Глава 11

Люк

Мы проводим вместе все воскресенье, перетаскивая все вещи в квартиру, а затем распаковывая коробки. Это достаточно приличное место, с коричневым ковром и стенами, маленькой кухней, соединенной с еще меньшей столовой и гостиной. Там две маленькие спальни, одна очень маленькая ванна, но это все наше. Ни у кого нет тарелок, столовых приборов, и хотя дом обставлен мебелью, нам все еще нужно много чего докупить. Я немного нервничаю из-за того, что у меня в кошельке чуть меньше двухсот баксов, и даю клятву собраться и начать пытаться выиграть больше денег.

Мы с Вайолет почти не разговариваем, пока распаковываем коробки, переставляем мебель и подключаем телевизор. Не только потому, что мы слишком заняты, чтобы говорить, но и потому, что я не могу придумать, что сказать, и она, кажется, тоже молчит по той же причине. Комната наполняется неловкой тишиной, и это заставляет меня задаться вопросом, получится ли эта совместная жизнь.

В то время это казалось такой хорошей идеей, но этот поцелуй все усложнил, а я плохо справляюсь со сложностями. Это усложняет жизнь, а я всегда стараюсь не усложнять жизнь. Но теперь я хочу впустить в свою жизнь очень сложную и запутанную девушку, девушку, которая имеет надо мной власть. Я имею в виду, я действительно поцеловал ее. И не потому, что мне нужно было на мгновение взять себя в руки, а потому, что она выглядела расстроенной, и я хотел утешить ее, и это был первый и единственный способ, который пришел мне в голову. Я поцеловал ее так, как никогда никого не целовал. Я поцеловал ее с желанием. Это пугает меня до чертиков, особенно потому, что она, кажется, нуждается во мне так же сильно, как и я нуждаюсь в ней. Все, что я хочу сделать прямо сейчас, это отправиться на поиски неприятностей или найти девушку, чтобы трахнуться и спастись, поскольку Вайолет явно не может быть этой девушкой для меня. Я хочу утонуть в алкоголе. Убежать. Но почему-то я торчу весь день в квартире. Я заснул на диване, хотя и сказал, что мы можем жить в одной комнате, сказав Вайолет, что просто хочу расслабиться и посмотреть телевизор перед сном. Она не казалась такой несчастной. На самом деле она, казалось, немного успокоилась.

Я ворочался всю ночь на кожаном диване, в конце концов погрузившись в приятный мирный сон о Вайолет. Она лежит подо мной с широко раскрытыми глазами, ее руки прижаты к земле, а я проскальзываю внутрь нее снова и снова. Нет никаких кошмаров о том, чтобы втыкать иглы в руку моей матери или видеть, как она возвращается домой с кровью на руках и одежде, зная, что она, вероятно, сделала что-то ужасное. Меня не заставляют слушать ее сводящие с ума песни или ее рассказы о том, как сильно я ей нужен. Никакие копы не стучат в дверь. Не нужно слушать ее крик в ночи. Есть только я… и Вайолет… ее большие зеленые глаза полны возбуждения, когда я целую ее, прикасаюсь к ней, дергаю ее за волосы…

Я просыпаюсь от того, что кто-то хлопает меня по плечу. Сначала я думаю, что это Сет, потому что это так похоже на него, но потом я чувствую, как мягкое прикосновение волос щекочет мою щеку.

— Люк, проснись, — шепчет Вайолет, ее горячее дыхание касается моей щеки.

Я открываю глаза и вижу, как она нависает надо мной, ее волнистые волосы ниспадают с ее плеч и падают мне на лицо. Ее глаза подведены черным карандашом, губы блестят, и на ней ожерелье. Она также пахнет невероятно, как мыло и что-то фруктовое, что я мог бы серьезно съесть ее прямо сейчас.

— Меня нужно подвезти, — говорит она, немного откидываясь назад и садясь на край дивана. В ее глазах такое выражение, как будто она ненавидит просить меня о помощи.

Я медленно сажусь, одеяло соскальзывает, но я быстро натягиваю его обратно на талию. Я сплю в своих боксерах, и мой член тверд от сна, который я видел о ней.

— Куда?

Она прикусывает губу, ее лицо искажается от злости.

— В полицейский участок в центре.

Я протираю усталость с глаз.

— Зачем?

— Потому что.

— Мы действительно собираемся вернуться к односложным ответам?

Она старается не улыбнуться, плотно сжимая губы.

— Что? Думаешь только потому, что ты поцеловал меня, я буду с большим желанием отвечать на твои вопросы?

— Вчера ты казалась довольно отзывчивой, — говорю я, мысленно проклиная себя за то, что так быстро начал все сначала.

Она нервно поправляет кожаный ремешок от часов на запястье, но ее глаза загораются.

— Ну, может, сегодня я чувствую себя немного по-другому.

— Ты?

— Может быть.

Черт возьми, мне нужно, чтобы она рассказала мне больше, но я не могу просто спросить ее. Это дало бы ей слишком большой контроль надо мной.

— Ты даже не собираешься мне намекнуть?

— Нет.

Я выдохнул, качая головой.

— Хорошо, я могу подвезти тебя до полицейского участка, если ты пообещаешь, что в конце концов расскажешь мне, зачем тебе туда нужно ехать.

Она кивает один раз, а затем встает на ноги. На ней черные шорыт на этой

чертовски упругой заднице и черно-белый топ, который облегает ее стройное тело и приподнимает ее декольте.

— Рано или поздно, — говорит она.

