Гарро долгую минуту смотрел на меня глазами того же цвета и острыми, как лезвие. У него были татуировки, которые бежали от его запястий вверх под закатанные рукава его оранжевого комбинезона и огромный рваный шрам на стыке его горла и плеча, как будто кто-то ударил его топором.

Вероятно, кто-то и ударил.

Я не знаю, как мы вдвоем должны были сидеть здесь и делиться мыслями. У нас не было ничего общего, ни общей истории, ни сходства в прошлом, ни планов на будущее.

Тем не менее, было что-то в том, как он вел себя со своей дочерью, так явно вне себя от радости, увидев ее, так беззаботно влюбленный, больше похожий на типичного папу из пригорода, чем на байкера-преступника. Что-то было и в том, как он сидел, расслабленный, но согнутый, небрежный, но хитрый, что заставило меня выразить ему свое уважение, даже после того, как многие годы мне говорили, что байкеры и Зевс Гарро — это грязь.

— Хороший мужчина, может быть, вызвал бы полицию, проследил за тем, чтобы детей поместили в хороший дом, или подтолкнул дальнего родственника приютить их. Хороший мужчина делал бы свою добрую работу самаритянина в течение дня, месяца или гребаного года. Плохой мужчина даже не замечает, как Харли-Роуз выбегает из здания на звуки выстрелов и не гонится за ней, чтобы потом не сидеть вот так со мной сейчас.

Он сделал паузу, его глаза сверлили меня, пока он, казалось, не нашел золото, которое искал. — Нет, у меня такое чувство, что, несмотря на то, что ты сукин сын, сын Гарольда Дэннера, ты совершенно не такой, как все подобные мужчины. У тебя есть сердце и мораль, каких я никогда не видел, делая то, что ты делаешь с моими детьми. Хочешь ты моей благодарности или нет, но ты ее получил.

— Мне она не нужна, — согласился я, — Но я счастлив принять ее.

— Все изменится, когда я выйду, — сказал он сквозь грохот цепей, сплетая кончики пальцев.

Я пожал плечами. — Конечно, они будут жить с тобой, но я не понимаю, почему я не могу быть в их жизни.

— Это новобранец говорит в тебе. Где-то глубоко ты знаешь, что это не их жизнь и не твоя. Ты не ходишь в тюрьмы, чтобы навещать заключенных, ты ставишь их там на первое место. Если они захотят увидеть тебя потом, эй, я не останавливаю их, потому что, черт возьми, этим детям нужно немного добра и немного любви в их жизни. Я планирую дать это им. Я также планирую воспитать их, как Гарро, как байкеров, а у твоих людей с этим большие проблемы.

Он подвинулся вперед, чтобы посмотреть на меня, его бледно-серебристые глаза напряглись. — Прямо сейчас ты из тех парней, которые спасают детей с другой стороны пути только потому, что они нуждаются в этом, хотя это не твое дело. Это не значит, что через несколько лет, выполняя больше работы для отца, ты не станешь другим. Не хочу, чтобы вокруг моих детей был такой фанатик, понимаешь?

— Понимаю, — процедил я сквозь зубы, ненавидя то, что он подумал, что это даже возможно, и ненавидя еще больше то, что это было вероятно.

— У Гарольда была большая, чертовски толстая красная мишень на моей спине в течение многих лет, на клубе еще дольше. Есть шанс, что ты останешься с ними друзьями после того, как поставишь их в неудобное положение, может быть, даже в криминальное. Ты хотел бы этого?

— Черт, нет, — выругался я, — Как ты думаешь, почему я вообще забрал их у Фарры?

Гарро поднял руки в жесте капитуляции. — Я говорю это не как твой будущий враг, Дэннер. Я говорю это как человек, который любит своих детей больше жизни, и я все еще подвергаю их опасности, давая им дерьмовую мать. Ты понимаешь, к чему я веду?

К черту меня, но я понимал.

Мой моральный компас не мог найти истинный север вокруг Гарро, сначала Харли-Роуз и Кинг, а теперь даже с Зевсом. Парень был умен, явно любил своих детей и был из тех, кто спасает жизнь неизвестного ребенка, рискуя своей собственной.

Странным, неудобным образом я заметил некую параллель между нами двумя.

Я проигнорировал это.

— Послушай, у Рози день рождения, и мы должны забрать ее подарок, прежде чем забрать Кинга из школы и вернуться на ужин, так что мы закончили? — спросил я, уже вставая, чтобы уйти.

Гарро откинул голову назад, чтобы поддерживать зрительный контакт со мной, и кивнул. — Рози? Не могу поверить, что моя байкерская принцесса позволяет тебе так ее называть.

— Говорю тебе, вещи, через которые мы прошли, создают с нами связь, которая никогда не увянет.

— Да, — сказал Гарро, почесывая бороду и отводя взгляд вдаль от мысли, которую я мог увидеть, — Да, конечно, черт возьми.

Я постучал костяшками пальцев по столу и повернулся на каблуках, оставив позади себя неуверенность, которую Зевс посеял в моей голове.

— О Боже мой, о гребаный Боже, — повторила Харли-Роуз, упав на колени, как только заводчик открыл ворота на задний двор, где щенки играли на снегу, — О мой Бог.

Я должен был сказать ей следить за своим языком, но я этого не сделал. Это был ее момент, и я не хотел его портить.

