Габриэла Ли «Не реанимировать»

Процесс был простым: каждый житель Филиппинского протектората носил ID-карту. Там было имя человека — неприятный остаток их испанского колониального прошлого — и его профессия, серийный номер для доступа к публичной информации в колонии и контактный номер для несчастного случая. А внизу, в зависимости от жителя, были слова: «В случае отключения, НР».

Но у Мелиссы была неудачная привычка забывать карту в офисе. Она надеялась, что в будущем будет помнить, что ее нужно брать на случай, если она перестанет дышать. Хотя будет просто понять место ее работы: белый халат, со стилизованным кадуцеем на нагрудном кармане, напоминал людям, что она работала в хосписе.

Она принимала десять, а то и двенадцать тел, которые нужно было обработать во время ночной смены в хосписе. Она знала, что Хелен обычно разбиралась с большим количеством днем. Колония процветала, и они могли позволить терять больше тел, пытаясь достичь баланса населения. Хотя Протекторат был основан за пределами мира почти пятьдесят лет назад, люди все еще боялись.

Быстрый рост населения, благодаря консервативным процедурам правительства и религиозному пылу, помог устроить коллапс старой Манилы и окружающих провинций во время первой Великой Дрожи. Временное правительство в Давао, на юге Филиппин, быстро начало посылать колонистов с планеты, чтобы установить протекторат. Другие народы Восточной Азии уже бороздили Млечный Путь. Планы были составлены, зачеркнуты и продуманы снова, и после десяти лет корабль «Бакунава Класс-3» с людьми и грузом полетел на Марс.

Мелисса была на том корабле. В ее посадочных документах было указано, что она недавно окончила медицинский институт. В больнице, где она работала на планете, сказали, что ей будет легче найти работу за пределами планеты, если они подделают ее документы; ее лицо было все еще достаточно свежим, чтобы она могла сойти за выпускника в возрасте немного за двадцать. Но на самом деле она считала это новым шансом в жизни, способом снова посмотреть на мир, особенно после того, как ее мир недавно развалился. С ней была только одна сумка, у нее не было ничего, что она хотела сберечь.

Нынче Мелисса отмечала иронию, что, хоть они были на пороге почти нулевого мусора по всему марсианскому протекторату, люди по-прежнему цеплялись за остатки своих прошлых жизней. В отличие от офиса-куба Хелен, ее был чистым и просторным. На стенах не было проекций членов семьи или пластиковых растений, которые собирали солнечную энергию, не было даже блокнота для напоминаний. Мелисса хранила стол таким, особенно после ранних лет полевого медика в колонии, когда она была частью команды, которая забирала НР-ов из их домов-кубов. Она все еще помнила один из первых случаев: миссис Мелендез была найдена за стопкой старых журналов, которые она смогла забрать с Земли. Бог знал, как. Им пришлось рыться в горах рассыпающихся газет и страниц с текстами песен, чтобы найти старушку и забрать в хоспис для обработки тела.

Мелиссе было не по себе от того, что труп — а миссис Мелендез была без пульса, когда они нашли ее — все еще прижимал выцветший журнал к груди, словно на страницах были ответы на все тайны жизни в роскоши чернил. Даже когда они доставили мертвую женщину в «Природные ресурсы» и подняли на металлический стол, даже пока Мелисса медленно вскрывала и проверяла тело для отчета патологоанатома («Причина смерти: остановка сердца»), она невольно злилась на женщину. Она легко могла продлить свою жизнь на пять-десять лет, если бы следовала указаниям колонии и не проносила бесполезную контрабанду в свой куб.

Мелисса разделила тело, чтобы его использовали в хосписе: кровь для Гека в Обескровливании и кости для Джеральдины в Остеологии, внутренние органы для работников Внутренней медицины. Она оставила голову напоследок. Отдел психофизиологии был переборчивым с образцами мозга для трансплантации и изучения, и она хотела получить чистый образец.

Мелисса вырезала глаза миссис Мелендез и осторожно поместила их в небольшой контейнер с прозрачной жидкостью на тележке рядом. Бледные сферы глядели на комнату, будто живые, хотя Мелисса привыкла к глазам мертвецов и могла легко игнорировать их. Наконец, когда все было упаковано, внесено в журнал и маркировано, неиспользованные останки, менее пяти процентов от общей массы тела умершего, можно было бросить в печь для материи. Небольшой металлический ящик был напрямую подключен к энергетическим матрицам хосписа и легко перерабатывал останки мертвых.

Наконец, Мелисса подключила нейровизуальный проводник к записывающему устройству, которое проецировало изображения на стену. НР-ы не могли вернуться в свои семьи, и они записывали последнее, что помнили перед смертями, напоминание о хорошо прожитой жизни. Частью работы Мелиссы было убедиться, что изображения были хорошего качества и приемлемыми для публики.

Мелисса заполнила последние страницы отчета о миссис Мелендез для архива, она без особого энтузиазма наблюдала за последними образами-воспоминаниями, отпечатавшимися в глазах старухи. Это было черно-белое изображение четырех мальчиков со стрижками под горшок и в старомодных пальто, несущих музыкальные инструменты и поющих на маленькой сцене. «Here comes the sun, — пели они, музыка бренчала на фоне. — Here comes the sun».

