ГЛАВА 15

Гвинет

― Ты меня слушаешь, Гвен?

Переключаю внимание с ванильного молочного коктейля, в который вставляла и вынимала соломинку, на хмуро смотрящего на меня Криса.

Он заехал за мной, мы сидели в кафе и разговаривали. В итоге все разговоры вел он, а я думала о других вещах.

Например, о том, что Нэйт делал с Аспен весь день?

Несколько часов.

Наедине.

Она даже не воспользовалась своей машиной.

По логике вещей, я не должна так переживать, потому что это не имеет ко мне никакого отношения, верно? За исключением, может быть, одного. Как ни крути, есть свидетельство о браке, в котором говорится, что он женат на мне и, само собой разумеется, что он не может уходить с женщиной, которая не я.

Это только на бумаге. Брак не настоящий.

― Ты все еще расстроена из-за своего отца? ― снова пытается Крис.

Какой же он джентльмен. Лучший из всех и очень сексуальный в кожаной куртке, с волосами средней длины и пухлыми губами, созданными для поцелуев.

Но не думаю, что поцелуи должны быть нежными. В них должно быть что-то сокрушительное. Может быть, что-то вроде чувства, которое сейчас поселилось у меня в груди.

Это должно быть больно. Разрывать изнутри и заставлять истекать кровью.

Но разве быть раненным и разорванным на куски ― это правильно?

Возможно, Нэйт прав. Может быть, безопасность ― это то, что мне нужно. Потому что кто захочет быть разорванным на части без надежды когда-либо снова стать цельным?

Я, очевидно, потому что чем дольше смотрю на Криса, тем больше убеждаюсь, что он не тот, кто даст мне то, чего желаю.

― Дело не в папе. ― Смотрю на свой молочный коктейль, следя за вихрем, поднимаемым соломинкой, прежде чем поднять на него глаза. ― Прости, Крис.

― За что?

― За то, что ввела тебя в заблуждение. Я не хотела, честное слово, но...

― Я просто тебе не нравлюсь, да?

Я вздрагиваю.

― Все в порядке, хотя моя гордость немного уязвлена. Теперь я начинаю думать, что Джен права, и ты использовала меня из-за «Харлея».

― Если тебя это утешит, я думаю, ты идеален.

― Просто не твой идеал?

― Да, наверное. Если бы я не была чокнутой, то выбрала бы тебя.

― Именно потому, что ты немного сумасшедшая, ты мне нравишься, Гвен. Люди, которые не ценят в тебе этого, не заслуживают тебя.

― Не заслуживают?

― Нет, и тебе нужно вычеркнуть их из своей жизни.

― А что, если я не могу? Что, если они уже незаметно устроили себе уютное местечко в моей жизни и от них невозможно избавиться?

Он расслабленно откидывается в кресле, перекрещивая ноги в лодыжках, и делает глоток кофе со льдом. Его любимый напиток похож на его личность ― прохладный, вкусный и определенно успокаивающий.

― Думаю, это значит, что ты слишком глубоко увязла.

― Нет, нет. Ты должен убеждать меня оттолкнуть их, даже если в процессе мне будет больно.

Он склоняет голову набок.

― Почему ты должна страдать? Если кому-то и должно быть больно, так это им.

― Мне не нравится... причинять боль людям. Я чувствую себя ужасно, поступая так с тобой.

― Не бери в голову. Воспринимай меня, как свой опыт, детка. А теперь скажи, кто этот засранец?

― Ты... его не знаешь.

Конечно знает.

Всем в стране известно об Уиверах и их силе. Кроме того, Крис учится на юридическом факультете, так что он более чем осведомлен о «У&Ш».

Но я трусиха, ясно? Не хочу, чтобы он осуждал меня за то, что я так безнадежно и глупо увлеклась лучшим другом папы. Я бы не придавала этому особое значение, но Крис особенный. Ему нравится моя странность, а таких людей, как он... необходимо удерживать. Не хочу, чтобы он сбежал без оглядки, потому что я расстроена тем, что кто-то, кто намного старше меня, встречается с кем-то более подходящим. С кем-то, кто близок ему по возрасту, и кто работает с ним.

Я выпиваю половину молочного коктейля без соломинки, чтобы успокоить пылающее горло.

― Кем бы он ни был, он придурок, не заслуживающий твоего внимания.

― Да, он гребаный мудак.

― Ублюдок.

― Хладнокровный, бесчувственный мерзавец.

― Выскажись, Гвен

― И… и он никогда не пытался поговорить со мной, чтобы узнать получше, понимаешь, несмотря на то, что я знаю о нем все. Он считает меня ребенком, и ему нравится напоминать мне, что я слишком молода. Ему нравится напоминать о возрасте, потому что я не могу этого изменить. Так что он типа самый большой придурок, который когда-либо существовал, и иногда я его ненавижу. Я бы хотела постоянно его ненавидеть.

Крис слегка улыбается.

― Потребуется практика, но у тебя все получится.

Я вздыхаю, чувствуя некоторое облегчение после выброса адреналина.

― Спасибо, что выслушал меня, хоть я и была сукой по отношению к тебе.

― Ты никогда не была сукой, Гвен. Ты подавала достаточно знаков, чтобы оттолкнуть меня, но я хотел быть рядом. Это мой выбор, и я остаюсь при своём мнении.

― Ты все еще хочешь быть моим другом?

― Конечно. Кроме того, ты застряла со мной на все лето.

― Что?

― Меня приняли на стажировку в «У&Ш».

― Боже мой, Крис! Почему ты не сказал?

