46. Данте

Как только Рэйлан чувствует себя лучше, мы едем обратно в Чикаго.

Я еду прямо в особняк Гриффина на озере. Хочу поговорить с Каллумом и моей сестрой, и сказать им, что Дюпона больше нет. Им больше не о чем беспокоиться.

Но когда я прихожу туда, на кухне сидит только Риона, выглядя напряженной и выжидающей. Она вскакивает, когда мы входим.

— Ты здесь! — с облегчением говорит она.

— Где все? — спрашиваю я ее.

— В больнице. Аида рожает.

— О, — на меня накатывает волна облегчения, сменяющаяся беспокойством. — Она в порядке? Еще не рано?

Я беспокоюсь, что из-за стресса у нее слишком рано начались схватки.

— Все в порядке, — уверяет меня Риона. — Она на большом сроке. Кэл присылает мне последние новости. Она может родить в любое время.

Риона открывает портфель, стоящий на столике в уголке для завтрака, и достает жесткий диск Кенвуда.

— Неро оставил это для тебя. Он сказал, и я цитирую: «Ты не поверишь, какое дерьмо здесь есть».

Я беру жесткий диск, верчу его в руках. Он кажется тяжелым и таит в себе всю ужасную информацию, содержащуюся в его металлической оболочке.

— Что ты собираешься с этим делать? — спрашивает меня Симона.

Я знаю, о чем она беспокоится. Она думает, что я собираюсь использовать его, чтобы шантажировать Кенвуда или его причудливых друзей.

Я смотрю ей прямо в глаза.

— Никаких сделок, — обещаю я ей. — Кенвуд сядет в тюрьму, если я смогу это устроить.

— Спасибо, — говорит Симона измученным тоном.

Риона подходит к Симоне и нежно кладет руку ей на плечо.

— Ты в порядке? — спрашивает она. — Хочешь выпить?

— Боже, да, — говорит Симона. Затем останавливает себя. — Вообще-то, просто воды, если не возражаешь.

Янтарные глаза Симоны встречаются с моими, и между нами проносится волна тепла. Я знаю, что она очень осторожна, на всякий случай. На случай, если какая-нибудь хрупкая маленькая зигота может завладеть ею прямо сейчас.

— Я бы не отказался от выпивки, — говорит Рэйлан своим мягким южным акцентом. Я вижу, как он разглядывает Риону, любуясь ее чистой, кремовой кожей, ярко-зелеными глазами и высоким хвостом огненно-рыжих волос.

Риона прищуривается, глядя на него.

— Ты выглядишь так, будто виски может тебя убить, — говорит она.

— Я делаю много вещей, которые могут меня убить, — смеется Рэйлан.

— Думаешь, это впечатляет? — фыркает Риона, пренебрежительно вздергивая подбородок.

— Нет, — усмехается Рэйлан. — Просто говорю правду.

— Шкаф с алкоголем вон там, — указывает Риона. Она была готова приготовить напиток для Симоны, но не для какого-то замызганного незнакомца.

Я хотел бы предупредить ее, что ее холодность по отношению к Рэйлану — неправильный курс действий, если она хочет от него избавиться. Чем выше она возведет эти стены, тем больше ему захочется их разрушить. Такова природа Лонг Шота — он любит невыполнимые задачи.

С другой стороны, я нахожусь в самом лучшем настроении за последние девять лет. Я бы на самом деле наслаждался развлечением.

Рэйлан подходит к шкафу с алкоголем и достает бутылку виски «Джонни Уокер». Обычно он предпочитает бурбон, так что я знаю, что он взял эту бутылку только для того, чтобы позлить Риону.

— Какой яд предпочитаешь, советник? — говорит он. — Позволь мне приготовить тебе напиток.

— Нет, спасибо, — строго говорит Риона.

— Дай угадаю... — он делает вид, что оглядывает ее с ног до головы, хотя я уже видел, как он это делал. — Я представляю тебя как девушку, любящую джин с тоником.

Легкий румянец заливает ее щеки. Это абсолютная правда, хотя я не знаю, как Рэйлан догадался об этом.

— Полагаю, Данте сказал тебе это, — говорит она.

— Он даже не упоминал тебя, — говорит Рэйлан. — Похоже, он не такой хороший друг, как я думал.

— Тогда откуда ты знаешь, что я юрист? — спрашивает Риона, уловив пробел в его заявлении.

