‘Я позволю тебе смотреть, пока ты ждешь своей очереди. Обычно я беру плату, но ты отдал мне свой шлем и золотые цепи, за что я тебе так благодарен ... " он был одним из самых отвратительных людей, которых я когда-либо встречал. Черный капюшон и плащ, которые он носил, очевидно, предназначались для того, чтобы скрыть кровь его жертв, но так близко к нему я мог видеть, что некоторые пятна все еще были влажными, а те, что высохли, начали гнить на ткани, так что вонь гниения и смерти висела над ним, как влажные миазмы над болотом.

Его помощники тащили меня через эту человеческую бойню, где их коллеги занимались своими ужасными делами. Крики их жертв эхом отдавались от голых каменных стен и смешивались с треском хлыстов и веселым смехом этих профессиональных мучителей. Запах свежей крови и человеческих экскрементов был настолько невыносим, что я задыхался и задыхался.

Наконец мы спустились по узкой каменной лестнице и оказались в крошечной подземной камере без окон. Она была освещена единственной свечой, но в остальном была пуста. Мне было достаточно места, чтобы сесть на пол, если я буду держать колени под подбородком. Мои тюремщики втолкнули меня в нее.

- Твой суд фараона будет через три дня, начиная с сегодняшнего дня. Мы придем, чтобы забрать тебя для этого. Иначе мы тебя больше не побеспокоим’ - заверил меня Дуг.

‘Но мне нужна еда и свежая вода, чтобы напиться и умыться, - запротестовал я. ‘А еще мне понадобится чистая одежда для суда.’

- Заключенные сами создают себе условия для такой роскоши. Мы - занятые люди. Ты не можешь ожидать, что нас будут беспокоить такие мелочи. Дуг хихикнул, задул пламя свечи и сунул обрубок в карман плаща. Затем он захлопнул дверь моей камеры, и я услышал, как его ключи загремели снаружи замка. Еще три дня без воды в этой душной и душной каменной камере было бы невыносимо тяжело, и я не был уверен, что смогу пережить это.

‘Я заплачу тебе.- Я услышал свой собственный голос, полный отчаяния, когда закричал.

‘Тебе нечем мне заплатить’ - донесся до меня голос Дуга даже через толстую дверь, но затем шаги моих тюремщиков затихли, и моя камера погрузилась в кромешную тьму.

В определенных обстоятельствах я могу соткать над собой защитное заклинание, которое служит мне точно так же, как кокон некоторых насекомых. Я могу отступить в безопасное место глубоко внутри себя. Вот что я сделал сейчас.

Ранним утром третьего дня моего заключения Дуг и его приспешники с большим трудом вызвали меня из того далекого места в моем сознании, куда я удалился. Я слышал их голоса, слабые и далекие, и постепенно я начал осознавать, что их руки бьют и трясут меня, а их башмаки пинают меня. Но только когда мне в лицо плеснули ведром воды, я полностью пришел в себя. Я схватил ведро обеими руками, вылил остатки воды себе в глотку и проглотил, несмотря на все усилия трех мучителей вырвать его из моих рук. Этот глоток грязной теплой воды был моим спасением; я чувствовал, как сила и энергия возвращаются в мое иссохшее тело, и бастионы моей души восполняются. Я едва осознавал удар хлыста Дуга по моей обнаженной спине, когда они толкали меня вверх по лестнице на свет и сладкий воздух дня. Действительно, ядовитые запахи этой тюрьмы были подобны нектару роз по сравнению с той камерой, из которой меня вытащили.

Они потащили меня обратно во двор черепов, где я нашел капитана Венега, ожидающего возле своей колесницы. После одного взгляда Венег отвел свой шокированный взгляд от моего избитого лица и моего высохшего тела, и он занялся тем, что сделал свой иероглиф в нижней части свитка, который Дуг потребовал, чтобы он подписал для моего освобождения. Затем его возничие помогли мне взобраться в повозку. Хотя я старался не показывать этого, я все еще был слаб и шатался на ногах.

Когда Венег взял поводья и развернул колесницу к открытым воротам, Дуг посмотрел на меня с усмешкой и крикнул: «Я с нетерпением жду вашего возвращения к нам, господин. Я разработал несколько новых процедур специально для вашей казни. Я уверен, что вы найдете их забавными.’

Когда мы добрались до ручья у подножия холмов, Венег остановил лошадей и предложил мне руку, чтобы помочь сойти с колесницы.

‘Я уверен, что вы захотите освежиться, господин.- В отличие от доброго Дуга, Венег использовал мой титул без тени иронии. ‘Я понятия не имею, что стало с вашим великолепным мундиром, но я принес вам свежую тунику. Вы не можете предстать перед фараоном в таком виде.’

Вода в ручье была сладкой и прохладной. Я очистил себя от засохшей крови и тюремной грязи, покрывавшей меня, а затем расчесал свои длинные густые волосы, которыми я так справедливо горжусь.

