Пролог
Дилан
Тринадцать лет назад
Я снова прокрался в эту комнату. Он никогда не искал меня здесь. Со всеми картонными коробками, сложенными высокими рядами, и со стареньким столом, стоящим в углу, это было прекрасное место, в котором я мог спрятаться, чтобы писать или рисовать. Делать две вещи, любимые мной больше всего на свете. Но ему это не нравилось, поэтому я и прятался.
С грациозностью ниндзя я подполз к стулу и тихонько сел на него. У меня это отлично получалось благодаря практике в шпионских играх с Джорданом.
Зацепив мизинцем поржавевшую ручку ящика стола, я открыл его и схватил лист бумаги. От раздавшегося скрипа мои глаза расширились, и я устремился к двери. Испугавшись, что он услышал этот звук, подождал минуту, а затем, убедившись, что все спокойно, осторожно задвинул ящик.
Я улыбался, постукивая ручкой по губам, когда перо коснулось бумаги, воплощая мои мысли в жизнь. Потребовалась всего пара секунд, чтобы слова потоком полились из меня, потому что я думал об Эви. Из-за нее мое сердце сходило с ума без проблесков разума. Подождите. Есть такое выражение? Мне все равно, потому что это правда.
Словно солнце твоя улыбка,
Будто море твои глаза,
Сердце твое — моя тихая гавань
— Что ты здесь делаешь?
Дверь распахнулась, и раскатистый голос отца напугал меня. Его ботинки тяжело ступали по деревянному полу, это напомнило мне о великане из книги «Джек и волшебные бобы». На его лице отчетливо читалась злость. Дрожащими руками я схватил лист бумаги и спрятал его под стол.
Он приблизился, и я почувствовал это — сильный запах коричневой жидкости, которую отец все время пил. Я попытался задержать дыхание, потому что мне не нравился этот запах. Не то чтобы его заботило мое мнение по этому поводу. Оно никогда его не интересовало.
— Я спросил, что ты здесь делаешь, Дилан!
От сердитого тона его голоса я вжался в стул. Я ведь ничего не сделал. Но ему и не нужна причина. Я знал, что он меня ненавидит. И это чувство было взаимным.
— Я... Я делаю домашнее задание, — пробормотал я.
Мой живот охватил спазм, я прижал к нему руку, надеясь, что боль вскоре отступит.
— Домашнее задание? — Тот факт, что он горой возвышался надо мной, заставлял меня чувствовать себя неуверенно и робко, поэтому я еще больше вжался в сиденье. — Зачем тебе прятать домашнее задание под столом? Дай мне этот листок.
— Нет, — ответил, не глядя на отца, но слыша, как участилось его дыхание. Он явно был недоволен мной. Хотя я давно привык к этому.
— Дилан. Сейчас же дай мне этот листок, или будешь наказан.
Я не шевельнулся, даже не уверен, что дышал в тот момент. В обычное время я не стал бы перечить ему, но мне не хотелось, чтобы он увидел мое стихотворение для Эви.
Прежде чем успел понять, что произошло, отец уже выдернул листок из моих пальцев, разорвав его пополам. Я молился, чтобы он не разобрал то, что там написано, но, когда услышал его неприятный смех, съежился и понял, что слишком поздно.
— Словно солнце твоя улыбка, — произнес он, подчеркивая каждое слово издевательским, насмешливым тоном. — Будто море твои глаза. Что это за дерьмо? Ты снова пишешь стихи? Что я тебе об этом говорил? — отец скомкал бумагу в ком и выбросил ее в коридор, но было такое чувство, будто он разорвал мое сердце. — Мальчики не пишут стихи, Дилан. Стихи пишут только киски. Ты киска, Дилан?
— Нет, сэр.
Моя кровь закипала в венах, и я отказывался смотреть на него. Он просто взял то, что так много значило для меня, и оплевал это. Я хотел сделать то же самое с ним.
— Вот и хорошо. Теперь убирайся отсюда к чертям. Не хочу, чтобы ты околачивался рядом с вещами твоей матери.
Пытаясь сдержать слезы, я выбежал из комнаты как трус, которым стал, когда пришел отец. Мне не нужен был еще один повод для того, чтобы он меня обозвал.
— Да, и в следующий раз, — прокричал он, — приложи больше усилий ради своей команды. Сегодня ты играл дерьмово. Этого недостаточно!
Его слова повторялись в моей голове снова и снова, отчего я спотыкался на лестнице.
Вероятно, он прав... Я никогда не буду достаточно хорош.