Глава 36

Сейчас

Нэйт

— Нэнси, это просто великолепно, — Я положил кисточку и оглядел столовую. — Не могу поверить, какой гладкий потолок. Ты проделала блестящую работу.

Нэнси улыбнулась мне. Ее джинсы пестрели капельками краски, пятна на руках уже потрескались и высохли.

— Я бы не справилась без тебя, — заявила она. — Еще раз спасибо, что достал для меня шлифовальную машинку. Я бы все еще возилась, если бы не ты. И смотри, — она развела руками, — все готово. И это потрясающе.

Она права. Лепной потолок теперь стал гладким, как зеркало, и мы покрасили комнату в бледно-серый цвет, который я втайне ставил под сомнение. К счастью, я не поделился своими сомнениями с Нэнси, иначе она могла бы заставить меня съесть мои слова вместе с остатками краски.

Хотя я изначально вызвался помочь с потолком, в итоге мы разобрали, отшлифовали и покрасили его, сломали стену и сорвали еще один ковер. Если подумать, то в последнее время я, наверное, проводил с Нэнси больше времени, чем с Эбби. И, учитывая количество проектов, которые Нэнси все еще хотела, чтобы мы сделали, это вряд ли изменится. Я не возражал. Мне нравилось чувствовать себя полезным. И, если быть до конца честным, мне нравилось, как Нэнси безобидно флиртует со мной.

Эбби, похоже, тоже не возражала против моих занятий в соседнем доме. У нее имелись свои планы. Однажды вечером, читая газету после ужина и разглядывая фотографии нового «Мустанга» — я всегда питал слабость к «Американским леди» — Эбби сказала что-то про меня, бег и грязь. По крайней мере, мне показалось, что она сказала именно это. Я опустил свою газету.

— На что ты хочешь записаться?

— Забег по грязи.

— Забег по грязи? Смею предположить, что там придется бегать? — Я усмехнулся.

— Ага. Забег называется «Грязная дюжина». Это двенадцать километров через...

— Двенадцать километров?

Улыбка Эбби вышла натянутой.

— Да. Двенадцать. По грязи, через препятствия и все такое. Это должно быть весело...

— Серьезно? — Я поднял брови. — Ты же знаешь, я не бегал уже много лет.

— Ты мог бы потренироваться. Это только в августе.

Я нахмурился.

— Это ведь не помешает нашей поездке? Ты проверила? — Честно говоря, когда я рассказал Эбби о Европе, ее реакция оказалась настолько вялой, что мне стало интересно, не говорил ли я на швейцарско-немецком. Или может быть, я описал поездку как путешествие в нудистскую колонию для пожилых людей. Похоже, моя жена нуждалась в прометеевских усилиях, чтобы быть впечатленной. Сара, с другой стороны, воскликнула: «Отпад!», что, как я понял, означало «хорошо», а затем бросилась писать Клэр.

Эбби смотрела на меня.

— Конечно, я проверила, и нет, ничего страшного не случится. А тебе, возможно, даже понравится бег по грязи. Мне записать тебя на него или нет?

— Э-э-э... нет. — Я засмеялся. — В любом случае, спасибо. Я буду заниматься волейболом. Но ты дерзай. — Я увидел, как она колеблется, крутит обручальное кольцо на пальце. — Что такое?

Она снова улыбнулась.

— Ну... Мы с Лиамом болтали раньше. До того как ты вернулся домой.

— Подожди секунду. — Я сел прямо и протянул руки, ладонями к Эбби, в том, что, как надеялся, напоминало действие дневной мыльной оперы. — Ты хочешь сказать, что у вас с ним был..., — глаза Эбби слегка расширились, — «разговор»? — Я рассмеялся, и через секунду или две она присоединилась.

— Да. В саду. Мы говорили о петуниях Барбары.

Я прикрыл глаза одной рукой.

— Боже милостивый, только не о петуниях? — Мне показалось это забавным, даже если губы Эбби едва изогнулись в улыбке. — Так Нэнси готова к этому грязному безумию? Она об этом не говорила.

— Мы только это обсудили. Лиам так не думает. Это не ее конек, понимаешь?

— Абсолютно. Она здравомыслящая. Как я.

— Но Лиам уже пару раз бегал по грязи, и я готова поспорить, что на препятствиях он как чертов Человек-паук. Так что мне нужно больше тренироваться. И знаю, что тебе не нравится, когда я бегаю одна.

— Нет, не нравится. Так что вы должны делать это вдвоем.

Она прочистила горло.

— Тогда ты не возражаешь, если я буду тренироваться с ним? Он думает, что некоторые из его коллег тоже могут присоединиться.

Я пожал плечами.

— Почему я должен возражать?

— Ну, некоторых парней беспокоит, что их жена тренируется с другими мужчинами.

— Подобно тому, как некоторых жен беспокоит, если их муж помогает другим женщинам делать ремонт?

— Туше. — Эбби обняла меня за талию и коротко поцеловала в щеку. — Ну значит, решено.

Когда она уходила, я невольно подумал, что в наши дни проявления привязанности Эбби стали еще более редким товаром.

Шум громкого вздоха и запах влажной краски оторвали меня от воспоминаний о жене и вернули к Нэнси и свежевыкрашенной комнате. Я встал на колени и начал отклеивать малярный скотч от дверной коробки, пока Нэнси сидела на одном из стульев, которые мы накрыли пластиковым брезентом, с мечтательным взглядом в глазах.

— Ты в порядке? — спросил я.

