Глава тридцать третья

Морриган создал армию за долгие века до того, как другие заложили хотя бы краеугольный камень в фундамент своих королевств. Так гласило Священное писание. Говорилось там и о Священных стражах, яростных воинах, которые сопровождали Морриган на пути через дикие земли. Их нечеловеческая сила и стальная воля были ниспосланы самими небесами, желавшими уберечь Выживших избранников.

Алдрид, которому предстояло стать мужем Морриган и чтимым отцом королевства, тоже был из этих Стражей. Его свирепая кровь и сейчас течёт наших жилах. Помнится, в тронном зале цитадели до сих пор висят мечи Священных стражей, напоминая о нашем величии. О том, что мы помазанники божьи.

Армия у нас всегда была достойной — воины отважные, доблестные, но глядя со стены, как тренируются дальбрекцы, я поражалась. Алебарды взмывали в воздух с жуткой синхронностью, щиты смыкались с ловкостью живого танца. В каждом дотошно отрепетированном ударе гремела решительность, а из солдат буквально рвалось неистовое пламя. Силы и сноровки, как у местных, я ещё не видела. Ясно, почему они так в себя верят. Одного только не подозревают — их слишком мало.

Даже сорокотысячное войско не сравнится с ужасающей мощью Венды. Морриган падёт, а следом и Дальбрек.

Я подняла глаза. Полумесяц уже делил сумеречное небо с заходящим солнцем. Минул ещё день, их остаётся всё меньше. Время ползло неколебимо, но по кольцу, повторяя себя. Свернулось перед нами разъярённой гадюкой и вот-вот вонзит клыки. А направляют её заговорщики Морригана, притом коварнее всего — изнутри питая силой, что уничтожит нас всех.

Хоть как-то этого можно избежать?

«На ту, что Джезелией зовется, чья жизнь будет отдана в жертву за надежду на спасение ваших».

Нет, иначе.

Я ломала голову над словами Венды. Отдать жизнь за одну только надежду? Хотелось бы, конечно, чего-то посущественнее. Хотя и надежда — не пустой звук. Да, она туманна, но мне больше нечего дать Натии и многим другим. Тут даже Рейф ничего не поделает. Подобно историям, которые Годрель рассказывала Морриган, чтобы утишить голод, надежда — пища для пустого желудка.

Джеб выдернул меня из мыслей, напомнив, что пора готовиться к балу. Из-за его спины Тавиш и Оррин глядели на меня с любопытством. Я ещё раз обвела взглядом тренировочный плац. Солдаты разошлись. На небе кое-где уже серебрились звёзды. Оррин помялся, шумно вздохнул, но и слова не проронил, как и остальные. Все ждали моей отмашки, что можно идти. Они втроём целый день держались на расстоянии, ловко уходили в тень, как в Санктуме, при том ни на секунду не сводя с меня глаз.

Они не сами вызвались меня сопровождать, это ясно. Рейф приказал. Видно, стыдился, что за всюду хвостом таскается караул безликих стражников. А эту троицу я ценю. Мы уже столько пережили, пусть и знакомы всего ничего. Походишь с кем-то по острию ножа и волей-неволей сблизишься, точно знаком целую вечность. Я вгляделась в их лица. Нет, не стража. Смотрят по-дружески, обеспокоенно, хотя стоит мне влезть на лошадь, про дружбу они вмиг забудут. И остановят меня, конечно. Да, мы не чужие люди, но всё же я, по сути, их пленница.

Подобрав юбку, я спустилась со стены и впервые уловила зазывный аромат жареного мяса. Помнится, сегодня целый день украшали двор: подвесили лампады/фонарики, натянули навес над столом с угощениями, развесили шёлковые ленточки/повесили между столбами шёлковые вымпелы. Бала с нетерпением ждала почти вся застава.

Бок о бок со мной шёл Джеб. Тавиш и Оррин брели следом.

Джеб потеребил край рубахи. Разгладил рукав. Оттянул воротник.

— Ну говори уже, — начала я. — Сейчас дыру протрёшь.

— Его право на престол оспаривают! — выпалил он, всей душой негодуя за друга.

Тавиш и Оррин заворчали, явно недовольные, что Джеб проговорился.

— Из-за министерских дрязг? — я равнодушно закатила глаза. — Сказал бы что поновее.

— Не в министрах дело. Один генерал претендует на трон.

Да это чистой воды переворот! Я замедлила шаг.

— Значит, и в Дальбреке есть изменники?

— Генерал не изменник. Всё по закону. Он заявляет, что принц Джаксон отрёкся от титула, хотя все понимают, что это не так.

— Простое отсутствие сочли отречением? — Я остановилась и посмотрела на Джеба.

— Немногие, но да. Тут ещё и сам генерал в выражениях не стесняется. Кричит о дезертирстве. Принца ведь столько месяцев нет и нет.

— Почему Рейф не сказал мне? — взвилась я.

— Оба полковника советовали не говорить кому попало. Разногласия порождают сомнение.

Я для Рейфа не «кто попало». Наверное, если бы засомневалась я, это ранило бы его сильнее всего.

— Но сейчас-то генерал узнал, что Рейф жив, и точно угомонится.

Джеб помотал головой.

— Он ведь почуял власть, раздразнил аппетит, и теперь кусков со стола ему мало. Но за Рейфа горой стоит армия, особенно в последнее время. Как только прибудем в столицу, всё быстро уляжется, только ведь это для него лишняя головная боль.

— Хочешь сказать, неурядицы в стране оправдывают Рейфа за вчерашнее?

— Не оправдывает, — заговорил Тавиш у меня за спиной. — Но ты должна увидеть полную картину.

Я повернулась к нему на пятках.

