Но если я этого не сделаю, как смогу достигнуть желаемого? Я ждала совершеннолетия, чтобы заявить, что стала женщиной.

Я хочу, чтобы он видел во мне женщину.

Возможно, именно поэтому спрашиваю:

― Думаешь, мне стоит завести парня?

― Это не мое дело, мелкая.

― Я-я не мелкая.

Он ухмыляется.

― Ты только что надулась, как ребенок.

Черт. Я знала, что он все еще думает обо мне, как о маленькой девочке. Неужели он не видит, что я взрослая? Как я смотрю на него?

Не замечает, что я не могу отвести от него взгляда?

― Хочу, чтобы это было твоим делом, ― настаиваю я. ― Что скажешь?

― О чем?

― Стоит ли мне завести парня?

― Нет.

Мое сердце готово пробить грудную клетку и упасть к его ногам. Он сказал, что я не должна заводить парня. Это же не просто так, верно?

― Почему? ― Пытаюсь казаться невозмутимой, но не могу сдержать дрожь в голосе.

― Кингу это не понравится.

Ох.

Что ж, мы снова возвращаемся к папе.

Очевидно, я жажду крови, потому что отказываюсь отступать.

― А тебе?

― Мне?

― Тебе понравится, если я заведу парня?

Он молчит некоторое время, а затем отвечает:

― Мне все равно.

Точно.

Конечно.

Зачем королю джунглей смотреть в сторону бродячего детеныша, если рядом с ним бесчисленное количество львиц?

В моей груди снова образовалась пустота, такая же, как в тот момент, когда я думала, что он не придет. Прижав руку к груди, пытаюсь сохранить нейтральное выражение лица.

Сейчас идеальный момент для того, чтобы забраться в шкаф и напичкать себя ванильным мороженным или молочным коктейлем.

― С днем рождения, Гвинет.

Он достает из кармана маленькую синюю коробочку и бросает ее в мою сторону.

Я роняю телефон на колени, пытаясь поймать коробочку. Подарок от него ― почти заставляет меня забыть о сказанном им ранее. Об апатии, о которой пишут все средства массовой информации.

Почти.

― Я могу его открыть?

― Конечно.

Я еще не открывала другие подарки, но те, что я получаю от Нэйта, всегда в приоритете. Раньше он дарил мне игрушки и книги. Не похоже, что здесь упаковано что-то подобное.

Внутри находится золотой браслет с шармом в виде весов. Я зажимаю его между пальцами и улыбаюсь.

― Очень красиво.

― Моя помощница выбрала его.

Я перевожу взгляд с браслета на него.

Он дает понять, что никогда бы не выбрал что-то подобное для меня, но, как бы то ни было, это он купил его, остальное не имеет значение.

― Он по-прежнему прекрасен. Спасибо.

― Кинг сказал, что ты хочешь изучать право.

― Ага. Он мой пример для подражания.

И ты.

Я не говорю этого, потому что мне кажется, что за несколько секунд он воздвиг стены. Напряжение в его челюсти и лице пугает меня.

Но, видимо, я недостаточно напугана, потому что выпаливаю:

― Поможешь надеть его?

― Нет.

Категоричный отказ заставляет меня вздрогнуть. Обычно он не отказывает в моих просьбах, не то, чтобы я часто его о чем-то просила. Несмотря на то, что я знаю Нэйта всю свою жизнь, он всегда меня пугал.

Думаю, так же, как и многих людей пугает папа.

― Почему?

― Ты сама можешь справиться с этой задачей.

Выражение его лица становится замкнутым, и я понимаю, что он закончил с разговорами и собирается уйти, громко хлопнув дверью перед моим носом.

И если он уйдет, мой план потерпит грандиозное фиаско.

Если он уйдет, я останусь ни с чем.

Он все еще не видит во мне совершеннолетнюю. Он по-прежнему считает меня ребенком, и, если я ничего не сделаю, это никогда не изменится.

Если я ничего не сделаю, уверена, что буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

Поэтому собираю остатки мужества, телефон и коробка падают на качели, когда я встаю.

Благодаря папиным генам я высокого роста, но все равно едва достаю Нэйту до плеч, даже на каблуках. О, и по сравнению с ним я крошечная.

Но это меня не останавливает, я подхожу ближе до тех пор, пока моя грудь не соприкасается с его. Пока ткань моего платья не касается его, сшитой на заказ, куртки.

Это не первый раз, когда я нахожусь так близко к нему, но это первый раз в сложившихся обстоятельствах, после всех потрясений и снов, главным героем которых всегда является он.

Эти сны оставляют меня влажной и нуждающейся.

― Что ты делаешь?

Его голос такой же жесткий, как и тело, но он не отступает и не отталкивает меня.

Нэйт остается на месте, словно прочная стена, которую я всегда хотела преодолеть.

― Не поможешь мне надеть браслет?

― Я сказал нет.

― Почему ты не хочешь сделать это?

Я задумалась над своими словами.

Сделать это.

Я и Нэйт.

Я и Нэйт делаем это.

Дерьмо. Мне стоит промыть разум отбеливателем и надеяться, что все грязные мысли испарятся.

