ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Джек

— Уже поздно, и я устал. Напомни мне еще раз, почему ты решил меня выгулять? — вздыхаю я, засовывая руки поглубже в карманы зимнего пальто, переходя следующий квартал вместе с Нортом.

— Это буквально через дорогу, как я могу тебя выгуливать? Ну, разве что, это займет толику твоего времени.

— Сильно сомневаюсь в этом. — Я даже могу слышать ворчание в своем собственном голосе,

«Джингл-бар» - худший бар в Тропинге. К счастью для нас, это также единственный бар. Его украшают к Рождеству круглый год, как и весь остальной город, но для этого места маховик машины времени остановился на отметке 1975 года, и с тех пор не сдвинулся ни на йоту. Хуже всего то, что все украшения здесь крайне жутковатые, как будто ваша бабуля заставляла выставлять их на всеобщее обозрение ежегодно, независимо от того, как сильно это пугало детей. О, и еще здесь имеется караоке, что официально делает это место последним местом, где я когда-либо хотел оказаться в пятницу вечером.

Не то чтобы город был богат на события, но это не первый и не пятнадцатый мой выбор из списка развлечений в Тропинге. «Джингл-бар» находится в списке достопримечательностей прямо под посещением завода по разведению рыб по Маршруту № 4.

Запах несвежего пива, застоявшегося сигаретного дыма и дешевых духов поражает меня, когда мы открываем дверь. Следом кто-то визжит «Jingle Bell Rock » в микрофон.

— Хорошо, думаю, мне этого достаточно, — говорю я и поворачиваюсь, чтобы уйти.

Норт кладет руку мне на спину и подталкивает к бару.

— Разве ты не хочешь поздороваться с моей сестрой?

— Что? С чего бы это мне с ней здороваться?

Именно тогда я замечаю Тинсел на сцене с микрофоном в одной руке и коктейлем в другой.

— Срань господня.

Прежде чем я понимаю, что делаю, я уже продвигаюсь дальше в бар, чтобы получше рассмотреть. На ней темно-красное платье-свитер, облегающее ее изгибы, с низким вырезом спереди. Я никогда раньше не видел ее в этом платье или в чем-то подобном. Я понимаю, что мой рот приоткрылся, и захлопываю его прежде, чем слюна скатывается по моему подбородку.

— Выглядит ужасно, — говорю я больше себе, но не могу отвести от нее глаз. Какого хрена Норт притащил меня сюда, чтобы я это увидел? Он не знает, что я влюблен в его сестру. Не может быть.

Когда Тинсел допевает последнюю ноту, толпа взрывается радостными возгласами, и я наблюдаю, как она смеется, когда кланяется и передает микрофон кому-то другому. Прежде чем я успеваю моргнуть, она исчезает в толпе, и моей целью становятся ее поиски.

Норт исчез, но я, наконец, беру след Тинсел после того, как пробиваюсь к бару. К тому времени, как я добираюсь до Тинсел, она с Фрости уже опрокидывает шот, а затем смачно сосет лайм. Наблюдая за тем, как двигаются ее полные губы, я чертовски возбуждаюсь.

— Понятия не имел, что ты не умеешь петь, — говорю я, и Тинсел встречается со мной взглядом.

Она свирепо смотрит на меня, прежде чем вынуть лайм изо рта и небрежно бросить его через плечо.

— Кто тебя спрашивал-то, придурок?

Фрости фыркает, а затем быстро прикрывает рот, как будто она не хотела этого делать. Сама же Тинсел пытается сохранить невозмутимое выражение лица, но ее попытка с треском проваливается, когда на нее накатывает приступ похихикай-со-своей-лучшей-подругой-и-соседкой-по-комнате.

— Как долго вы двое здесь? — Я смотрю на пустые рюмки, разбросанные по бару, а Тинсел выпрямляется достаточно, хмуро глядя на меня.

— Ты не мой брат, придурок. — Она тычет мне в грудь, а затем издает какой-то звук. — Я поранила палец о твою грудь. Мне следует выписать тебе штраф.

— Прости, за то, что моя грудь слишком твердая? — Как только эти слова слетают с моих губ, я жалею, что не могу взять их обратно.

