Глава 24

Джош

Мне нужно жениться на Линси Джонс.

Она спит рядом со мной. Лучи утреннего солнца только начинают проникать в окна, освещая ее прекрасные черты.

Я не спал всю ночь, размышляя над словами Дина.

«Гребаный Дин», — с досадой думаю я, и боль в груди возвращается с новой силой.

Мне ненавистно, что прошлой ночью он бросил мне вызов, но он чертовски прав. Если я буду сидеть, сложа руки, то очень легко могу потерять Линси и ребенка. Линси не из тех женщин, кто позволит нам вечно оставаться в тех отношениях, что у нас есть сейчас. Она хочет от жизни большего. Может найти кого-то, кто действительно ее полюбит и захочет жениться или завести больше детей.

Кого-то, но не меня.

От этой мысли у меня кровь стынет в жилах. Возможно, я не жажду традиционной жизни с Линси, но и не хочу, чтобы она вела ее с кем-то другим. Дин прав — в данной ситуации это я должен быть тем, кто подхватит ее, когда она начнет падать. Ее место здесь. Со мной. Где я могу присматривать за ней и ребенком. Никто не позаботится о них так, как я. И если быть семьей на бумаге — это то, чего она хочет, я могу дать ей это. Могу на ней жениться и при этом оставаться достаточно отстраненным, чтобы обеспечить их безопасность. Я дам ей все, что нужно, лишь бы она осталась со мной.

Линси шевелится рядом со мной, ее губы изгибаются в легкой улыбке, прежде чем она хрипло произносит:

— Я чувствую, как ты пялишься на меня.

Я тяжело выдыхаю.

— Думаю, нам надо пожениться.

Ее глаза распахиваются, и она смотрит в потолок, ошеломленно моргая.

— Что?

Слова, которые всю ночь вертелись на кончике языка, выстраиваются для второй попытки.

— Думаю, нам надо пожениться.

Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня прищуренными от света глазами.

— По моему мнению, в женитьбе следует быть уверенным, а не думать о ней.

Она садится на кровати, откидывает с лица взлохмаченные волосы и растерянно смотрит на меня своими великолепными глазами.

— Это из-за вчерашней помолвки Кейт и Майлса?

Я отрицательно качаю головой.

— Нет. Я просто думаю, для нас логично пожениться. У нас будет ребенок.

Она издает смешок.

— Гм... я в курсе!

Я сажусь и жду, что она скажет дальше, но она молчит.

— Ты скажешь мне, о чем думаешь?

Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрывает его и качает головой, будто не в силах поверить, что это происходит на самом деле. Издав странную канонаду звуков, Линси внезапно скатывается с кровати, сжимая простыню, обернутую вокруг ее обнаженного тела, и направляется в мою гардеробную. Хватает с полки футболку и смотрит на меня с открытым ртом, будто собирается что-то сказать, но потом, должно быть, передумывает и, отвернувшись, выходит из спальни. Я вскакиваю с кровати, хватаю спортивные штаны, торопливо одеваюсь и бегу за ней по коридору.

Она на кухне у открытого холодильника.

— Ты мне ответишь? — требую я, когда она достает из холодильника мясную нарезку и сыр и выкладывает их на кухонную стойку.

Прищурившись, Линси проносится мимо меня в кладовую за круглой доской для мясного ассорти.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, когда она возвращается на кухню.

— А на что, черт возьми, это похоже? — шипит она язвительно, когда хватает большой нож из держателя. — Готовлю мясное ассорти.

— На завтрак?

— Да, потому что ты только что попросил меня выйти за тебя замуж, Джош, а я еще даже зубы не успела почистить! — Она наклоняется ко мне с острым ножом в руке, и на ее глаза наворачиваются слезы.

— Ладно. — Я нервно хватаюсь за шею. — Прости. Не думал, что мое предложение тебя расстроит.

— И почему же ты думаешь, что я расстроена? — Она вскрывает упаковку выдержанного чеддера и нарезает его ломтиками.

От раздавшегося всхлипывания я морщусь.

— Потому что ты, по всей видимости, плачешь?

Она стреляет в меня широко раскрытыми обвиняющими глазами.

— А мне нельзя просто нарезать сыра и немного поплакать? — Она берется за дор блю.

Я издаю странный горловой звук.

— Чего? — рявкает она.

— Ты не можешь есть дор блю.

— Почему?

— Потому что он непастеризованный, помнишь? Это написано в твоей книжке для беременных.

Ее челюсть в ужасе отвисает, и она поднимает нож.

— Ты что, издеваешься надо мной? Почему бы тебе просто не отрубить мне голову?

Я не могу не закатить глаза.

— По-моему, Джонс, ты слишком драматизируешь.

— Нет! — восклицает она, оставляя дор блю и принимаясь раскладывать на доске Пеппер Джек. — Я буквально не могу делать ничего веселого. Не могу приготовить на обед мясную нарезку. Не могу пить. Не могу есть непастеризованный сыр.

— О чем ты? — спрашиваю я, чертовски смущенный тем, что она сейчас больше озабочена едой и выпивкой, чем тем, что я прошу ее выйти за меня замуж. Линси почти не жалуется на беременность, так что все это не имеет никакого гребаного смысла.

Она бросает нож на стойку и указывает на свой живот.

— Я не могу быть веселой беременной. Не могу весело жить с парнем. А теперь я даже не могу весело обручиться. Все события в моей жизни происходят по блядскому умолчанию.