― Только что это сделал.

Он улыбается своей очаровательной, беззаботной улыбкой, и я так рада этому. Я счастлива, что не обидела его до такой степени, чтобы стереть его прекрасную улыбку.

― Я так рада, что мы проводим вместе время.

― А я-то думал, ты уже готова избавиться от меня.

― Конечно, нет! Мы можем быть друзьями, правда?

Он чокается своим кофе со льдом с моим стаканом.

― Безусловно.

Мы непринуждённо болтали, в чем нет ничего нового. Мы с Крисом всегда ладили, поэтому он пригласил меня на свидание, сказав, что хочет перейти на новый уровень. У нас ничего не вышло, и я счастлива, что мы по-прежнему поддерживаем дружеские отношения.

Мы говорим о колледже, экзаменах и о том, где наши сокурсники проходят практику. Он рассказывает о собеседовании в «У&Ш», о том, как было трудно, но ему удалось их впечатлить, потому что он гений.

Приятно знать, что я буду не одна среди враждебно настроенных стажеров. С Крисом у меня будет более терпимое лето.

Мы ходим по магазинам, так как нам необходимо купить парочку костюмов, поскольку он не может прийти в кожаной куртке, даже несмотря на то, что он в ней неотразим. Я тоже покупаю несколько вещей. И теряю счет времени.

Отвлечение ― это хорошо. Мне нельзя давать слишком много свободного времени, потому что я начну его тратить на размышления, пока не сведу себя с ума.

Когда Крис подвозит меня домой, уже поздно. Мне требуется несколько минут, чтобы натянуть юбку-карандаш на бедра. Пришлось немного задрать ее, чтобы я могла забраться на мотоцикл, и использовать сумки, чтобы прикрыться. Очевидно, узкие юбки и «Харлеи» несовместимы.

Как и мои волосы со шлемом, потому что они застревают в нем. Третий раз за сегодня.

― Дурацкие волосы, ― вздыхаю, пытаясь распутать волосы, не вырвав их с корнем.

Крис усмехается и слезает с мотоцикла, чтобы помочь. Он нежнее, чем я, ему удается снять шлем, не вырывая волосы.

― Ты должна быть терпеливой, Гвен.

― Разве это не синоним слова скука?

Он качает головой, приглаживая мои волосы.

― Спасибо, Крис. За все.

Он обнимает меня.

― Я рядом.

Я обнимаю его в ответ.

― Теперь я чувствую, что использую тебя.

― Это я использую тебя, чтобы ты дала мне постоянную работу, когда будешь владеть «У&Ш».

Я отталкиваю его, смеясь.

― Им повезет, если ты будешь их сотрудником.

― Ловлю тебя на слове.

Он взъерошивает мои волосы, затем запрыгивает на мотоцикл. Рев двигателя эхом отдается в воздухе, когда он уезжает, а я остаюсь на месте, машу рукой, пока он не исчезает из виду.

Затем на цыпочках иду ко входу, потому что папа точно надерет мне задницу за опоздание и езду на мотоцикле.

Когда открываю входную дверь, мои плечи опускаются от осознания.

Точно. Папы здесь больше нет. Думаю, я все еще отрицаю это, потому что каждый день, просыпаясь, надеюсь, что обнаружу его на кухне, или он постучит в мою дверь, сообщая, что я опоздала на учебу.

В моем сознании папа все еще здесь. Он вернется, потому что так поступают папы. Они остаются.

Они не уходят, как мамы.

Папа не бросит меня, как это сделала она.

― Который час?

Я подпрыгиваю, пакеты выпадают из моих рук и ударяются о пол с гулким стуком.

В прихожей темно, если не считать проникающего в помещение света от садовых фонарей. Но часть окна загораживает высокая широкая фигура, стоящая там, создавая на стенах тень.

Я не могу ясно видеть его черты, но чувствую в них суровость. Напряжение витает в воздухе, посылая воображаемые кинжалы мне в грудь.

― Я спросил, который час, Гвинет.

Выпрямляюсь от резкости и грубой властности в его голосе. Он всегда был строгим, суровым, но впервые в его голосе звучит такая злость, и это заставляет меня говорить.

― Ох, одиннадцать, кажется.

― Кажется? Это лучший ответ, который ты можешь придумать после того, как исчезла, не отвечала на звонки и вернулась на заднем сиденье гребаного мотоцикла?

― Ты мне звонил?

Я тянусь к своей сумочке, которая лежит посреди пакетов с покупками, и роюсь в ней до тех пор, пока не нахожу телефон.

Как и следовало ожидать, три пропущенных звонка от Нэйта.

― Он был в беззвучном режиме, ― медленно говорю я, и это звучит словно жалкое оправдание.

― Что я говорил насчет телефона?

― Я работала и забыла включить его...

― Ответь на гребаный вопрос, Гвинет.

Сила его ярости обрушивается на мой гнев, вытягивая его во всей хаотической красе.

Знаете что? Пошел он на х*й.

Он не имеет права разговаривать со мной подобным образом после того, как причинил боль. И что такого в том, что я хотела забыть о нем на несколько часов, потусовавшись с другом? Почему он пытается заставить меня чувствовать себя виноватой?

Я поднимаю подбородок.

― Ты не имеешь права указывать мне, что делать, ясно? Я могу не отвечать на звонки, уехать на мотоцикле и вернуться поздно, а ты не имеешь права голоса. Ты не мой отец, Нэйт!

Тишина между нами оглушительна, и это заставляет меня обратить внимание на звук собственного дыхания, пульсацию в шее и грохот в груди.