Тинсел фыркает, а затем каким-то образом зацепляется своими смехотворно высокими каблуками за пустоту и начинает падать. Я протягиваю руку и хватаю ее за талию, прежде чем она успевает упасть лицом вниз, а затем рычу от разочарования. Почему ее изгибы должны быть такими чертовски мягкими?

— Хороший улов, придурок, — говорит Фрости, а затем прочищает горло. — Я имею в виду Джек. Извини, она на меня плохо влияет.

— Я заметил. — По какой-то причине я все еще удерживаю Тинсел за бедра, но это хорошо, потому что она снова начинает раскачиваться.

— Ты хуже всех, тебе об этом известно? — Тинсел начинает расплываться, когда тычет пальцем так близко к моему лицу, что буквально щелкает меня по носу. — Ты с твоими идеальными волосами и телом. — Потом она начинает трепать меня по волосам. — Просто мистер Совершенство, вот кто ты, Джеки.

— Ты пьяна, — констатирую я, а Тинсел пожимает плечами.

— Может быть, но это не твое дело.

Она поворачивается к Фрости и поднимает руку, чтобы дать пять.

— Утекай, верно?

— Абсолютно.

Она хлопает себя по руке, и затем они обе чуть не падают.

— Ладно, думаю, на сегодня достаточно. — Я оглядываюсь в поисках Норта, когда слышу, как они вдвоем начинают протестовать. Это он вытащил меня сюда, а теперь его нигде не видно.

— Вы двое повеселитесь, — говорит Фрости, хватая свое пальто. — Я пообещала своей двоюродной сестре, что испеку ей свежие булочки с корицей для завтрашней вечеринки, посвященной раскрытию ее гендера. Я останусь ночевать у нее, ведь она на сегодня мой персональный водитель.

Фрости машет кому-то в дверях, и я вижу Кэрол, стоящую там с округлившимся животом. Фрости в последний раз машет на прощание Тинсел, а Норта по-прежнему нет и в помине.

— Дерьмо, — говорю я себе под нос, хватаю пальто Тинсел со стула позади нее и пытаюсь укутать ее. Тинсел не нужно демонстрировать такое  количество аппетитных изгибов — во всяком случае, на публике.

— Что ты делаешь? Я не готова еще уходить! — кричит она, перекрикивая музыку. — Мне нужно спеть еще семь песен.

— Не сегодня. — Схватив Тинсел за талию, я практически выношу ее из бара, а она все время нудит.

— Ты все разрушаешь, — говорит она и сильно толкает меня локтем в бок. — Я единственный человек во всем этом чертовом городе, которого ты терпеть не можешь.

— Это неправда, — пытаюсь слабо защищаться. — Гэри на почте - придурок.

— Это потому что в прошлом году ты не подарил ему подарок на Рождество. — Тинсел усмехается. — Он у нас единственный почтальон, а ты не оставил ему чаевых!

— Конечно, оставил, я… — Я замолкаю, потому что пытаюсь вспомнить, действительно ли я это сделал или нет.

— Видишь? — Она снова раскачивается на каблуках, начиная падать. — Черт.

Я хватаю Тинсел как раз вовремя, но в процессе поскальзываюсь на мокром снегу. Мои руки обнимают Тинсел, и я прижимаю ее к кирпичной стене переулка между «Джингл Баром» и парикмахерской. На этом маленьком участке пространства темно, но света достаточно, чтобы я мог видеть, как она смотрит на меня снизу вверх и насколько мы близки.

— Может быть, если ты перестанешь кричать на меня достаточно долго, ты увидишь, как сильно мне нравится подначивать тебя.

Дыхание Тинсел щекочет мои губы, и я чувствую цитрусовый аромат лайма и привкус выпитого ей шота. Мгновение тянется так медленно, что я чувствую биение сердца Тинсел напротив своего, когда наклоняюсь ближе. Можем ли мы воспользоваться этим украденным моментом? Можно нам всего один поцелуй? Мысль о том, чтобы сделать это и потерять ее навсегда, слишком болезненна. Тинсел слишком много выпила, и я знаю, что завтра она пожалеет об этом. Я не позволю этому случиться и вбить клин между нами.

— Давай, милая, — говорю я, откидываясь назад и заправляя ее выбившиеся локоны за ухо. — Давай-ка отвезем тебя домой.