Я опираюсь рукой на стойку и смотрю на нее, от боли в ее голосе у меня жжет в груди.

— Ты, правда, хочешь такого грандиозного предложения, какое сделал Майлс?

— Возможно. — Ее карие глаза широко раскрыты и в них стоят слезы. — Неужели это так плохо?

Я в отчаянии склоняю голову.

— Но такое, как правило, для людей, которые…

— Что? — фыркает она, раздувая ноздри от возмущения. — В отношениях?

Я сжимаю губы, зная, что любые мои слова расстроят ее еще больше, но также зная, что ей нужно смотреть на это с позиции практичности, а не эмоций. Глубоко вдохнув, беру ее за плечи, не обращая внимания на то, как она вздрагивает от моих прикосновений.

— Нам было очень хорошо вместе, Джонс, и я считаю, что женитьба сделает все намного лучше, она уберет любую неопределенность.

Ее брови сходятся на переносице.

— Какую неопределенность?

Я пожимаю плечами.

— В том, где мы будем жить. Кто будет за все платить. Чью фамилию будет носить ребенок. Будем ли мы когда-нибудь встречаться с кем-то еще в будущем.

Губы Линси удивленно приоткрываются.

— Ты серьезно?

Во мне вспыхивает раздражение, потому что все это кажется мне дьявольски очевидным. У нас, черт побери, будет ребенок. Я смотрю на ее живот, и боль в груди возвращается, потому что ребенок прямо здесь, между нами, растет, живет, развивается. Почему она не видит в нашей свадьбе ничего хорошего?

— Линси, — говорю спокойно, — ребенок свяжет нас на всю жизнь, несмотря ни на что. Вот почему нам с тобой так важно пожениться. Я думал, что с твоим католическим воспитанием и миллионами намеков, которые бросала твоя мать, ты будешь счастлива от этой идеи.

Ее подбородок дрожит, и она обмякает в моих руках.

— Не так я представляла, как все это произойдет, — хрипит она дрожащим голосом, эмоции, которые та едва сдерживала, выплескиваются наружу. Линси прижимается головой к моей обнаженной груди и шепчет: — Я едва проснулась, а ты просишь меня выйти за тебя замуж, будто интересуешься, хочу я на завтрак блинчиков или вафель.

— Откуда мне было знать, что ты захочешь мясное ассорти? — пытаюсь я пошутить, поглаживая ее по спине.

Она не смеется. Вместо этого отстраняется и свирепо смотрит на меня.

— Ты хоть любишь меня, Джош?

Моя грудь резко вздымается от такого провокационного вопроса, и я поджимаю губы, ненавидя, что сейчас она ставит меня в затруднительное положение, и, ненавидя, что не могу дать ей ответ, который, уверен, та хочет услышать.

— Ты мне небезразлична, Линси, — отвечаю хриплым голосом. — Честно говоря, ты мой самый близкий друг. Но я не способен любить. Мой мозг просто больше так не работает.

Она прикусывает губу и закрывает глаза, и две слезинки скатываются по ее щекам.

— Звучит, как веская причина сказать «да».

Я наклоняю голову.

— Я думал, это сделает тебя счастливой.

Она качает головой, ее глаза покраснели от слез.

— Ты серьезно думал, что предложение руки и сердца без любви, сделает меня счастливой?

Когда она так говорит, это звучит ужасно. Но, черт возьми, это необязательно. Нетрадиционные отношения не редкость. Нам с Линси хорошо вместе. Последние несколько месяцев стали тому доказательством.

— Брак не должен быть такой уж большой проблемой, Джонс. Мы все еще можем быть собой, но просто... женаты.

— И не влюблены, — решительно отвечает она, отворачиваясь от меня и возвращаясь к еде. Я делаю движение, чтобы обнять ее, но она вскидывает руку, останавливая меня. — Мне нужно время и пространство, чтобы подумать об этом, Джош.

Я киваю и потираю затылок.

— Может, хочешь вернуться в постель? Еще очень рано.

Она отрицательно качает головой.

— Если захочу, то пойду в свою комнату.

Сердце сжимается от такого ответа. Она не называла свою комнату «своей» с тех пор, как мы снова начали заниматься сексом. Ее комнатой была моя спальня. И так нелепо, несправедливо, невообразимо... я чувствую себя отвергнутым, отчего по груди распространяется боль.

Ее руки дрожат, и меня охватывает ужасное чувство вины за многое. За то, что она забеременела. За то, что позволил Дину залезть мне в голову. За то, что мое прошлое изменило меня так, что я даже не могу влюбиться в идеальную для меня женщину.

— Мне жаль, детка. — Я пытаюсь взять ее за руки, но она отстраняется.

Покачав головой, Линси отвечает:

— Знаю. Но сейчас я не могу с этим справиться. Я с такой легкостью падаю в твои объятия и не обращаю внимания на то, что ты держишься от меня на расстоянии. — Линси вытирает глаза, и у меня внутри все переворачивается.

Я здорово облажался.

— Может, — добавляет она, — я смогу мыслить более ясно, если мы снова сделаем шаг назад. Сейчас во мне бушуют гормоны, и нам обоим стоит серьезно подумать о том, что между нами происходит и к чему это приведет.

Она поворачивается, чтобы выйти из комнаты, но я не могу отпустить ее вот так. Рванув за ней, я останавливаю ее.