― Возвращайся на вечеринку, Гвинет.

В неодобрении кривлю губы. Он никогда не использует уменьшительное имя, как остальные, и это бесит меня.

Гвинет звучит безлико и отстраненно.

Расстояние между нами ― последнее, чего я хочу, поэтому двигаюсь вперед, стирая невидимую линию, где его мир отделен от моего.

Я растопчу эту линию, уничтожу, сожгу дотла.

Потому что теперь я взрослая, и мне это под силу.

― Я хочу быть здесь, Нэйт.

Его густые брови сошлись на переносице.

― Как ты меня назвала?

― Нэйт, ― отвечаю я, на этот раз тише, немного неуверенно, немного испуганно. Потому что, черт возьми, его глубокий, грубый голос и напряженность в теле пугают.

Мои мысли подтверждаются, когда он говорит твердо, властно поражая меня до глубины души:

― Дядя Нэйт.

― Я больше не хочу называть тебя так.

― Не тебе решать. Дядя Нэйт, ясно?

Я сглатываю от его не подлежащего обсуждению тона и твердой нотки в нем. Неудивительно, что он ― сила, с которой приходится считаться в зале суда. Если бы я была преступником, то уже стояла бы на коленях.

Черт, я бы встала на колени даже без криминальной составляющей.

― Отвечай, Гвинет.

― Да. Хорошо. Поняла.

Он прищуривается, и я знаю, что ему не нравится, что я использую два или три разных термина для обозначения одного и того же. Однажды он сказал мне, чтобы я соизмеряла слова, прежде чем говорить, но я не такая дисциплинированная или напористая, как он. Никогда не была и, наверное, никогда не буду.

Но какая-то часть меня жаждет этого, потому что, если я буду такой, он начнет видеть во мне женщину, а не ребенка.

Женщину.

Но вместо того, чтобы прокомментировать мои слова, он говорит:

― А теперь возвращайся на свою вечеринку.

― Не хочу.

― Гвинет, ― предостерегает он.

― Хочу подарок ко дню рождения.

― У тебя уже есть, по крайней мере, один.

― Браслет не считается, потому что его выбрала твоя ассистентка.

Вообще-то я так не думаю, но ему не нужно об этом знать.

Он выдыхает.

― Чего ты хочешь?

― Я могу кое-что сделать?

― В разумных пределах

― Однажды ты сказал, что разум субъективен. Это значит, что то, что ты считаешь разумным, полностью отличается от моих мыслей.

― Верно.

― Тогда не говори, что я вела себя неразумно, хорошо?

Прежде чем он успевает сформулировать свои мысли или теории, я хватаюсь за лацкан его пиджака, прижимаюсь грудью к его груди и встаю на цыпочки.

В тот момент, когда наши губы соприкасаются, мне кажется, что я достигла другого уровня существования — такого, о котором и не подозревала. Его губы очень мягкие и теплые, но в них есть скрытая твердость, как и во всем остальном.

Я прижимаюсь своим ртом к его закрытому и высовываю язык, чтобы облизать его нижнюю губу. Это нерешительно и неловко, но я не останавливаюсь.

Не могу.

Боже. На вкус он еще лучше, чем в моих запретных фантазиях.

Нэйт не открывает рот и не целует меня в ответ, а его прижатое к моему тело превращается в гранит.

Так как я видела, как он боксирует с папой бесчисленное количество раз, знаю, что у него стальное тело, но в реальности ощущать, как его пресс сжимается напротив моего ― непередаваемые ощущения.

Если бы я могла остаться здесь на всю жизнь, то сделала бы это в мгновение ока.

Черт, я готова принять неизбежные всплески пустоты, если это означает, что смогу проживать этот момент снова и снова. Если мне удастся существовать здесь все оставшиеся годы, я буду жить.

Однако мой маленький момент экстаза прерывается, когда меня за волосы оттягивают назад.

Я откидываю голову назад, и смотрю в его суровые глаза. В них дикая тьма, сочетающаяся с силой его пальцев в моих волосах. Это темный, глубокий поток, и я застряла в его эпицентре.

― Никогда больше так не делай. Понятно?

Мои губы дрожат, я не могу удержаться и не облизнуть их ― и его вкус. Глаза Нэйта сосредотачиваются на этом жесте, и мускулы напрягаются на его твердой челюсти. Это едва заметное движение, но сейчас это кажется таким значимым, важным.

― Скажи, что понимаешь, Гвинет, ― говорит он, все еще глядя на мои губы, затем переводит взгляд на мои разноцветные глаза.

― Я... я понимаю.

Если я ожидала, что мои слова успокоят его, то этого не происходит. Его челюсть сжимается еще сильнее, он отталкивает меня, освобождая мои волосы от своей крепкой, восхитительной хватки.

Он качает головой, затем разворачивается и уходит. Его шаги длинные и уверенные, но в этот раз что-то изменилось: напряжение в его плечах.

Я смотрю ему вслед, облизываю губы и перебираю пальцами браслеты, слеза скатывается по моей щеке, когда я бормочу:

― С днем рождения меня.