ГЛАВА 21 Кровь в воде

ТЭТЧЕР

— Наслаждайтесь.

Звук подноса, хлопнувшего по столу передо мной, создает впечатление, что человек, оставивший его, предпочел бы, чтобы мы умерли, а не наслаждались. Я перевожу взгляд на официанта, которая отходит от нашего стола.

— Интересно, они что, рок, бумага, стрельба, что ли, для тех, кто должен нас ждать?

Весь персонал и клиенты в закусочной Тилли не скрывают своих взглядов и беспокойства по поводу нашего присутствия. Меня бы не шокировало, если бы я узнал, что повар подсыпал крысиный яд в еду, которую заказали мои друзья.

Их видимый страх и затаенная зависть больше не удивляют. Когда я был моложе, я задавался вопросом, почему все всегда снимают звездочки, почему они ходят по противоположной стороне улицы или шепчутся между собой.

Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что я был одновременно всем тем, чем они хотели быть и чем жили, чтобы разрушать. Даже если бы репутация моего отца не распространялась на меня, как чума, я все равно был бы любимой темой всех.

Мы все были бы.

— Должно быть, настала ее очередь тянуть соломинку, — язвит Брайар, прислонившись к руке Алистера, которая защитно перекинута через ее плечо в кабинке напротив меня.

— Неужели получение члена от самого отъявленного засранца Пондероз Спрингс стоит такого дерьмового обслуживания? — пробормотал Рук, вставая со своего места позади меня, чтобы взять в руки корзину с картошкой фри.

Он сидит на вершине кабинки, прислонившись к стене позади Сэйдж, которая закатывает глаза на его вульгарный вопрос, но ничего не делает, чтобы его поправить.

Брайар не упускает ни секунды, только пожимает плечами и отвечает: — Разве это не значит, что я трахаю тебя?

Громкий кашель вырывается изо рта Алистера, опровержение подруги душит его смесью шока и смеха, и на моих губах появляется ухмылка. Может, мне и не нравится Брайар, но мне нравится, когда кто-то называет Рука глупым. Рук выпячивает нижнюю губу в притворном оскале и наклоняется, чтобы зарыться головой в клубничные светлые локоны Сэйдж. — Детка, ты просто позволишь ей так со мной разговаривать?

— Ты сам напросился. — Говорит она, улыбаясь, проводя рукой по его беспорядочным волосам.

Раздается звонок, и дверь к Тилли распахивается. Я отвлекаюсь от празднования пары, которому я себя подверг, чтобы увидеть пару грязно-желтых дождевых ботинок.

Я слышу мокрые шаги от нашего столика, лицо нашего нового гостя скрыто крысиным темно-зеленым плащом. Ожидаю, что локоны, выбивающиеся из-под плаща, выдадут ее.

Лира скользит по проходу, ее пальцы обхватывают ремешок сумки кроссбоди. Она не шумит, не привлекает к себе внимания, и посетители едва замечают ее появление.

Они бросают на нее быстрый взгляд, а затем возвращаются к своей несвежей еде и лишним разговорам. Она не представляет для них интереса.

Но она — все, что я могу видеть. Все, что меня интригует в освещенной неоновым светом закусочной.

Это разительно отличается от их реакции на меня. Они не останавливаются, чтобы поглазеть и пошептаться. Она просто сливается с окружающей средой без особых усилий и остается незамеченной.

Однако, когда несколько человек замечают, что мой взгляд уходит от моей и без того отверженной группы, она заслуживает признания. Они задерживаются на мгновение, бросают второй взгляд, третий, пока откровенно не уставятся на женщину, приковавшую к себе мое внимание.

Я вижу по ее плечам, как они напряжены, она знает, что сейчас они наблюдают за ней. Это чувство, к которому, я уверен, она не привыкла и с которым не может смириться. Лира прячется в свой капюшон, отчаянно пытаясь скрыться в тени, но уже слишком поздно.

Все они задаются одним и тем же напрасным вопросом.

Кто она?

В мой мозг проникает жестокая мысль.

Сможет ли она обойти все столы, выщипывая глазные яблоки и скармливая их стервятникам, имея достаточно времени, чтобы ускользнуть от полиции?

Когда она доходит до стола, девушки приветствуют ее теплыми замечаниями. Она стягивает с головы капюшон, рассеченная губа все еще видна, а щеку все еще украшает уродливый синяк. Его края пожелтели, но центр все еще багровеет.

— Привет, — вздыхает она, хватаясь за спинку стула у пустого стола. — Извини, я была в библиотеке и потеряла счет времени. Я...

— Ты не можешь использовать этот стул.

В ресторане воцаряется тишина, настолько густая, что ее можно разрезать. Я отвожу глаза от Лиры, устремляя холодный взгляд на подавальщицу. Он отличается от той молодой женщины, которая принесла нам еду, но от него все еще исходит неприязнь к нашему присутствию.

— О, простите, не знала, что его забрали. — Лира быстро извинилась, ее лицо покраснело от смущения. Заметно уменьшившись для человека, носящего что-то вроде каре.

Мужчина явно ниже ее по уровню, но она прогибается перед ним. Как грустный, маленький кусочек ириски, и свежий вкус гнева быстро заполняет мое горло.

— Это не так, милая, — фыркнул он, — Но это ресторан, и он нужен для оплаты клиентов, понятно?

