31. Тристан

Я следую за ними.

Конечно, я следую. Как я могу не пойти?

Но когда я нахожу их, уже слишком поздно, и передо мной предстают грязные руки Клавдия, рвущие ее платье, и его отвратительные бедра, вжимающиеся в ее. Моя логика вылетает в окно, грудь сокращается, а легкие сжимаются, обугливаясь от ярости, бушующей внутри меня.

Я не могу двигаться.

Я не могу слышать.

Я не могу говорить.

Я могу думать только об одном.

Моя.

Это слово сотрясает меня, как землетрясение, разрушая мой фундамент и всю защиту, которую я выстроил, создавая пропасть такой глубины, что я уже оттуда никак не смогу выбраться.

Леди Беатро — Сара — она моя.

Я вижу наше будущее ясным как день: я сижу на троне, а она рядом со мной. Почему бы и нет? Почему бы ей не быть рядом со мной?

— Чертовы тяжелые платья.

Бормотание Клавдия выводит меня из застывшего состояния, и я двигаюсь вперед, сосредоточившись на том, чтобы добраться до него и убить; купаться в его крови одновременно с тем, как заявить права на ее тело и душу.

Мои конечности дрожат от насилия, бурлящего внутри меня, его когти царапают поверхность моей кожи, пока она не потрескается и не начнет кровоточить.

Как он смеет прикасаться к тому, что принадлежит мне?

Она сдвигается с места, энергия меняется, когда она приставляет клинок к горлу Клавдия, и мое сердце замирает, мой член становится твердым, когда страстные слова слетают с ее маленьких красивых губ, угрожая убить мужчину прямо там, где он стоит.

Я успеваю сделать два шага, прежде чем снова замираю, наблюдая, как эта свирепая, невероятная женщина, которая может перевоплощаться в любую форму, необходимую ей для выживания, сама справляется с угрозой. Внезапный укол возбуждения смешивается с гневом, создавая ощущение, которого я никогда не испытывала.

Это не нежелательное чувство. Больше нет.

С принятием приходит ясность.

Моя Маленькая Лань — вовсе не лань.

Она охотник, притворяющийся добычей.

Я прислоняюсь к стене, моя рука ложится на сердце, крепко прижимаясь к нему, чтобы оно не вырвалось через грудную клетку и не взорвалось.

Она — гребаное видение. Из тех, что должны висеть в галереях и почитаться массами.

Идеальный вид искусства.

Моя.

Вдалеке раздаются шаги, и я быстро двигаюсь, чтобы меня не заметили, не останавливаясь, пока не оказываюсь в конце коридора, рядом с портретом моего прадеда.

В конце концов они стихают, и меня окружает только густая тишина. Я напрягаю слух, но не слышу ни звука. Интересно, убила ли она его? Разочарование поселяется в моей груди, я жалею, что не увидел, как она это сделала; что не смог присоединиться к развлечению.

Но тут раздается звук шагов, и я вижу гримасу на лице Клавдия, который бежит по коридору ко мне.

Моя рука вырывается прежде, чем мой разум успевает осознать произошедшее, мои кольца врезаются в кожу пальцев, и я хватаю его за шею, притягивая его к себе, его спина врезается в меня.

Он вырывается из моей хватки, но моя ладонь зажимает ему рот, другая рука сжимает его горло, чувствуя, как мышцы хрустят под моим прикосновением.

— Шшш, не бойся, — бормочу я.

Я убираю ладонь от его губ и тянусь вверх, наклоняя портрет моего прадеда в сторону, стена исчезает у меня за спиной. Я погружаюсь во вход в туннели, увлекая за собой корчащегося Клавдия.

Как только стена возвращается на место, я поворачиваю нас, бросая его на землю, наслаждаясь звуком трескающегося черепа о твердый каменный пол. От удара брызгает кровь, и он начинает стонать, перекатившись на спину, его руки поднимаются, чтобы схватиться за голову.

Злость закипает в моем желудке, и я пытаюсь подавить ее, закрыв глаза и глубоко вздохнув. Он пытается встать, его рука дрожит, когда он отталкивается от земли, и я делаю шаг вперед, нависая над его торсом, толстая подошва моего сапога упирается ему в грудь и толкает его обратно вниз.

— О, Клавдий, — говорю я, доставая из-за уха косяк и откусывая зубами конец, пока роюсь в кармане в поисках спичек. Я достаю одну из коробка и ударяю ею о бок, звук громкий в тесном пространстве.

Вдохнув, я приседаю, давая сладковатому привкусу гашиша осесть на языке.

— Что мне с тобой делать?

Он стонет, его глаза затуманены и расфокусированы.

Я бью его по лицу с такой силой, что руку покалывает.

— Никакой потери сознания. Встань и иди со мной.

Его брови хмурятся.

— Нет.

Протягивая руку, я хватаю его за руку и поднимаю, согнув конечность под углом девяносто градусов у него за спиной. Его колени подгибаются, но я удерживаю его в вертикальном положении.

— Я тебе не давал выбора.

Адреналин бурлит в моих венах, подпитывая мою силу, когда я наполовину несу его через туннели в темный лес, пока мы не достигаем моей хижины в лесу.

На тропинке нет света, но я проходил ее столько раз, что знаю наизусть, так что путь был быстрым. Я открываю дверь ударом ноги, оставляя пыльный отпечаток подошвы ботинка, и забрасываю Клавдия внутрь, его тело падает на изношенное дерево пола. Косяк свисает с моего рта, когда я поворачиваюсь к нему лицом, сужая взгляд.

