше. Я как бы знала, что этого не произойдет, но я питала эту надежду до тех пор, пока Фрэнк не начал говорить о моей обширной криминальной истории — или обширной криминальной истории моего донора, кем бы он, черт возьми, ни был.

Грустно думать, что внутри меня жили частички других людей. Наверное, что на самом деле я даже не была собой — просто сшитый воедино беспорядок. Словно три цвета краски Воробья смешались в каком-то несочетаемом оттенке оранжевого или коричневого. Это точно не было красиво.

— У тебя есть вопросы ко мне, Шарли? — сказал Фрэнк после того, как я просто сидела и смотрела целую минуту.

— Нет! Нет, ради бога, больше никаких вопросов, — резко сказала я. Моя голова болела. Было больно в самом основании, и я изо всех сил старалась не представлять, как мой чип извивался сзади.

Скользя по сероватым хребтам.

Застряв в слизи.

Объектив Фрэнка следовал за моей рукой, когда я потянулась назад, чтобы почесать крошечный выпуклый шрам в расщелине черепа.

— Да. Я немного ознакомился с процессом восстановления микросхем. Я могу выполнить простую процедуру, которая предотвратит преждевременное отторжение чипа твоим органическим веществом.

— Преждевременно…? Нет, я не хочу знать, — сказала я до того, как Фрэнк начал говорить. Теперь я знала, что чувствовал Уолтер, когда я говорила о Далласе и о телевидении: от всех этих новых вещей у меня просто голова болела. — Давай сделаем это. Сделаем операцию.

— Завтра в десять утра, — сказал Фрэнк.

— Да, конечно.

Он повернулся туловищем к проходу, и я выдохнула с облегчением. Я была удивлена, что он не спросил нас о дроне.

Но я поспешила.

— Воробей и Шарли? — сказал Фрэнк.

— Да? — сказали мы вместе, ее голос был ровным и спокойным, а мой — чуть хриплым.

— Вы знаете что-нибудь о том, что произошло в командной комнате?

— Н…

— Что случилось? — Воробей перебила меня.

— Кажется, произошел сбой с одним из дронов. Постоянный сбой. Я не верю, что его когда-нибудь можно будет вернуть в строй, — ровным голосом продолжил Фрэнк, — и мне любопытно, знает ли кто-нибудь из вас что-нибудь об этом.

Воробей в тупике. Я знала это, потому что она замолкла на целую секунду, прежде чем пробормотать:

— Что за дрон?

— Она имеет в виду, какой дрон, — быстро сказала я. — Их десять, верно?

— Да.

— Я думаю, что мы летели… ах, смотрели номер восемь и девять.

— Когда это было?

Я пожала плечами.

— После завтрака. Потом стало скучно, так что Воробей привела меня сюда, что… — я морщусь, махнув на картины, — я бы очень хотела, чтобы она этого не делала.

— Понимаю, — Фрэнк на мгновение замер, его объектив скользил между нами. — Воробей?

Она приподняла брови.

— Да?

— Как ты повредила нос?

— Шарли ударила меня.

— Черт возьми, Воробей! — возмутилась я.

— Что?

— Ты обещала, что ничего не скажешь!

— Ну, я не хочу лгать. И Фрэнк никогда бы не поверил, что я настолько неуклюжа, что причиняю себе боль, — заявила она.

— Надеюсь, вы разрешили свои разногласия? — сказал Фрэнк.

— Ага, — буркнули мы.

— Хорошо. Тогда, Шарли, — его голова повернулась ко мне, — ты поможешь Воробью ухаживать за ее раной, пока она заживает. И вы потеряете на неделю привилегии Архива.

Я до сих пор не знала, чем был Архив, так что меня это устраивало.

— Звучит честно.

— Хорошо. Увидимся в медицинском отсеке завтра в десять утра. Не опаздывай.