Глава 77
Другой вид семьи
Кейт летит по небу подальше от города к Южному побережью, обратно во времени, к воспоминанию, которое так дорого, что возвращение к нему ощущается карабканьем в теплую постель. Она проносится по воздуху, над городами и городками, замедляется почти до остановки, когда достигает Вествилля, Квазулу-Натал, где она родилась.
Сверху, Кейт узнает свой наемный электромобиль, стоящий у реки, пестрящей плакучими ивами, камышами и тростником. Она видит свою мать, свою настоящую биологическую маму, идущую к реке, и вдруг ее тянет прочь с неба, словно засасывает гигантский пылесос, тянет с силой вниз. Девушка оказывается в своем помолодевшем теле, сидящей в своей машине. Зеркало заднего вида подсказывает девушке, что ей снова около тридцати, и, когда Кейт опускает взгляд на свой живот, он большой и круглый. Она проводит по нему руками. Сильвер.
Кейт делает вдох, задерживает дыхание и выдыхает, позволяет себе полностью погрузиться в воспоминание.
***
Вествилль, Квазулу-Натал, 2022
Кейт сидит в арендованном автомобиле, припаркованном недалеко от реки под переливающейся тенью ив. Она отстегивает ремень безопасности, поудобнее устраивается в кресле. Ее левая рука чуть бледнее и тоньше правой, все еще восстанавливается от экзоскелетного гипса, который ей пришлось носить несколько месяцев.
Она вдыхает грязный зеленый запах реки (Увядшая водяная лилия): мягкий, волнистый запах. Ароматные травы. Холмы.
Боже, Кейт скучала по вождению, по свободе, которую ощущаешь, езжая по простирающейся перед тобой дороге под грохочущий саундтрек по твоему выбору. По остановкам для заправки водородом — не таким едким, как бензин — и по жирному жареному сыру в вощеном бумажном пакете. Тонким бумажным салфеткам. Ванильному соевому мороженому в твердой шоколадной глазури, которое можно с хрустом откусить зубами. Она замечает, что в магазине исчезли все холодильники «Фонтус». Кейт представляет, как они валяются в блоках утилизации, лишенные всех драгоценных металлов, используются вторично в качестве кроватей или столиков для столовых в мелких городках.
Кейт опускает стекло еще ниже, впуская больше свежего воздуха в салон. Выбросив освежитель воздуха в агентстве по аренде машин (Отвратительный Розовый), она ехала первый час, открыв все окна, пытаясь выветрить запах. Искусственные розы: слишком сладкий запах прочерчивал густые вертикальные линии перед ее глазами. Ее обоняние, кажется, в последнее время находится в раздрае, фигуры стали более живыми.
Сегодня прекрасный день: теплый, влажность смягчается прохладным бризом, а небо ярче, чем когда-либо. Ветви плакучих ив метут по земле, шепчут, словно желают успокоить. Кейт ощущает запах сотен различных оттенков зеленого, скрытый в движениях листьев.
Вдалеке появляется женщина, она идет к реке. У нее густые серебряные волосы, скрученные и заколотые, со свежим цветком в них. В ее руках старая плетеная корзина для пикника. Женщина высока и движется элегантной походкой — не торопится, не плетется, в ее шагах сквозит целеустремленность. Она не ищет хорошее местечко — уже знает его.
Женщина ставит корзинку на землю, расстилает одеяло для пикника, разглаживает его отточенными движениями. Сняв туфли, она садится, вытянув перед собой ноги и скрестив их в лодыжках, откидывается на спину, оперевшись на локти, и закрывает глаза, подставляя лицо солнцу.
Она снимает заколку и позволяет своим волосам рассыпаться вниз, как жидкая ртуть. Кейт бездумно прикасается к своим коротким, проводит пальцами сквозь отросшие пряди.
Кейт делает снимок при помощи «ЛокитКэм», затем достает с заднего сидения переносной холодильник, который упаковала этим утром. Достает подтекающую бутылку холодного чая, упаковку чипсов «Блэксолт» и шоколадный батончик «КараКранч». Наблюдая за женщиной у реки, Кейт открывает пакет из фольги и начинает есть, затем вспоминает про аппетитное зеленое яблоко в своей сумке — Грэнни Смит — и съедает его тоже.