Конечно, Венег должен был по опыту знать, что случилось с моим шлемом и золотыми цепями, как только Дуг увидел их, и поэтому он принес с собой простую синюю тунику возничего, чтобы прикрыть мою наготу. Как ни странно, это скорее улучшило, чем умалило мою внешность, потому что оно идеально продемонстрировало мой мускулистый торс. У меня не было с собой бронзового зеркала, но мое отражение в воде ручья придало мне сил. Естественно, я был далеко не в лучшей форме, но даже с синяками на лице, которые нанесли мне люди Дуга, я мог высоко поднять подбородок, зная, что очень немногие могут сравниться со мной по внешности, даже перед Верховным двором фараона.

Венег также принес мне еду и питье: хлеб и холодное филе речного сома из Нила с кувшином пива, чтобы запить его. Это было вкусно и сытно. Я почувствовал, как по всему моему телу разливается новая сила. Затем мы сели в колесницу и поехали во дворец фараона, который находился в самом внутреннем дворе обнесенного стеной города Луксора. Мой суд был назначен фараоном на полдень, но мы вошли в большой зал дворца на добрый час раньше этого времени. Мы ждали до середины дня, когда фараон и его свита вошли в город. Сразу стало ясно, что все они пили крепкие напитки, особенно Фараон. Его лицо пылало, смех был хриплым, а походка неуклюжей.

Все мы, ожидавшие его прибытия в последние часы, теперь пали ниц перед ним и прижались лбами к мраморному полу. Фараон уселся на трон лицом к нам, а его шайка подхалимов растянулась по обе стороны от него, хихикая и отпуская загадочные шутки, которые были забавны только для них самих.

Пока это происходило, государственные министры и члены царской семьи вошли в большой зал и заняли свои места на рядах меньших каменных скамей, которые были расставлены позади фараона, но лицом ко мне, обвиняемому.

Самым старшим и важным из этих свидетелей был второй по старшинству сын фараона Тамоса, следующий в очереди на трон после своего сводного брата Аттерика Туро.

Его звали Рамзес. Его мать была первой и любимой женой фараона. Ее звали царица Масара, но она родила ему шесть дочерей, прежде чем родила сына. Тем временем другая из более поздних и менее любимых жен Тамоса, гарриданка по имени Сааморти, всего за несколько месяцев лишила ее чести родить первенца и наследника престола. Это был Аттерик Туро.

Собравшиеся хранили почтительное молчание, что резко контрастировало с Аттериком Туро и его приспешниками, которые еще некоторое время продолжали болтать и улюлюкать от смеха. Они полностью игнорировали меня и мой эскорт, заставляя нас страдать по прихоти и желанию фараона.

Вдруг Фараон впервые взглянул на меня, и его голос резко и злобно щелкнул, как хлыст: "Почему этот опасный пленник не закован в кандалы в моем присутствии?’

Капитан Венег ответил, не поднимая головы и глядя прямо на Фараона: "Ваше могущественное Величество ..." я никогда раньше не слышал этого подобострастного обращения, но позже узнал, что оно требовалось при обращении к Аттерику Туро под страхом царского гнева. - ...Я не думал заковывать пленника в цепи, так как он еще не был судим и не был признан виновным в каком-либо преступлении.’

‘А, ты не думал, приятель? Это то, что я слышу от тебя? Конечно, ты не подумал. Мысль предполагает наличие мозга, с помощью которого можно мыслить. Жабы, собравшиеся у его ног, захихикали и захлопали в ладоши при виде этой царской выходки, в то время как двое из людей Венега усадили меня и снова надели наручники Дуга на мои запястья. Венег не мог смотреть мне в глаза от стыда, когда они выполняли приказ фараона. Когда я был закован, они снова толкнули меня лицом вниз на пол.

Внезапно Фараон Аттерик Туро вскочил со своего трона и принялся расхаживать передо мной взад и вперед. Я не осмеливался поднять голову, чтобы не видеть его, но слышал, как стучат по мрамору его сандалии. По их нарастающему темпу я мог судить, что он впадает в бешенство.

Внезапно он заорал на меня ‘ -" Посмотри на меня, вероломная свинья!’

Тотчас же один из людей Венега схватил меня за волосы, оттащил назад в сидячее положение и направил мое лицо на Фараона.

- Посмотри на это уродливое, жеманное и самодовольное лицо! Скажи мне, если осмелишься, что это не вина, также написанная гигантскими иероглифами от уха до уха поперек него, - бросил он вызов всем в Большом зале. ‘Сейчас я расскажу вам о преступлениях против меня и моей семьи, которые совершил этот кусок дерьма. Вы узнаете, как щедро он заслужил смерть предателя, которую я приготовил для него.- Он начал дрожать от силы своего гнева, указывая указательным пальцем правой руки мне в лицо. - Его первой жертвой, о которой я знаю наверняка, хотя до нее, вероятно, были десятки, была моя бабушка по отцовской линии Царица Лостра.’

- Нет! Нет! Я любил царицу Лостру’ - в отчаянии воскликнул я, не в силах сдержаться при упоминании ее имени. ‘Я любил ее больше жизни.’

- Возможно, именно поэтому ты ее и убил. Ты не мог заполучить ее, поэтому ты убил ее. Ты убил ее и хвастался своим подлым поступком в свитках, которые оставил в ее царской гробнице. Ваши подлинные письменные слова, которые я видел своими собственными глазами, таковы: Я убил злое существо сета, которое росло в ее утробе.’