32. Елена

Я прижимаюсь к Себастьяну на заднем сиденье машины. Его тяжелая, теплая рука на моих плечах, единственное, что сейчас удерживает меня в здравом уме.

Я не могу выбросить из головы образ моего брата, его красивое лицо так сильно сгорело с правой стороны, и, что еще хуже, ненависть в его глазах, когда он смотрел на меня. Я никогда, никогда, никогда бы не подумала, что мы с ним окажемся по разные стороны баррикад. Но это был последний поступок моего отца — вклиниться между нами, как он всегда пытался сделать, когда был жив.

Я видела его мертвое тело, лежащее на улице.

В отличие от Адриана, вид моего окровавленного и избитого отца не вызвал никакого сочувствия вообще. Я также не почувствовала облегчения, которого ожидала. Вместо этого мне захотелось закрыть книгу. Наконец-то ему пришел конец.

Я прижимаюсь лицом к плечу Себастьяна. От него пахнет дымом и кровью. Под этим я нахожу запах его кожи.

Он нежно гладит мои волосы, не заботясь о том, насколько они стали грязными или спутанными.

— Куда ты едешь? — он говорит Каллуму, когда машина делает поворот.

— В больницу, — говорит Кэл. — Неро скоро должен быть прооперирован. И, похоже, вам двоим тоже может понадобиться врач...

— Я в порядке, — упрямо говорит Себастьян. Я действительно сомневаюсь, что это так. Ему пришлось сильно опереться на меня, чтобы добраться до машины. Я думаю, у него снова повреждено колено.

Каллум отвозит нас в больницу Мидтаун. Он останавливается, сбитый с толку, когда видит, что вся дорога оцеплена.

— Что здесь происходит? — он говорит.

— Что- то на той стороне улицы... — говорит Аида, выглядывая из окна со стороны пассажира. — Я не могу увидеть, что...

— Кто-то упал с крыши того жилого комплекса, — говорю я им.

Они поворачиваются и уставляются на меня.

— Кто упал? — Требует Каллум.

— Родион, — говорю я, в основном обращаясь к Себу.

— Ро… как ты... — он смотрит на меня в замешательстве, а затем я вижу понимание и ужас на его лице. — Елена, — говорит он. — Ты была там, наверху?

Я киваю, внезапно обнаружив, что не могу говорить.

— Но как... почему ты...

Я вижу, как он переводит взгляд с жилого комплекса на больницу, прямо напротив, и я вижу, как краска отходит с его лица.

— Боже мой, — говорит он.

Мое сердце учащенно бьется, когда те моменты на крыше вспоминаются мне слишком красочно. Ощущение руки Родиона на моем горле, и мои ноги, болтающиеся в воздухе, когда он нес меня к выступу…

Каллум и Аида не могут так же хорошо сложить кусочки вместе.

— Кто такой Родион? — спрашивает Аида.

— Он старший лейтенант Енина, — объясняет Себастьян. — Он был здесь, чтобы убить Неро, не так ли?

— Да, — говорю я тихо.

— И ты остановила его? — Аида говорит.

— Ты спасла жизнь Неро, — говорит Себастьян, глядя на меня с изумлением.

— Я хотела последовать за Адрианом, — признаюсь я Себу. — Вот почему я ушла этим утром. Я надеялась найти брата до того, как... — Мне приходится подавить всхлип. — Прежде чем с ним что-нибудь могло случиться. Я надеялась, что смогу убедить его уйти. Отказаться от нашего отца.

Рот Себастьяна открыт. Я вижу, что он понимает решение, которое я приняла здесь, на этой улице, между моим братом и его. На этот раз я выбрала семью Себастьяна вместо своей собственной. Я сделала все, что могла, чтобы исправить свои ошибки. Но именно Адриан заплатил за это.

Себастьян обнимает меня и крепко прижимает к себе. Честно говоря, немного сильно, потому что мое плечо все еще горит и ноет там, где Родион ударил его, снова разорвав швы. Но мне все равно, я лучше почувствую боль, если она придет вместе с теплом его рук.

— Спасибо тебе, — говорит Себастьян мне на ухо.

— Как ты это сделала? — с любопытством спрашивает Аида. — Ты сбросила его с крыши? Ты застрелила его?

Видя, как я морщусь, Себастьян говорит:

— Оставь ее в покое, если она не хочет говорить об этом.

Я все еще чувствую, что чертовски многим обязана Аиде за то, что она так легко простила меня, поэтому я все равно отвечаю.

— Я застрелила его, — говорю я. — Но было близко. Это я чуть было не переступила через край.

Я вижу страх на лице Себастьяна. Он держит меня крепче, чем когда-либо, как будто драка на крыше — это то, от чего он все еще может защитить меня сейчас, а не что-то законченное и в прошлом.

— Я, блять, не могу в это поверить, — говорит он. — Я имею в виду, я думаю, что могу. Я видел тебя, когда ты злилась. Но, Господи Иисусе, Елена, он гребаный людоед...

— Это не был мой любимый полдень, — говорю я.

Когда мы входим в больницу, медсестра, судя по состоянию всех нас, сильно подозревает, что мы здесь просто, как посетители. Даже Каллум и Аида выглядят растрепанными и грязными, несмотря на то, что мы прибыли, когда бой почти закончился.

Медсестра неохотно выдает нам наши бейджики и позволяет подняться на верхний этаж. Двое людей Себастьяна охраняют лифт и коридор. Тот, что повыше, говорит Себу: — У него закончилась операция. Он в комнате с Камиллой.

Мы все спешим по коридору, стараясь вести себя тихо на случай, если Неро все еще спит.

