Глава 2 Оли

Я просыпаюсь привязанной к стулу, в ноздри ударяют запахи дыма, запахи тел и отчаяния, а желудок переворачивается, когда я плотнее зажмуриваю глаза. На месте раздается шорох и тихое бормотание двух женщин, эти звуки говорят о том, что они что-то убирают здесь, в палатке, и я не хочу, чтобы они знали, что я уже проснулась.

Трудно сдержать отвращение на моем лице.

Вонь здесь знакомая, особая смесь мерзости, с которой я надеялась никогда больше не столкнуться, и мне приходится подавлять желчь, подступающую к горлу. Нас с Кираном разделили сразу же, но не раньше, чем мне пришлось наблюдать, как трое охранников выбивают из него все дерьмо.

Никто и пальца не поднял на меня, но я уже знала, что они этого не сделают.

После того, как у него пошла кровь примерно из десяти разных мест, а в груди раздался хрип, что свидетельствовало о серьезных внутренних повреждениях, Киран был бесцеремонно оттащен в одну из палаток для задержанных парой головорезов низшего уровня.

Меня сопроводили в палатку приоритетов, где я провела слишком много времени.

— Какого хрена мы ждем какую-то овцу-сучку? Это унизительно, она должна жрать помои в клетках вместе с остальными.

Раздается тихое ворчание, а затем другая женщина отвечает, тихо, но более грубым, старческим голосом: — Она VIP. Ее дар означает, что она получает настоящую еду, ванну, когда ей это нужно, и ее не пускают к мужчинам, чтобы немного развлечься. Не беспокойся об этом, она будет хорошо измотана Дэвисом, как и все они.

Мерзость.

Во-первых, я не хочу слышать его фамилию, но есть еще что-то в том, что женщины так непринужденно говорят об ужасах, которые здесь происходят, как будто для них не имеет значения, что происходит здесь после наступления темноты и в тесных помещениях, что заставляет мою кровь холодеть. Думаю, мне не придется испытывать чувство вины за то, что я убью их всех, когда придет время. Это делает меня такой же плохой, как и они?

Надеюсь, что нет, но я приму это, если это так.

— VIP… что это вообще значит? Она Нейро? Дэвис обычно не держит таких долго.

Конечно, нет, они для него конкуренты. Ладно, не конкуренты, потому что я никогда не слышала о другом Нейро, который может делать такое дерьмо, как он, за исключением Грифона. Как бы ни был силен мой Привязанный, он не сравнится с этим человеком.

Я тоже ему не ровня.

Это ужасно.

Я знаю, сколько силы течет по моим венам, так много, что мое тело все еще не может использовать ее без трехдневного сна, чтобы восстановиться, а он может покончить с моим миром, не задумываясь. Может быть, наши дары и разнятся на много веков, но слишком много параллелей в разрушении, на которое мы оба способны.

Женщина с грубым голосом бормочет, неохотно и несколько благоговейно: — Эта девочка, эта маленькая беловолосая сучка, которая не выглядит ничем особенным, она — Бесконечное оружие. Они собираются использовать ее, чтобы закончить войну и, наконец, позволить нам, Одаренным, взять эту страну под контроль, как мы того заслуживаем. Больше не нужно мириться с неодаренными. Больше не нужно жить в кандалах законов, которые не должны применяться к нам, потому что мы выше их. Нет больше овец, контролирующих ситуацию, живущих в своих особняках, пока остальные борются за выживание.

Черт возьми.

Я почти забыла, как они все заблуждаются, как будто им понравится жить в антиутопии Дикого Запада, за которую они все ратуют, хотя на самом деле… они все, вероятно, умрут за это дело. Этот человек без колебаний пожертвует ими всеми, чтобы получить то, что хочет.

Высшую власть.

Еще какое-то движение, а потом я слышу, как одна из женщин уходит, как шуршит заслонка палатки, и тут до моего носа доносится запах горячей курицы с подливкой. Мой желудок урчит, и меня охватывает волна тошноты, как всегда, когда я просыпаюсь после одного из этих снов, связанных с использованием силы.

Я несколько раз моргаю, так как глаза слезятся от резкого освещения, и смотрю на обеих женщин. Я не узнаю ни одну из них, но все равно каталогизирую их черты, сохраняя как можно больше информации на случай, если она понадобится мне позже.

Это уже не раз спасало мне жизнь.

Старшая женщина протягивает тарелку с едой и, наклонившись, говорит: — Я не собираюсь освобождать твои руки, чтобы ты ела, но если ты попытаешься помешать мне накормить тебя, то у меня есть приказ впихнуть это тебе в глотку любым способом.

Я пожимаю плечами и открываю рот. Какой бы послушной я ни казалась, ее взгляд говорит о том, что она ни капли в это не верит.

Забавно, потому что я слишком голодна, чтобы укусить эту суку или попытаться над ней поиздеваться.

Другая женщина, которая выглядит всего на несколько лет старше меня, наблюдает за нами обеими, сжав руки в кулаки, как будто готова подлететь и сломать мне челюсть, как только я покажу себя непокорной «овцой», которой они меня считают.