— Полную картину? Как ту, что ты дал Рейфу про меня и Кадена, когда тот взял мою руку? Может, вам в Дальбреке стоит сначала проверять сведения, а потом уже трубить о них?

Тавиш виновато кивнул.

— Да, я ошибся, и за это прошу простить. Я просто рассказал о том, что увидел. Но весть о притязаниях на трон сообщил кабинет министров, ошибки быть не может.

— Значит, у вас в столице завёлся узурпатор. Какое мне дело? Чем заботы Дальбрека важнее морриганских? Комисар в ярости так брызжет ядом, что генерал на его фоне — пищащий котёнок!

Терпение было на исходе. Время убегает, а Морриган всё так же далеко. Тянет уступить, сказать «да», хотя в голове гремит «нет». Я нужна стольким людям, но внутри меня самой сплошная пустота!.. Моя решимость подрана на лоскуты тревогами, я сама себе напоминаю истрёпанную верёвку — ещё чуть-чуть и лопну. А последний рывок будет за Рейфом. Если в меня не верит даже тот, кого я люблю больше всего на свете, то как поверят другие?

В глазах защипало, но я сморгнула всякую слабость.

— Раз так, Рейф должен понимать, почему я так стремлюсь в Морриган. Только вот этого у него и в мыслях нет.

— Он не головой думает, а сердцем, — ответил Тавиш. — Рейф боится за тебя.

Его слова лишь ещё больше меня распалили:

— Я не вещь, чтобы меня оберегать, Тавиш! Я человек! Как и он сам! Моя жизнь — мой выбор, и мне решать, стоит ли идти на риск!

Тавиш молчал. Знал, что я права.

Меня проводили до шатра, где нас во всеоружии ждал отряд Перси.

— До скорого, — бросил напоследок Джеб и, робко улыбнувшись, добавил: — Первый танец — мой.

— Первый танец за королём, — напомнил ему Тавиш.

Ещё посмотрим. Может, танцев вообще не будет. Я с Рейфом точно не стану. Не пристало пленницам танцевать с королями. По крайней мере, в мире, где я хотела бы жить.

Растянувшись поперёк кровати в одной уютной мягкой сорочке, я записывала вырванные из Песни Венды стихи. После стольких лет я наконец возвращала её изначальные слова на место. Они убористыми строчками ложились на оборотную сторону оторванной страницы.

Преданная своим родом,

Избитая и презираемая,

Она изобличит нечестивых,

Хотя многолик Дракон

И сила его не знает границ.

Ожидание будет долгим,

Но велика надежда

На ту, что Джезелией зовется,

Чья жизнь будет отдана в жертву

За надежду на спасение ваших.

Каждое слово Венды отчётливо звенело в памяти, хотя поначалу меня заботило только: «Чья жизнь будет отдана в жертву». Теперь же мне не давала покоя другая фраза: «Она изобличит нечестивых».

Я дотронулась до обгоревшего корешка, скользнула по яростно оборванному клочку на месте последней страницы. Пророчество хотели скрыть от всего мира.

Я улыбнулась.

Кто-то меня до глубины души ненавидит. Или ещё приятнее — боится. Не хочет, чтобы я вывела его — или её — на чистую воду.

Страх. Гнев. Отчаяние. Вот чем пропиталась эта обгоревшая книга без страницы. Я распалю этот страх, уж точно распалю, потому что хоть люди на грани способны на что угодно, они ещё и вконец глупеют. Раскрыть главных участников заговора жизненно важно. Я раздую из их страха пожар, задушу дымом, чтобы они показали истинное лицо.

Если Малик предупредил заговорщиков обо мне, о внезапности можно забыть. Они подготовятся и будут ждать. Но раз и я всё знаю, надо обернуть это себе на пользу. Хоть как-нибудь!

Я отложила книгу и откинулась на подушки, думая, как покончить с изменниками и при этом не раскрыть себя. Придётся прожить хотя бы столько, чтобы выяснить, кто в сговоре с канцлером и королевским книжником. Может, кто-то из областных дворян? Власти у них немного, и это мне на руку — если повезёт, к зимнему заседанию уже буду в столице, и они ничего не смогут сделать. А вдруг остальные министры? Командир стражи? Министр торговли? Главнокомандующий? Из всех только хронист вечно поглядывал на меня с недоверием и ревностно берёг время отца. Сбросить ли его теперь со счетов? Впрочем, я избегала очевидного — отец приказал меня арестовать. Он, конечно, человек непростой, но в жизни не предал бы собственный народ, да и сговариваться с Комизаром не стал бы. Неужели он марионетка? Надо миновать свиту его прихлебателей, и поговорить с ним с глазу на глаз. Да уж, задачка не из лёгких. Что мне грозит?

Я зарылась пальцами в соболиное одеяло, стиснула нежный ворс в кулак. Нельзя забывать и про отца. Помню, Вальтер сказал: «прошел уже почти месяц, а он по-прежнему бушует». Даже любимый принц Вальтер тайком путал следы тайком от короля. С тех пор, уверена, злоба отца ни капли не поутихла. Я ведь подорвала его авторитет, унизила. Станет ли он вообще меня слушать? Сказанное-то ничем подкрепить не смогу. Меня заклеймили врагом государства, совсем как племянника, которого он велел повесить. А моё слово против слова канцлера… Кому отец поверит — мне или тому, кто верой и правдой служил короне столько лет? Без доказательств канцлер и книжник так извратят мои заявления, что в глазах отца я буду просто вертеться из страха, лишь бы увильнуть от наказания. Помнится, когда я в последний раз съязвила канцлеру, отец так рассвирепел, что приказал увести меня в покои. Как же они решат заткнуть меня теперь? В груди похолодело. Рисков целый клубок, и мне его не распутать. А если я вообще ошибаюсь? Рейф вот в этом уверен.