— Чудесно. — Она вытерла лоб тыльной стороной ладони. — Совершенно измотана, но в полном восторге.

Я засмеялся.

— И у тебя вся щека в краске.

— Ох, нет. — Она скривила лицо. — А я-то думала, что выгляжу легко и интересно. А я тут в полном беспорядке.

Прежде чем смог остановить себя, я ответил:

— Нет. Ты прекрасна.

Если честно, это правда. Ее щеки, все еще немного раскрасневшиеся от усилий, затраченных на покраску, становились краснее с каждой секундой, а большая часть волос выбилась из хвоста. Но выглядела она, в общем, сексуально. Я заметил это не в первый раз, конечно. Но заметить и сказать об этом, особенно напрямую, две большие разницы.

Пока мы смотрели друг на друга, что-то изменилось в атмосфере между нами. Воздух стал тесен, как перед раскатами грома, когда ты знаешь, что он приближается, и остановить его невозможно — остается только бежать в укрытие. Нэнси сделала несколько шагов вперед, потом остановилась.

Я сглотнул. Мы находились в доме одни. Зак ушел, а Лиам и Эбби были где-то в лесу, возможно, перепрыгивая через деревья или выполняя бесчисленные комплексы упражнений «берпи», «фарте» или как там они еще называются. Суть в том, что мы оба знали, что никто из них не вернется. Не в ближайшее время.

Прежде чем кто-то из нас совершил глупость, у меня оставалась возможность прочистить горло, пошутить или сделать что-то совершенно неуместное, например, выпустить газы. Но вместо этого я снова уставился на Нэнси. А потом мы двинулись друг к другу, оказавшись так близко, что наши бедра и груди соприкоснулись. Я поднял руку и провел пальцами по ее лицу. Потом она встала на цыпочки и нежно коснулась моего рта своим.

Как странно целовать другую женщину. Мои губы знали губы Эбби так долго, как будто их генетически запрограммировали на связь только с ней. Рот Нэнси был мягким, а ее дыхание — мятным, с легким намеком на кофе. Она нежно провела языком по моим губам и нашла мой. Когда она обвила руками мою шею, я запустил руки под ее футболку. Секунды спустя я почувствовал, как Нэнси потянула к моему ремню.

Я хотел ее, не имело смысла это отрицать. Мой практически мгновенный стояк свидетельствовал о том, как близок я к тому, чтобы сорвать с нее одежду — зубами, если придется, — и взять прямо там, на полу. Или прижать к лестнице. Или перегнуть через кухонный стол. Где угодно, но...

— Подожди, подожди, — произнес я, отстраняясь, приказывая себе остановиться. Целовать. Ее. — Мы не можем этого сделать.

— О, Нэйт, — прошептала Нэнси, — я знаю, что мы не должны, но... — Она снова поцеловала меня, прижалась своей грудью к моей, и я почувствовал, что моя решимость рушится. Ее грудь напоминала мягкую подушку, и она посылала моему члену неприкрытое послание, которое звучало примерно так: «О, черт, да!»

— Нэнси... — Я притянул ее к себе, скользнул ртом по ее шее.

— Ты мне нужен, — прошептала она мне на ухо, — Ты мне так нужен.

Я хотел сорвать с нее лифчик, провести большим пальцем по соску, прежде чем накрыть его своим ртом. Но прежде чем начал это делать, мозг, должно быть, дал моему бушующему либидо строгий приказ. Поскольку я накрыл ее руки своими и мягко оттолкнул.

— Мы не можем.

— Можем...

— Нет.

Нэнси отступила на шаг, затем посмотрела на меня.

— Ты не хочешь меня?

Я закрыл глаза. Не видя ее, сопротивляться легче.

— Ты даже не представляешь, как сильно я хочу тебя сейчас, поверь мне. Но...

Когда я снова посмотрел на Нэнси, она одергивала футболку, затем пригладила рукой волосы.

— Тогда ладно, — произнесла она.

— Мне так жаль. Я, э, мы...

— Я думаю, тебе лучше уйти. — Она отвернулась.

Мне стало не по себе. Откровенное выражение неприятия на ее лице почти заставило меня передумать. Почти.

— Нэнси...

— Иди. Я должна закончить уборку.

— Но ты не сможешь перетащить этот стол одна. Я помогу тебе.

Нэнси посмотрела на меня в первый раз за то время, что казалось вечностью, но ничего не сказала.

— Только стол. Потом я уйду.

Она шумно выдохнула, затем попыталась улыбнуться.

— Знаешь. Я честно хотела бы сказать «нет», потому что сейчас мечтаю, чтобы в потолок врезался метеорит и раздавил меня.

— Не глупи. Это испортит покраску.

Нэнси засмеялась и закрыла щеки ладонями.

— Как тебе это удается? Ты всегда точно знаешь, что сказать, чтобы мне стало легче.

Пока мы несколько раз переставляли стол, а затем диван, прежде чем Нэнси почувствовала, что в результате получилось именно так, как задумано, мне показалось, что электричество в воздухе испарилось, и сексуальная вибрация, возникшая между нами, практически исчезла. Странно. Как будто мы нащупали точку не возврата, но потом поняли, что нет, спасибо большое, и ее миновали. Я выдохнул, чувствуя облегчение от мысли, что все, о чем думал, поспешно отступило. Все прошло.

Но потом Нэнси сказала:

— Могу я приготовить тебе обед в качестве благодарности?

Я смотрел, как она стирает пыль с сине-белого полосатого абажура размером с детеныша бегемота, и думал, не означает ли «обед» секс, как «кофе» в конце свидания.