— Ты всегда был очень непослушным мальчиком, Клавдий. Но я не думаю, что в этот раз смогу оставить это без внимания.

Я вынимаю гашиш изо рта и кладу его в пепельницу на маленьком овальном столике, стоящем справа от меня, прежде чем подойти к нему. Он пытается сесть, кровь стекает по его затылку и шее, тонкая рана в месте, где Сара порезала его горло, уже затянулась и засохла.

— Твой... твой брат... услышит об этом, — бормочет он, его слова медленные и невнятные.

Я вздыхаю, выдыхая воздух, пока мои щеки не надуваются.

— Ты всегда недооценивал меня.

Он скалит зубы.

— Все в порядке, — машу я рукой, направляясь к шкафам, где я храню все инструменты, используемые для содержания хижины. — Я привык к этому. Мир недооценивает меня, и это будет их гибелью, так же как и твоей.

Я хватаю то, что мне нужно, прежде чем повернуться и медленными уверенными шагами направиться к нему. Его голова откидывается в сторону, а тело опускается, падая с того места, где он опирался на локти, обратно на пол.

— О нет, — говорю я, вертя в руке молоток. — Только не говори мне, что ты вот-вот потеряешь сознание. Мы как раз собираемся перейти к самому интересному.

Улыбаясь, я останавливаюсь, когда оказываюсь рядом с его головой, наклоняюсь и снова бью его, раздражение сжимает мою грудную клетку от того, что он думает, что может потерять сознание и не испытать ни йоты боли, которую я собираюсь ему причинить.

Его глаза открываются, и он снова пытается выпрямиться.

— На твоем месте я бы этого не делал, — я обхожу его тело и приседаю, чтобы нависнуть над его коленями, по одной ноге с каждой стороны его тела. — Ты знаешь, почему ты здесь со мной, Клавдий?

— Потому что ты безумен? — он поднимает голову и плюет мне под ноги. — Я барон Сульта и друг твоего брата. Ты не можешь сделать это и остаться безнаказанным, — выдавливает он.

— Оооо, — ухмыляюсь я. — Трясусь от страха.

— Ты не в себе! — кричит он.

— Они все так говорят, — моя улыбка спадает, и я поднимаю молот. — Но я также твой принц, и я делаю то, что хочу.

Я опускаю молот, и его громкий крик пронзает воздух, заглушая звук дробления коленной чашечки.

— Да, — я морщу нос, удовлетворение скапливается в основании позвоночника и вытекает наружу. — Держу пари, это больно.

Вздохнув, я начинаю водить острой кромкой обратной стороны молота по верхней части его неповрежденных костей.

— Ты здесь, потому что прикоснулся к тому, что тебе не предназначалось.

— Ты сумасшедший.

Подняв молот, я чешу им уголок своего лба.

— Говоря о моем психическом здоровье, я не выношу оставлять вещи неодинаковыми.

Его голова склоняется набок.

— Это сводит меня с ума, — я упираюсь тупым краем металла в его колено. — Заставляет меня чесаться. С тобой такое бывает?

Его крики становятся еще более восхитительными после второго удара, слезы текут по его лицу и смешиваются с соплями, каждая частичка того человека, которым он был, исчезает, пока он задыхается от боли.

Я отбрасываю молот в сторону, наклоняюсь вперед и провожу кончиком пальца по ране на его горле, той самой, которую оставила Сара, гордость вспыхивает в моей груди, как фейерверк.

Встав, я обхожу его искалеченные ноги, пока не оказываюсь возле его головы, и хватаю его за плечи. Его крики переходят в хныканье, когда я тащу его по полу к задней части хижины, где к стене прикреплены два больших куска дерева.

Крест, с кожаными наручниками, прикрепленными к нижней части и обеим сторонам.

Ворча, я поднимаю хромого Клавдия и прижимаю его к балкам, опираясь весом своего тела на него, чтобы удержать его на месте, хватаю одну из его рук и заключаю ее в кожаный наручник.

Он вдыхает, кровь стекает по его лбу.

— Тристан, — шепчет он, икая на полуслове. — Пожалуйста.

Я улыбаюсь его мольбе, работая над тем, чтобы прикрепить его второе запястье.

— Ты больше не хочешь играть?

— Нет, — шепчет он хриплым голосом.

Я опускаюсь на корточки, сводя его ноги вместе и заставляя его снова кричать, пока я привязываю лодыжки к нижней части креста.

Встав на ноги, я смотрю ему в глаза, в моем взгляде сквозит отвращение.

— Я тоже не хотел, чтобы ты играл с леди Беатро. Но вот мы здесь, потому что ты это и сделал.

— Я не...

— Ш-ш-ш, — я прижимаю пальцы к его рту. — Больше никаких слов, или я отрежу твой член и заставлю тебя подавиться им.

Я отступаю назад, осматривая свою работу и убеждаясь, что он связан крепко.

— Должен признаться, я предпочитаю огонь, — перемещаясь по маленькой комнате к шкафам, я роюсь на полках, пока не нахожу разделочный нож, верчу его перед лицом, чтобы осмотреть острый край. — Но наказание должно соответствовать преступлению.

— Я не совершал никакого преступления, — хрипит он, его голос слабый и жалкий.

— Ты прикоснулся к тому, к чему не имел права прикасаться. На самом деле, я недавно пришел к выводу, что она принадлежит мне, — возвращаясь к нему, я провожу лезвием по его руке, пока не дохожу до указательного пальца его левой руки. — И то, что ты знаешь, какова на ощупь её кожа? Ну... для меня это неприемлемо.