Глава двадцатая
Рейф
Я вошёл в лазарет.
Тавиша, Джеба, Гриза и Кадена перевязывали на койках. Каден скрыл, что его тоже задели. Пустячный порез у поясницы, но зашить всё равно не мешало. Оррин и Свен сидели в креслах напротив, забросив ноги на кушетки для больных.
Заметив меня, Тавиш и Оррин оба ехидно присвистнули, словно к ним зашёл покичиться какой-то щёголь. А вот Джебу мой вид понравился.
— Только мы успели привыкнуть к твоей чумазой физиономии… — язвительно протянул Свен.
— Вот что делают ванна и бритва. Советую и тебе попробовать.
Плечо Джеба всё замазали мазью и обложили примочками. Оказалось, он надорвал связки и теперь придётся беречься добрых пару недель. Ни поездок верхом, ни службы в карауле. На три дня постельный режим. За спиною лекаря Джеб корчил рожи и одними губами шептал «нет!»
Я лишь развёл руками: если врач сказал, ничего не поделаешь. Джеб насупился.
Гризу тоже велели несколько дней отлежаться, а пустячные раны Тавиша и Кадена не мешали нести службу и должны были зажить через день-другой. Врач, похоже, ещё не знал, что Каден не из наших, и лечил его наравне со всеми.
— Этим двоим можно в душ. Перевяжу их, когда помоются. — отметил он и пошёл к Гризу.
Стоявший в полутьме лазарета Каден потянулся за рубахой, и свет из окна на миг выхватил его спину и короткую линию чёрных стежков на ране. А затем я увидел шрамы. Глубокие. Его пороли.
Каден повернулся и уловил мой взгляд.
Грудь тоже усеивали шрамы.
Застыв на мгновение, он невозмутимо натянул рубаху.
— Старые раны? — спросил я.
— Да. Старые.
Судя по тону, делиться подробностями он не хотел. Мы почти ровесники, значит, секли его ещё в детстве. Лия как-то пробормотала, засыпая, что он из морриганцев, но я списал это на горячку. Если в Венде с ним так обошлись, откуда такая верность?
— Солдаты снаружи покажут, где душ, и выдадут чистую одежду, — сказал я, когда Каден застегнул рубаху.
— Сторожа, хочешь сказать?
Я пока не мог отпускать его одного, не только из недоверия, но и для его собственной безопасности. Слух о том, что отряд перебит, уже разошёлся по заставе, и сейчас никакой венданец не встретит в этих стенах тёплого приёма. Даже тот, кому король в меру доверяет.
— Назовём их свитой. Ещё помнишь это слово? Обещаю, с ними тебе будет куда приятнее, чем мне с Ульриксом и его сворой.
Он покосился на свою перевязь с мечом на столе.
— Про это лучше забудь.
— Я твой королевский зад сегодня спас.
— А я твой венданский прямо сейчас спасаю.
Обычно, когда меня посылали в Марабеллу, я спал в казарме с солдатами, но полковник заявил, что королю это не пристало.
— Привыкайте к своему новому положению, — сказал он, а Свен поддержал.
Во дворе для меня разбили шатёр, как для послов и сановников, что иногда заезжали по пути. Просторный и богатый, он сулил настоящее уединение, о чём солдат в переполненной казарме может только мечтать.
Я приказал поставить шатёр и Лие и сам его осмотрел. Землю устилал толстый ковёр в цветочек, на постели красовались одеяла, меха и целая тьма подушек. Круглобокую печку набили дровами, а сверху подвесили масляную люстру.
А ещё цветы. Целая вазочка каких-то пурпурных цветов. Должно быть, по приказу полковника солдаты не одну торговую повозку ради них обыскали. На столике с кружевной скатертью — расписной кувшин с водой и глиняная плошка с печеньем. Я кинул одно в рот и закрыл крышку. Ни одной мелочи не упустили, обставили шатёр куда лучше моего. Полковник знал, что я захочу всё проверить лично.
У кровати — сумка Лии, которую я велел конюху принести, как только поставят шатёр. Тоже была в крови, и, наверное, поэтому оставили на полу. Я высыпал вещи и книги из сумки на столик, чтобы забрать её с собой. Пусть почистят, надо стереть все напоминания о минувшем дне.
Сев на кровать, я открыл одну из книг. «Песнь Венды» — Лия о ней рассказывала. Та самая, где упоминается имя Джезелия. Я откинулся на мягкую перину и пробежал глазами по строкам, совершенно непонятным для меня. И как только Лия их разбирает? Она ведь не книжница. Помню, с каким трепетом она объясняла мне в Санктуме, насколько важна Песнь.
«Может быть, то, что я оказалась здесь, не случайность».
Когда она это сказала, я ощутил неприятный холодок. Венда — королевство и женщина — играли на её страхах, но я помнил и толпы на площади, что росли день ото дня. В этом было что-то неестественное, неправильное, с чем даже Комизар не мог совладать.
Я отложил книгу. Главное, что всё позади. Санктум, Венда — всё. Даже бредни Гриза о том, что Лия его королева. Со дня на день мы отправимся в Дальбрек. Злит только, что приходится ждать. Свену всё мало выделенного эскорта, и полковник предложил через несколько дней, когда сменят гарнизон, уехать всем вместе. Пока что он приказал сокольничьему послать в Фалворт тройку самых резвых вальспреев с новостью, что я жив и скоро прибуду.
Он сказал, что так ещё и успеет ввести меня в курс дел, хотя во взгляде его скорее читалось «подготовить».
Да, возвращение будет нелегким, это уж точно. Я всё ещё не мог поверить, что худшие мои кошмары стали явью: отец и мать умерли в неведении о судьбе единственного сына. Меня сжигало чувство вины.
Но они хотя бы знали, что я их люблю — это они знали.
Завтра мы обсудим смерть родителей и всё, что произошло с тех пор, а пока мне надо отдохнуть. Министры придут в ярость, когда узнают, где я пропадал и сколько раз моя жизнь висела на волоске. Непросто будет вернуть их доверие.
Но Лия жива. И если бы пришлось, я поехал бы за ней ещё раз. Свен и остальные это понимают. Поймут и министры, как только с ней познакомятся.