Черт бы побрал ее и ее односложные ответы. Это раздражает до невозможности. Я отбрасываю одеяло и встаю с дивана, мой член все еще немного напряжен, но я решаю не обращать на это внимание. Ее взгляд скользит вниз к моему члену, затем к моей груди, когда я иду в ванную, чтобы одеться, чувствуя себя довольно хорошо в данный момент, как будто я снова взял верх.

— Дай мне десять минут, и я выйду, — говорю я и закрываю дверь в ванную. Я чищу зубы, натягиваю черную рубашку и джинсы, затем брызгаю на себя одеколоном. Это первое утро за долгое время, когда я не бегу прямо к серии шотов с «Джеком Дениелсом», но тот факт, что мне нужно ее куда-то отвезти, заставляет меня пока не хотеть туда идти. Я подожду, пока вернусь домой, а затем позволю себе погрузиться в блаженное удовлетворение алкоголем, и, надеюсь, это на какое-то время выкинет Вайолет из моей головы.

Я провожу рукой по волосам и иду в гостиную, где она ждет меня на диване, уставившись на свои ботинки. Она выглядит измученной и напряженной, и мне хочется снова поцеловать ее и попытаться убрать все, что заставляет ее так выглядеть. Да, мне определенно нужны шоты и чертов минет или что-то в этом роде.

Я беру ключи и бумажник с кухонного стола и пробираюсь через оставшиеся не распакованные коробки.

— Готова?

Она удивленно смотрит на меня, но быстро берет себя в руки и встает на ноги.

— Да. — Она бредет к двери, не оглядываясь через плечо, опустив голову, словно кто-то только что убил ее собаку.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке? — Я следую за ней через парадную дверь на солнечный свет, сопротивляясь непреодолимому желанию положить руку ей на поясницу и повести ее к моей машине.

— Да, все превосходно, — говорит она, отмахиваясь от меня, а затем сбегает по лестнице к навесу, держа между нами расстояние, словно знает, куда я хочу положить свои руки.

Она почти не разговаривает со мной всю дорогу, и я ненавижу, то как мы вернулись к тому месту, с которого начали. Я задаю ей несколько вопросов, пытаясь вывести ее на разговор, но она продолжает отвечать мне односложно. В итоге я сдаюсь, и через десять минут мы подъезжаем к полицейскому участку, старому кирпичному зданию, расположенному в самом центре города между светофорами, автостоянками и магазинами. Я жду мгновение, решая, что мне делать. Сказать, что увидимся позже? Сказать ей, что я заберу ее? Поцеловать ее на прощание?

— Во сколько ты хочешь, чтобы я тебя забрал? — наконец спрашиваю я, ставя грузовик на стоянку.

Она приоткрывает дверь.

— Я тебе позвоню.

Я хватаю ее за локоть и не даю ей выбраться наружу.

— Подожди. У тебя нет моего номера.

Она делает паузу, потом лезет в карман и достает телефон.

— Какой номер? — спрашивает она.

Я диктую ей, и она вбивает его в свой телефон, ее пальцы дрожат, когда она блокирует экран и кладет телефон в задний карман.

— На всякий случай дай мне свой, — говорю я, и она называет мне свой номер, выглядя все более сбитой с толку с каждой цифрой.

— Я позвоню тебе, когда закончу, — быстро говорит она мне, затем выскакивает и хлопает дверью, затем обходит переднюю часть грузовика. Когда она достигает тротуара перед полицейским участком, она останавливается и смотрит на знак, кажется, целую вечность. Наконец она делает шаг вперед, потом назад, и я начинаю опускать окно, чтобы спросить ее, что случилось. Но затем она бросается к лестнице, ведущей к стеклянным входным дверям. Это заставляет меня задаться вопросом, почему она здесь. Может, она на испытательном сроке за торговлю? Но она казалась слишком расстроенной, для этого.

Я все еще припаркован на дороге, думая о ней, когда кто-то сигналит. Я моргаю, отворачиваюсь от двери и еду вперед, заставляя себя перестать так много думать о ней. Последние несколько недель мои мысли были слишком сосредоточены на Вайолет, и мне нужен перерыв. Я решаю поиграть в «Техасский холдем», немного выпить, выиграть несколько раздач, контролировать игру и, надеюсь, поднять более высокие ставки. Это займет некоторое время, так как я не хочу выбрасывать все свои двести баксов на игру, но в данный момент я не против потратить свое время. Мне нужно несколько отдалиться от единственной девушки, которой я когда-либо позволял так сильно контролировать меня.

Вайолет

Прошлой ночью я довела себя до тошноты, думая о том, чтобы поговорить с детективом. Меня даже вырвало сегодня утром, прежде чем я оделась. Я даже не осознавала, насколько взволнована, пока солнечный свет не ударил в окно, и я не поняла, что мне действительно придется пойти в полицейский участок и рассказать об убийстве моих родителей. Единственное, что заставило меня пойти туда, это мысль о том, что, может быть, на этот раз их убийство удастся раскрыть.

Когда я сажусь рядом с детективом Стефнером, мой страх превращается в раздражение. Он продолжает показывать мне фотографии, которые я уже видела, задавая мне вопросы, на которые я уже отвечала. Во что были одеты люди, как они выглядели, делали ли они что-нибудь, что могло бы выделяться. Все это есть в его записях, но он заставляет меня пересказывать ему, заставляет заново пережить ту чертову ночь, о которой я ненавижу вспоминать, которая преследует мои сны, мою жизнь, которая превратила меня в этого человека, сидящего здесь, погруженного в себя. Я даже не уверена, зачем он вновь открывает дело, и очевидно, что он даже не читал их дело, поскольку не знает даже некоторых простых деталей.