— Ну... — говорит Рэйлан, беря два бокала и наполняя их льдом. — Ты носишь темно-синий костюм, каблуки Souliers и часы Akrivia. Все это скрытое богатство, потому что ты хочешь поставить своих коллег на место, но не хочешь злить судью, показывая ему, что зарабатываешь больше денег, чем он. Строгая прическа и одеколон унисекс посылают на хуй любого, кто пытается сексуализировать тебя на рабочем месте. А еще у тебя в портфеле есть дырокол с двумя отверстиями и печать нотариуса.

Взгляд Рионы метнулся к ее портфелю, открытому в кухонном уголке, хоть он и стоит под таким углом, что я не понимаю, как Рэйлану удалось заглянуть внутрь него.

Он ухмыляется Рионе, полностью довольный собой. Она же совсем не рада.

Он протягивает ей джин с тоником, украшенный долькой лайма.

— Очень проницательно, — холодно говорит Риона. — Но ты упустил одну вещь.

— Какую? — говорит Рэйлан.

— Я, блядь, ненавижу лайм.

Риона переворачивает свой джин над раковиной, выливая его. Затем ставит свой стакан с возбужденным стуком и вылетает из комнаты.

Рэйлан смотрит на нас с Симоной и ухмыляется.

— Думаю, я ей нравлюсь, — говорит он.

Через час на свет появляется самый младший Гриффин. Он маленький, безумно сердитый с копной вьющихся темных волос, очень похожих на волосы его матери. Когда он открывает глаза, они такие же голубые, как у Каллума.

Пока Энцо, Фергюс и Имоджен встречают своего внука, у меня происходит собственное воссоединение в приемной.

Мой отец привез Генри с собой в больницу. Генри одет в старую футболку Тупака, которая когда-то принадлежала Неро, и его волосы выглядят только что вымытыми. Он подбегает к Симоне и обнимает ее так, словно не видел много лет.

Симона обнимает нашего сына, и я обнимаю их обоих. Наш первый раз, когда мы вместе всей семьей. То, что я чувствую в этот момент, не передать словами. Все, что я могу сказать — это стоило того, что я перенес. Более чем стоило. Я бы сделал это снова тысячу раз, чтобы просто прижать Симону и Генри к своей груди.

Нет радости без боли. Чем сильнее боль, тем больше радость. По крайней мере, для меня.

Мы все втроем плачем. Мне не стыдно, что мой сын это видит. Это доказательство того, что я любил его все это время. Часть этой дыры в моем сердце была из-за него, еще до того, как я узнал о его существовании.

Через некоторое время Несса Гриффин просовывает голову в комнату, зовя нас.

— Идите посмотрите на ребенка! — говорит она, улыбаясь своей нежной улыбкой.

Мы входим в больничную палату. Аида выглядит потной и уставшей, но вполне довольной собой.

— Посмотри, кого я создала! — говорит она мне.

Я смотрю на младенца в люльке, туго закутанного в больничное белье. Он все еще хмурится, хотя на данный момент он уставший.

— Как его зовут? — спрашиваю я Аиду.

— Мы все еще не сошлись ни на одном имени, — говорит Каллум. Он выглядит раздраженным, но слишком счастлив за ребенка, чтобы на самом деле злиться.

— Ни одно из них не казалось подходящим, — безмятежно говорит Аида. Она не беспокоится об этом. Как и Лонг Шот, моя сестра всегда верит, что в конце концов все получится.

— А как насчет Маттео? — говорит мой отец, предлагая фамильное имя.

— Или Киан, — говорит Фергюс, вероятно, делая то же самое.

— Мне нравится Майлз, — тихо говорит Генри.

Аида оживляется.

— Майлз Гриффин? — она на минуту задумывается. — Мне нравится.

— И тебя устраивает, что у него будет фамилия Гриффин? — говорит Каллум, готовый согласиться на любое имя, лишь бы он ему досталась его фамилия.

— Все вместе звучит хорошо, — соглашается Аида.

Генри краснеет от удовольствия. Он нежно касается щеки ребенка.

Я обнимаю Симону, положив подбородок ей на макушку.

Аида улыбается нам. Похоже, она почти так же рада видеть нас здесь вместе, как и тому, что успешно произвела на свет своего сына.

— Хорошо, что ты вернулась, Симона, — говорит она.