Но когда мы заглядываем, он сидит в постели, бледный и худой, но на удивление бдительный.

— Почему вы все выглядите хуже, чем я? — говорит он.

— Енин мертв, — говорит Себ в качестве объяснения. — Он сжег дом дотла.

— Наш дом? — Неро говорит.

— Да, — кивает Себ. — Прости. Я вроде как позволил ему.

— Ну и черт, — говорит Неро.

Он звучит ошеломленным и недоверчивым, что я могу понять, поскольку этот дом принадлежал их семье сто лет. Удивительно, что то, что стояло так долго, может быть разрушено за считанные часы.

— Ты хотя бы переставил мои машины? — Неро спрашивает.

— Нет, — Себ морщится.

Неро сердито смотрит на него, и я вижу, что его характер все еще жив и здоров, каким бы слабым ни было его тело.

Камилла сжимает бедро Неро через постельное белье.

— Все в порядке, — говорит она. — Твои любимые в нашем магазине.

— Некоторые люди тоже погибли, — напоминает ему Каллум.

Неро пожимает плечами, почти не заботясь об этом.

— Люди более обычны, чем индейский скаутский мотоцикл 1930 года выпуска. — Но через мгновение любопытство берет верх над ним. — Кто мертв? — он спрашивает.

— Например, Боско Бьянки, — говорит Себ.

— Пфф, — Неро фыркает. — Он едва ли стоит прокладки.

Я притаилась в дверях, смущенная и думающая, что мне не следует быть здесь. Я сомневаюсь, что Неро хочет видеть меня, или Камилла тоже.

Прежде чем я успеваю придумать предлог, чтобы улизнуть, Неро смотрит на меня своими проницательными серыми глазами и говорит:

— Не будь такой дерганой, если твой отец мертв, мы все можем расслабиться.

— Мне действительно жаль... — начинаю я, но он отмахивается от меня.

— Ах, оставь это. Однако, чтобы ты знала, твоя свадьба была отстойной. Я рад, что купил тебе тостер только на два ломтика, а не на четыре.

Аида фыркает, и я вижу, что это идея Неро пошутить. Или, возможно, его представление о прощении. В любом случае, я соглашусь.

Камилла выглядит совершенно измученной за все часы, проведенные в больнице, но она улыбается, подпирая подбородок ладонью, прислонившись к кровати Неро. Она, очевидно, взволнована тем, что он полностью проснулся и говорит вот так, как, я полагаю, его обычное поведение.

— Мы не можем остаться надолго, — говорит Кэл. — Мы оставили Майлза в доме моих родителей.

— Если мы не вернемся, Имоджен, вероятно, купит ему еще двадцать нарядов и попытается подстричь его волосы, — говорит Аида.

— Это немного безумно, — говорит Кэл.

— Он малыш, — Аида закатывает глаза. — Просто радуйся, что он не лысый, как яйцо, каким ты был, пока тебе не исполнилось три года.

— Со временем все выросло, — говорит Кэл, смущенно потирая голову.

— В любом случае, всем пока, — говорит Аида, слегка маша нам рукой. — Рада, что ты жив, старший брат.

— Я тоже, — говорит Неро. Отвечая, он смотрит на Камиллу, а не на Аиду.

— Нам тоже лучше уйти, — говорит Себ.

Мы спускаемся обратно к лифту, пропуская Каллума и Аиду вперед, потому что мы с Себастьяном оба чопорные и медлительные. На выходе Себ подкупает ассистента, чтобы тот осмотрел мое плечо. За 600 долларов парень накладывает на рану еще пару швов, затем дает мне дополнительную дозу антибиотиков и пару упаковок обезболивающих.

Что бы он мне ни дал, это помогает почти немедленно. Я чувствую тепло и расслабленность, и боль в моем плече утихает до легкого покалывания. Себ проглатывает парочку сам, так что ему не придется так сильно опираться на меня, чтобы идти.

К тому времени, как мы проковыляли несколько кварталов от больницы, чтобы поймать Uber, где дорога больше не перекрыта, все огни в зданиях выглядят яркими и мерцающими. С озера дует ветерок, наполняя воздух запахом чистоты и свежести.

Себастьян обнимает меня одной рукой.

— Должны ли мы вернуться в нашу квартиру на машине? — он спрашивает меня.

Я даже не думала о том, куда мы пойдем. Очевидно, что мы не можем вернуться в семейный дом Себастьяна. Я бы ни за что на свете не пошла в дом своего отца. Поэтому имеет смысл, что мы отправимся туда, куда должны были отправиться сразу после нашей свадьбы: в прекрасный лофт, который мы с Себом выбрали вместе, когда еще ничего ужасного не произошло, когда наше будущее казалось светлым и многообещающим.

Я хочу отправиться туда сейчас, больше всего на свете.

Я хочу вернуть это чувство, что все будет хорошо. Что Себастьян и я сможем построить совместную жизнь, мы двое, и сделать ее такой, какой захотим.

Он пристально наблюдает за моим лицом.

Он не просто спрашивает, где нам сегодня спать. Он спрашивает, можем ли мы попробовать еще раз, можем ли мы попытаться воплотить эту мечту в реальность, вернуть поезд на рельсы.

— Да, — говорю я ему. — Мне больше нигде не хотелось бы быть.

Себастьян останавливается на тротуаре. Он хватает меня и целует.

Я чувствую вкус дыма на его губах. Это не неприятно.

Огонь не всегда означает смерть и разрушение. Иногда он убирает старые и прогнившие заросли, чтобы могло вырасти что-то новое.