Он придвинулся, едва не коснувшись моих коленей своими.

Попытка собраться утонула в солёном смраде крови с террасы. Снова сверкнул взгляд Астер, рассёк тишину рёв толпы, скрипнула в ладони холодная рукоять кинжала. Вновь нахлынули воспоминания о том дне: неверие, мгновения, что всё изменили. Комизар осел на землю, а во мне огоньком зажглась глупая надежда, что всё кончено.

Я сглотнула, пытаясь хоть как-то смочить одеревеневший язык, а затем выдавила сухим хрипом:

— А что стало с остальными, Каден? С Калантой, Эффирой, слугами? — И назвала ещё полдюжины неравнодушных людей, чьи обращённые ко мне взгляды всегда искрились верой. Они возлагали на меня чаяния, которые я обманула. Возлагали и возлагают по сей день.

Он хмуро сдвинул брови.

— Скорее всего, мертвы. Кланам, которые рукоплескали тебе на площади, пустили кровь. В назидание остальным. Точной цифры не знаю, но казнили по меньшей мере сотню человек. Из клана Астер мертвы все, в том числе Эффира.

Мысли закружились ураганом.

— Ивет и Зекия? — спросила я, не до конца уверенная, хочу ли услышать ответ. — Эбен?

— Не знаю. — В голосе Кадена теплилась слабая надежда. Он перевёл взгляд на мои колени, где лежал меч.

Хотелось развязать путы, поверить, что Каден явился помочь, но я опасалась. Рейф рассказывал совсем другое: на его глазах тело Комизара утащили прочь. Даже Свена в этом заверил.

Стены содрогнулись от внезапного рёва. Свен выбранился, раздались крики. Это остальные пытались удержать Гриза. Перепуганные птицы в гнёздах наверху осыпали нас градом веток и сора.

Каден поднял глаза, словно выискивая что-то в темноте верхних этажей.

— Развяжи меня, Лия. Развяжи, пока не поздно. Клянусь, я не вру.

Встав, я отряхнула штаны. В груди кольнуло знакомой болью. «Венда превыше всего». Пожалуй, единственные слова Кадена, не осквернённые ложью.

Я приставила меч к его горлу.

— Может, ты и спас мне жизнь, Каден, но доверия ещё не заслужил. Мне дороги мои спутники, и я не позволю причинить им зло.

В его взгляде тлели угольки разочарования. Отныне всё иначе. На кону не только моя жизнь, но и тех, кто мне дорог в Морригане и Венде, и каждого в отряде, с которым я еду теперь — столько судеб подвязаны нитями к моим мыслям и поступкам. Нет сомнений, что самого Кадена раздирали те же тревоги. Венда перестала быть для него превыше всего. Как и я.

Я устало свернулась в объятиях не менее усталого Рейфа. Пересказав слова Кадена, вновь спросила о Комизаре. Рейф заверил, что Комизар мёртв, но на этот раз сомнение охватило меня раньше, чем прозвучал ответ: растерянно приоткрытый рот и короткая заминка перед ответом говорили сами за себя. Рейф лгал. Он не видел, как утаскивали труп Комизара.

И что теперь делать: злиться или благодарить? Понятно, что он лишь хотел унять мою тревогу, но я-то того не просила. Хотела быть готовой к худшему. Давить на него не стоит, сейчас главное отдых. Рейф и так уже еле глаза открывает.

Мы устроились в укромном уголке, хоть немного скрытом темнотой и упавшими плитами от чужих глаз и света костра. Оррину досталось дежурить первым. До меня доносилось размеренное шарканье его сапог по камням. То ли шорох птиц тревожил его, то ли волчий вой вдалеке, а может, присутствие Убийцы, что лишало сна всех нас.

Один Гриз, кажется, погрузился в забытьё, унёсшись в край тёмных и тревожных снов. Если он переживёт ночь, то, по словам Тавиша, может выкарабкаться. Мы сделали всё, что в наших силах.