На самом деле они понятия не имеют.

Я съедаю всю тарелку без единого слова или жалобы, жуя вкусную курицу с подливкой и сохраняя при этом безучастное выражение лица. Я не хочу, чтобы они знали, как я наслаждаюсь этим, как мне хочется добавки. Как только тарелка становится чистой, женщина подносит к моим губам бутылку с водой и дает мне выпить всю порцию. Это кажется эликсиром жизни для моего пересохшего языка и потрескавшихся губ.

Затем обе женщины уходят, не сказав ни слова.

Я на секунду оглядываюсь, но палатка голая, совершенно пустая, если не считать меня и стула, к которому я прикована. Это кажется слишком знакомым. Я бы не удивилась, что эти засранцы принесли именно тот стул, на котором я провела два года, просто чтобы еще немного заморочить мне голову.

Это своего рода фишка Сайласа Дэвиса.

Как будто мои мысли призвали его, клапан палатки распахивается, и человек, этот кошмар, сам входит в пространство вместе со мной.

После столь долгого принуждения себя не думать о нем, даже не признавать, что он существует на свете, странно видеть его стоящим там в своем тщательно собранном наряде. Я точно знаю, что он много думает о том, как одевается, много думает о том, какого цвета будет его одежда, потому что я никогда не хотела видеть его в дни, когда он надевает белое.

Он наслаждается узорами брызг крови, и в нем всегда было чувство гордости, когда он покидал палатки пыток, покрытые плодами его труда. Я думаю, это также помогало держать других членов Сопротивления в узде, потому что между этим и маниакальной ухмылкой на его лице, он определенно выглядит как сумасшедший мучитель, с которым вы не захотите связываться.

— Маленькая Заклинательница душ… Теперь ты уже не такая маленькая, не так ли? Ты сильно повзрослела с тех пор, как сбежала от меня.

Его голос низкий и мелодичный. Я не свожу глаз с его ботинок, пока сосредотачиваюсь на том, чтобы мой пульс вернулся к нормальному уровню, а не к тому, на котором он сейчас находится… который колотится у меня в груди.

Надеюсь, Грифон этого не чувствует.

Сейчас слишком опасно даже думать о нем и моих Связных, хотя я чувствую, как он пытается связаться со мной на краю моего сознания. Конечно, я знаю, что он попытается это сделать, самый быстрый и легкий способ найти меня — просто спросить, но говорить с ним сейчас, когда Сайлас в комнате? Это большое «нет».

Также трудно отгородиться от Грифона, не сделав это слишком очевидным.

Все в чертовом беспорядке.

— Мы действительно собираемся вернуться к молчаливому обращению, Оружие? Я думал, ты уже переросла это.

Я подавляю дрожь, пробежавшую по позвоночнику, заставляя свои плечи не двигаться и не выдавать, насколько сильно меня пугает один только звук его голоса. Я ненавижу этого человека, конечно, но также полностью осознаю, насколько он действительно ужасен.

Мне нужно держать себя в руках.

Когда я продолжаю молчать, Дэвис идет дальше в палатку, его шаги медленны и размеренны. Он эксперт по нагнетанию ужаса в комнате, и я не совсем уверена, является ли это природным талантом или говорит его богатый опыт в уничтожении людей. Я не могу не напрячься, когда он делает шаг за моей спиной, но затем он возвращается в поле моего зрения с другим стулом, аккуратно снимает пиджак и накидывает его на спинку, садясь.

У него очень аккуратная и размеренная манера складывать вещи, от которой у меня мурашки по коже. Он всегда джентльмен, но это всего лишь маска, уловка, которую он надевает, чтобы скрыть садистское существо, которым он является на самом деле.

Я знаю, что я монстр, и ненавижу себя за это, но этот человек любит быть таким всеми фибрами своего существа… и именно поэтому он пугает меня до смерти.

Наконец, я встречаю его взгляд.

Дэвис ухмыляется, наслаждаясь тем, как сильно я ненавижу смотреть на него, но на самом деле легче оставаться чистым холстом, когда я смотрю в глубокую, злую бездну, которой являются его глаза. В них нет ничего нормального или человеческого, там светится только хладнокровный, садистский блеск человека, которым он и является.

Целую минуту он не говорит мне ни слова, а потом снова откидывается на сиденье, скрестив руки. Должно быть, здесь есть камера, потому что из-за этого действия в палатку входят еще люди.

Точнее, двое хорошо вооруженных мужчин, которые тащат за собой истекающего кровью Кирана, одна из ног которого торчит под очень неправильным углом.

Ну, блядь.

Мужчины бросают его у моих ног так, что он оказывается зажатым между мной и Дэвисом, а затем выходят. Я делаю очень медленный и, надеюсь, незаметный вдох.

Дэвис вздыхает и снова обращается ко мне. — Должен сказать, это задело мои чувства, понимаешь?

Я не свожу с него глаз, потому что не могу смотреть на Кирана. Здесь, в лагере, не продержишься, если покажешь свои слабости, а все, что они пока знают о нас двоих, это то, что мы пришли сюда вместе.