Так вот как выглядит ее настоящая мать. Не просто ее мать не-похитительница, больше, чем просто биологическая мать, но ее настоящая мать. Кейт это чувствовует. Она узнает Сета-Сэма в языке тела этой женщины, в прямоте ее носа. Но волосы и глаза женщины такие же, как у Кейт.
Она снова смотрит на свое отражение в зеркале заднего вида, прикасается к недавно появившимся седым волоскам у виска (Серебряный Шелк). Кейт чувствует давление в груди, понимает, что ее дыхание участилось, и глубоко дышит, пытаясь успокоиться. Теплые слезы льются по ее щекам, она уже привыкла к ним, даже рада высвобождению эмоций. За прошедшие пару месяцев она выплакала столько слез, сколько не плакала за всю жизнь.
Женщина выглядит такой безмятежной, находится в такой гармонии с миром. Это качество Кейт не унаследовала, но женщина не всегда была такой, у нее тоже выдавались не лучшие времена. Ее родители так и не переехали — все еще жили на Гибискус Роуд, 22 — словно думали, что, если переедут, потеряют любую надежду на то, что близнецы вернутся домой.
Энн Чапман приходит к реке почти каждый день, на то место, где она сидела в тенечке, пока в воде плескались близнецы, а затем позже, их другие дети: еще один сын и еще одна дочь, рожденные через пять лет после Кейт и Сэма с разницей в три года. Дети, уже выросшие, часто приезжают в гости, и семья выглядит, как любая нормальная, счастлива и любящая семья. Сложно, увидев их смеющимися, перебрасывающимися шутками за семейным ужином, догадаться о печальном, трагичном прошлом.
Тоска Кейт пропитывает весь салон. Как бы она хотела познакомиться со своей матерью, взять ее за руку, попробовать ее готовку, расспросить о годах до похищения и после. Но, глядя на нее и видя, какая она счастливая, Кейт понимает, что не может этого сделать. Это будет все равно, что разбить потрескавшееся зеркало, которое склеивали десятилетиями. Оно хрупкое, испещренное трещинами, Кейт не будет той, кто вновь разобьет его.
Никаких свежих сердечных ран.
У ее матери новая жизнь, думает Кейт, как и у меня сейчас. Девушка вспоминает о Сете дома в Иллово, сидящем с ребенком Мармелада: как хорошо он с ним справляется, с какой нежностью. Сет решил сохранить имя, данное ему «Генезисом», а не свое «Сэм», говорит, что оно ему не подходит, и он прав.
У него тоже новая жизнь, хоть он и не поменял имя. Кейт представляет, чем они сейчас занимаются, скорее всего, сидят на диване перед домашним экраном, малыш Мармелада уснул у него на руках, бигль Бетти/Барбара дремлет на своем привычном месте — на коленях Сета. Деревянный пол усыпан подгузниками, салфетками, зубными кольцами и игрушками.
Другой вид семьи, сказал бы Джеймс.
Необычная семья, но, тем не менее, семья: дожидающаяся ее возвращения домой и нового прибавления.
Кейт думает о своей Черной дыре, которая никуда не делась, но сжалась до размеров ее серебряного медальона, нагревшегося от кожи. Такой маленькой дыра еще никогда не была, но она зияет, когда девушка думает о Джеймсе.
Кейт замечает, что ее мать начинает собирать вещи, встряхивает одеяло, складывает его и убирает, а затем уходит в том направлении, из которого пришла. Кейт тянется к дверной ручке, но останавливает себя.
Нет. Нет. Но, когда ей становится невыносимо, она делает себе уступку, думая, пока крайней мере, не сегодня. Может быть, завтра, но не сегодня.
Через пару шагов, ее мать оборачивается и смотрит прямо на машину Кейт вдалеке. Кейт не видит выражение ее лица. Момент проходит, и Энн отворачивается и продолжает путь домой.
Кейт, откинув голову назад, делает пару вдохов с закрытыми глазами, затем надевает ремень безопасности и заводит двигатель, сдавая назад. У нее снова болит спина, лодыжки опухли. Девушка устраивается поудобнее и потирает разросшийся живот.
— Пора отвезти тебя домой, малыш.
Рожденные с разницей в семь месяцев, ее дети будут почти как близнецы. Другой вид близнецов.
Кейт начинает уезжать, но доезжает до знака стоп на вершине дороги и передумывает. Она разворачивает машину и мчится обратно к парковочному месту у реки. Ее мать уже ушла.