Напевая, Мелисса ощутила, как часть раздражения пропала.

— Ты не устала? — спросила Хелен в один из редких дней, когда они пересеклись в кафе. Мелисса оторвала взгляд от планшета, где уже прочла половину романа о любви человека и пришельца, но она почти не притронулась к питательным батончикам.

— От чего? — Мелисса подвинулась, чтобы Хелен уместилась на скамье. Кафе казалось огромным из-за пустоты в нем. Таймер над дверью кафе напоминал, что до ее смены осталось пятнадцать минут.

Хелен взмахнула вилкой и напала на батончики с аппетитом.

— Всего этого. Отдела. Тел. Просмотра чужих жизней в проекции на стене.

Мелисса пожала плечами.

— Это работа. Я в ней хороша. Я не понимаю, о чем еще я должна думать.

— В этом и проблема, — сказала Хелен. — Ты не помнишь, какой была жизнь на планете?

— Ты про постоянную угрозу тайфуна или засухи? Или ощущение, что еда вот-вот закончится? Или что мы не знали, где взять воду или лекарства, что-то необходимое для пациентов в больнице? Нет, спасибо.

Хелен закатила глаза.

— Ты просто солнце.

— Я — реалист. Мы тут почти двадцать лет, да? Эта работа лучше, чем то, что я могла бы получить дома, даже если бы я переехала в Американский союз или Канаду.

— Ты думаешь только о работе?

Мелисса опустила планшет.

— Что тебя беспокоит, Хелен?

Другая женщина поджала губы.

— Ромелл писал на почту. Он хочет, чтобы я вернулась домой и заботилась о внуках.

— У тебя все еще контракт.

Она пожала плечами.

— Я могу закончить его в местной больнице. Там нет системы НР-ов, так что я смогу вернуться к нормальной патологии.

— Зачем тогда ты говоришь со мной? Похоже, ты уже все решила.

Хелен опустила прохладную мягкую ладонь на руку Мелиссы.

— Я хотела узнать, не хочешь ли ты со мной. Ты выглядишь утомленно, выгорела, Мелли. Может, дома тебе будет лучше.

Она покачала головой.

— Тут теперь мой дом, Хелен. На планете ничего для меня нет.

— Но как же…

— Никого нет, Хелен.

Хелен доела батончики и встала, понесла поднос к стойке.

— Если передумаешь, я буду тут еще несколько дней, пока оформляю документы.

Мелисса заставила себя улыбнуться.

— Я буду в порядке. Спасибо за предложение.

Позже за столом, заканчивая документы с прошлой смены, Мелисса подумала о коллеге. Они общались, но Мелиссу не интересовала дружба. Она даже не была уверена, как Хелен провела другую половину дня, это не было работой Мелиссы.

Она взглянула на куб Хелен с проекциями ее детей и внуков. Роммель занимал большое пространство на стене, его загорелое лицо расплылось в широкозубой улыбке. В Стоматологии были люди, которые могли убить за эти зубы. Она оглянулась на свой собственный куб, на мигающий синий свет на ее консоли, сигнализирующий о прибытии тела, и вздохнула, готовясь к работе.

Перчатки, маска для лица, синяя униформа: Мелисса надела их, как вторую кожу, тихо ожидая, пока медработники принесут тело для подготовки. Два медбрата вкатили тело, подняли его с каталки на металлический стол, кивнули ей и покинули комнату. Мелисса подвинула к себе яркую галогеновую лампу, осматривая тело.

Мужчина, за пятьдесят, слегка ненормальная припухлость в районе живота — может быть, рак желудка? Хотя они в значительной степени искоренили мутацию у более молодых граждан, пожилые люди, особенно первое поколение, перемещенное с Филиппин в эту колонию, были не столь восприимчивы к генной терапии, введенной онкологами хосписа. Мелисса взглянула на карту, сопровождавшее тело. Мануэль Ко. Имя казалось знакомым, но, опять же, она предположила, что мужчины определенного возраста были частью того же корабля, на котором она прибыла в колонию.

Работа была утомительной, но знакомой. Плоть легко отделялась, позволяя ей читать тело, как тонкие страницы из старой книги, как бумажные, которые она видела только за стеклом в музеях. Она подумала, будет ли материал ощущаться так под ее прикосновением: эластичным и гладким. Она читала о его детских болезнях и незначительных раздражениях, об удалении желчного пузыря, слегка обесцвеченной печени (Алкоголь? Лекарства?), Сердце все еще было плотным, с переплетенными мышцами и венами, которые удерживали его на месте. Мелисса молча работала над телом, ее единственной музыкой было царапанье лезвия по коже, по кости.

Глаза были мутными, радужка стала светло-коричневой. Она вырвала их, как цветы, из глазниц и погрузила в жидкость. Щелкая переключателями машины, она слушала знакомый гул нейровизуальных проводников, извлекающих изображения из бледных сфер, плавающих в жидкости. Ожидая, пока машина начнет проецировать изображения на стену напротив нее, она приступила к методической задаче распределения органов тела по контейнерам для доставки. Когда тело опустело, она начала зашивать оставшуюся кожу.