— Лайн, — позвала она, когда щенки заметили, что она там, и начали подбегать к ней, — Иди сюда, быстрее!

— Думаю, ты можешь выбрать одного, — сказал я ей, прислонившись к дереву за пределами вольера.

— Я хочу сделать это вместе, — сказала она тоном, не вызывающим возражений, — А теперь иди сюда.

Заводчик улыбнулся мне, когда я покачал головой и прошел через ворота в загон.

— На колени, — снова приказала она, похлопывая рядом с собой по снегу, когда первый щенок подбежал к ней и прыгнул ей на руки.

С огромным вздохом я упал на колени в холодный мокрый снег.

Это того стоило, когда две секунды спустя блестящий золотой щенок поднял свою маленькую лапу в воздух и ударил меня.

— Чего ты хочешь, дружище? — спросил я, наклоняясь вперед, чтобы заглянуть в его огромные карие глаза.

Он подскочил с легким лаем и коротко и быстро лизнул меня в щеку.

Харли-Роуз рассмеялась рядом со мной, когда щенок сделал это снова.

— Хорошо, малыш, — я поднял его смехотворно мягкое тело и держал перед своим лицом, так что мы смотрели друг другу в глаза, — На что ты смотришь?

Рози снова захихикала рядом со мной, оставив четырех щенков, резвящихся вокруг нее, и придвинулась поближе ко мне и к тому, что у меня в руках.

— Ты ему нравишься, — заметила она, когда он попытался лизнуть меня в лицо, его язык двигался со скоростью мили в минуту, хотя он был слишком далеко, чтобы вступить в контакт.

— Да, наверное.

— Я думаю, мы должны взять его, — сказала она вдруг, вскочив на ноги, чтобы обратиться к заводчику, — Можем ли мы взять этого?

— Он будет полицейским псом, Рози, тебе не кажется, что он скорее любовник, чем боец? — спросил я, когда собака зарычала, а затем попыталась броситься вперед в моих руках, чтобы добраться до меня.

— Он уже любит тебя, представь, что он сделает для тебя, если ты будешь в опасности, — легко сказала она, как будто сердце не разрывалось от того, что одиннадцатилетний ребенок знал достаточно, чтобы сказать это.

Я кивнул заводчику. — Мы возьмем его.

Это было после обеда в стейк-хаусе Донована, ужина, от которого мой отец отказался из-за моего более раннего решения взять Харли-Роуз, чтобы увидеть Гарро, после того, как мы съели еще торта дома, и Кинг подарил своей сестре свой iPod, который я помог ему выбрать, но он купил его на скопленные деньги, о которых я предпочел не спрашивать.

Я укладывал Рози в постель, хотя она и говорила, что слишком взрослая для этого. Однако это был ее день рождения, поэтому после того, как моя мать закончила тихо говорить с ней обо всем, о чем говорили женщины, я взял нового щенка и пошел пожелать спокойной ночи.

— Он может спать со мной? — сразу спросила она.

Я посмеялся. — Пока, но я думаю, что в его тренировках важно, чтобы он спал со мной. У нас есть два месяца, пока он не станет достаточно взрослым для десятинедельной программы, так что у нас есть время.

— Черт, да! — закричала она, слегка ударив кулаком.

Боже, она была милым ребенком.

Я сел на край кровати и отпустил щенка. Он мгновенно подбежал к кровати, споткнулся об одну из ее ног и уперся головой ей в живот.

Харли-Роуз весело рассмеялась, счастливее, чем я когда-либо видел.

Слова не могли описать, какое тепло это заставило меня почувствовать. Кинг и раньше выглядел точно так же за ужином, его тарелка была практически вылизана дочиста, его смех часто дополнял атмосферу, когда он очаровывал мою мать и меня своим не по годам зрелым чувством юмора.

Я сделал это для них.

Это было, безусловно, лучшее, что я когда-либо делал за свои двадцать лет.

— Итак, как ты собираешься назвать его? — спросил я, когда она подняла щенка и положила его себе на грудь, чтобы приласкать.

— Я могу дать ему имя? — спросила она, сбитая с толку ответственностью.

— Ага, думаю, ты не понимаешь, что технически он может быть моей полицейской собакой, но я взял его, потому что подумал, что тебе также может пригодиться друг.

Она моргнула, глядя на меня, свет лампы сделал ее глаза темно-бирюзовыми. — Я думаю, ты лучший мужчина, которого я когда-либо знала.

Настала моя очередь моргнуть. — Что?

Она пожала плечами, внезапно смущенная своим признанием. — Это правда. Это не комплимент или что-то в этом роде. Это простая правда.

Я не знал, что сказать на это, чтобы ей было не так неловко за то, что она это сказала, или мне было не так неловко, когда я это услышал.

— Хиро, — внезапно сказала она, поднимая золотистого ретривера, чтобы повернуть его лицом ко мне, — Его имя должно быть Хиро.

— Да?

— Да, потому что он будет полицейской собакой, и он будет твоим, так что это имя подходит ему вдвойне.

Боже, она убивает меня.

— Тогда втройне. Он будет частично твоим, и если кто и заслуживает героя, так это ты, — честно сказал я ей, не в силах удержать слова во рту.

— У меня уже есть один, — сказала она, быстро взглянув на Хиро, — Но с той жизнью, которой я живу? Мне определенно не помешали бы двое.