С робостью и послушанием, немного слишком жидким, на мой вкус, она толкает стул на место, но моя рука хватает ее за спинку, обвиваясь вокруг прохладного металла, удерживающего ее там.

Единственный человек, которому она должна кланяться — это я. Моя маленькая любимица нуждается в уроке владения собой, и быстро, потому что я отказываюсь наблюдать, как она склоняется перед любым мужчиной, кроме меня.

— Разве мы не платные клиенты? — Я говорю твердо, мой тон ровный, когда я смотрю на мужчину с биркой менеджера.

Его глаза слегка расширяются, шокированные моим вмешательством. Уверен, что он ожидал столкнуться со взрывным характером Рука или даже с суровым взглядом Алистера, одного из моих компаньонов, известного своей конфронтацией.

Но я вижу, что он не ожидал иметь дело со мной.

Мы все знаем, что дело не в сидении. Это имеет отношение к жалким горожанам, пытающимся выступить против больших злых волков, которые рыщут вокруг и делают все, что им заблагорассудится.

— Конечно, — прочистил он горло, — но в это время у нас немного оживленнее, кому-то может понадобиться...

— Кому-нибудь еще нужен этот стул? — громко спрашиваю я, мой голос эхом отдается в тишине закусочной. Никто не шелохнулся, даже никто не вздохнул. Только ровная тишина.

Когда я оглядываюсь на менеджера, Джоша, как гласит его бейджик, его лицо цвета пожарного гидранта. Его кулаки сжаты в кулаки.

— Это политика компании, — настаивает он, сопротивляясь гораздо сильнее, чем я ожидал. — Она не может занять это место.

Я киваю, улыбка приподнимается в уголках моих губ, я отпускаю стул и встаю на ноги, прежде чем выйти из кабинки. Не торопясь, я застегиваю пуговицы на своем костюме, прежде чем вторгнуться в пространство Джоша.

Моя фигура доминирует над его.

И не только по росту.

— Скажи мне «нет» еще раз. — Я приманиваю его.

— Я.. — Он запинается, едва в состоянии смотреть мне в глаза, судорожно ища вокруг себя кого-нибудь, кто мог бы ему помочь, но не находя никого, кто хотел бы убрать его с моего пути.

— Если ей нужен каждый стул в этой мусорной забегаловке, она его получит. — Я говорю: — Если я захочу купить каждый квадратный дюйм земли, на которой стоит эта помойка, я это сделаю. Только чтобы позволить моему другу сжечь тебя заживо в ней.

Лицо Джоша становится тошнотворно зеленым, и если он хотя бы подумает о том, чтобы вырвать меня, я удалю его позвоночник и использую его как шарф.

Моя рука снова хватает стул, поворачивая его так, чтобы Лира могла на него сесть. Металл скребет по дешевому полу, а я наклоняю свое лицо на дюйм ближе к человеку, который полностью завладел моим вниманием.

— Есть смысл? — спрашиваю я.

Он сглатывает, тщательно обдумывая свои следующие слова, прежде чем сказать: — Да, сэр. Простите, что побеспокоил вас.

Этого должно быть достаточно. Если бы я был кем-то другим, я бы отпустил его. С уязвленной гордостью и поджатым хвостом.

Ожидайте, я садист, и ломать мужчин, считающих себя хозяевами мира, — мое любимое занятие. Я живу ради этого.

— Не мне тебе извиняться. — Я поправляю, оглядываясь на Лиру, которая смотрит на меня с пустым выражением лица, перевожу взгляд на сиденье, предлагая ей занять его.

Она пожевала внутреннюю сторону щеки, молча повинуясь мне. Я делаю шаг за ней и за стулом, подталкивая его к столу, где он должен был стоять.

— Простите, мэм, за путаницу. Это была моя ошибка. — Он теряет дыхание: — Будет ли что-нибудь еще?

— Мы...

— Вишневую колу. Как вы думаете, вы справитесь с этим без путаницы? — Я снова перебиваю Лиру, наблюдая, как Джош кивает головой и практически бежит в противоположную сторону от нашего столика.

— Это было необходимо? — шепчет Лира, ее лицо все еще красное от смущения.

Я смотрю на нее: — Перестань кланяться людям ниже тебя, и я перестану. Запомни свое место, детка.

В ее глазах застывает вопрос, но она молчит. Усаживается в кресло. За столом повисает неловкая тишина, все шокированы, но я никогда раньше не объяснял никому свои действия и не собираюсь начинать сейчас.

По воздуху пролетает картошка, ударяясь о грудь Лиры: — Похоже, королева жуков пробралась и в ледяное сердце Тэтчер.

Лира мягко улыбается, а я вскидываю средний палец вверх к Руку, ее колено ударяется о мое. На ее щеках появляется легкий розовый оттенок, вероятно, в ее сознании всплывают воспоминания о том, как мы были вместе в последний раз. Внезапно я проголодался. Голоден, и не из-за мусорной еды здесь, у Тилли.

Она прочищает горло, быстро оглядывает здание, прежде чем сказать: — Есть новости?

— На что именно? Мы по колено в дерьме, и с каждой секундой оно становится все глубже. Нужно быть более конкретной. — Рук хмыкает.

Он не ошибся, на этот раз он попал в точку. Сейчас мы смотрим в тупик, сидим, как утки, и ждем, когда неприятности придут к нам, не имея возможности их остановить.