ГЛАВА 63
— В каком виде ты хочешь яички? — спросил папа, когда я села у острова, на котором уже стояло приличное количество еды.
— Оплодотворенные? — пробормотал Найл себе под нос и кашлянул.
Я закатила глаза, которые после двенадцати часов непрерывного сна, не сделались менее опухшими.
— Напомни, сколько тебе лет?
Эйделин шлепнула его по шее, проходя мимо него с кружкой в руках, которую она поставила передо мной.
— Чёрный.
— Прямо как сердце убийцы, — съязвил Нэш со своего места, где он послушно резал клубнику и кидал её в гигантскую миску.
— Нэш! — глаза Эйделин округлились.
— Что? Слишком рано?
Она покровительственно положила руку мне на плечо.
— Всегда будет слишком рано.
Когда все замолчали, не зная, что теперь говорить в моем присутствии, я поднесла кружку к губам и сделала глоток обжигающего кофе. На вкус он не был похож на тот кофе, что я пила вчера, но, тем не менее, он вернул меня в «Сеульскую сестру», в коттедж в лесу и к озеру.
Выстрелы раздались у меня в голове.
Руки начали дрожать. Кофе перелился через край и обжёг кожу. Я поставила кружку и вытерла пальцы о салфетку, как вдруг открылась входная дверь, впустив внутрь поток ледяного воздуха и запах...
Лиам появился в проеме двери, ведущей в кухню, и снял свою бейсбольную кепку.
— Привет.
Я спустилась со своего стула.
Его темные глаза сверкнули, когда я приблизилась к нему. Только вот он не знал, что я шла не к нему. Хромая, я прошла мимо того места, где он стоял. Моё колено было фиолетовым в том месте, куда Камилла ударила прикладом своего ружья. Я вцепилась в перила, чтобы подняться по лестнице и вернуться в свою комнату.
В кухне раздались приглушенные разговоры. Папа, который всегда был гостеприимным, предложил Лиаму поесть. Лиам отказался. Мама спросила про Шторма и о том, не была ли нужна Лиаму помощь с ним? Я крепко зажмурила веки, в надежде, что он откажется. Я хотела увидеть Шторма, но если бы он снова назвал меня мамой, это сорвало бы тот пластырь, которым я залепила своё сердце.
Я прислонилась к двери своей комнаты и сжала дрожащие пальцы в кулаки.
Скрипнули ступеньки, и затем запах Лиама проник внутрь сквозь края деревянной двери.
"Никки, мы можем поговорить?"
Я закрыла глаза.
— Никки?
— Уходи.
— Детка, пожалуйста.
— Не называй меня так, — огрызнулась я.
Его расстроенный вздох проник сквозь дверь.
— Я просто хочу поговорить.
— А я просто хочу, чтобы меня оставили одну.
Между нами повисла тишина. Она была такой плотной и тяжёлой, как то тепло, что исходило от моего радиатора.
Лиам проговорил всего одно слово:
— Когда?
Я облизала нижнюю губу. Она всё ещё была немного опухшей.
— Что когда?
— Когда ты будешь готова поговорить?
— С тобой? Вероятно, никогда. Я лучше приберегу свои слова для тех, кто меня по-настоящему слушает.
Половицы за дверью моей спальни скрипнули.
— Я это заслужил.
Я оттолкнулась от двери и подошла к окну. Мои ноги, одетые в носки, слегка коснулись выдвижного матраса, на котором сегодня ночью спала Эйделин. Она заявила, что согласно традиции ей надо было избегать жениха перед брачной ночью, но я знала, что всё это не имело никакого отношения к древним поверьям.
"Никки?"
На этот раз я не ответила. Я сказала ему, что не хочу разговаривать, и всё же разговаривала. С меня было довольно разговоров.
После нескольких долгих минут, он испустил еще один вздох и ушёл. Он, должно быть, почувствовал, что я смотрела на него, когда пошёл прочь от нашего дома, потому что он повернулся и запрокинул голову. Я попятилась. И когда мои икры ударились о матрас, я опустилась на него.
* * *
Стук в дверь заставил меня отвести глаза от игры света и тени на полосатом бежево-розовом ковре.
— Дорогая, я могу войти?
— Конечно, мам.
Она вошла с дымящейся кружкой чая и моей сумкой.
— Нэйт и Бейя привезли её назад.
Она положила сумку на мой рабочий стул.
— И они пригнали твою машину.
— Как Бейя?
— Бодрится. Она невероятно смелая.
Мама подошла ко мне и протянула мне кружку.
Я приподнялась, прислонилась спиной к изголовью кровати и взяла предложенную мне кружку.
— Когда похороны?
— Их не будет.
Я нахмурилась.
— Они сожгли коттедж дотла, после того, как мы уехали. Слишком много мёртвых тел, которые пришлось скрыть.
— Но ведь будет какая-то церемония?
Мятный пар, поднимавшийся от чая, согрел мои щеки.
— После свадьбы.
Мама провела по татуировке на своем пальце: "Ты моё солнце, мой ветер, мой дом".
— Ты простила её?
Она прошлась большим пальцем по слову "дом".
— Бестолковая любовь — это тоже любовь.
— Что это ещё значит?
— Бейя боялась потерять твоего брата, и страх толкнул её на опрометчивый поступок.
Она сделала паузу, а затем сказала:
— Как и Лиама.
Я опустила ресницы.
— То, что сделал он, и то, что сделала Бейя, даже отдалённо не одно и то же.
— Разве?
— Нет.
Она наклонилась вперед, обхватила руками мои щеки, а затем губами прижалась к моему лбу в неторопливом поцелуе. Её знакомый запах с примесью гвоздики и карамели окутал меня, подсластив остатки моей горечи.
— Не все такие же эмоционально бесстрашные, как ты, моя дорогая девочка.
Эмоционально бесстрашные? Скорее эмоционально наивные.
После её ухода я ещё долго прокручивала в голове её странный комплимент. Я точно так же, как и все, боялась терять людей. Тот факт, что я не пыталась изменить себя и не отталкивала других, не делал меня смелой.