- Что ты здесь делаешь? - шепчу я. Обычно он не приходит в наш отдел.

Он лезет в карман, достает бутылку яблочного сока, моего любимого, и бросает ее в мою сторону. Я ловлю его липкими пальцами, когда его бесстрастный голос затягивает петлю вокруг моего горла.

- Я подумал, что должен навестить тебя, так как мы не обедали вместе. Очевидно, меня ждал сюрприз.

- О том, что ты слышал...

- О, ты имеешь в виду тот факт, что я мелкий квотербек, который не в твоем вкусе?

- Это не то, что я имела в виду.

- Ты всегда говоришь то, что не имеешь в виду?

Да, и именно поэтому он называет меня Цундэрэ . Но сейчас в нем нет ничего игривого. Во всяком случае, он, похоже, принял это близко к сердцу. И я почему-то ненавижу это.

Особенно я ненавижу монотонную манеру, с которой он говорит со мной. Как зверь, он весь такой рычащий, грубый и требовательный. Как мужчина, он остроумен и игрив. Иногда бывал мудаком, но никогда не был таким замкнутым.

Когда я ничего не говорю, он разворачивается и уходит.

- Подожди... -Я спотыкаюсь о свои слова, но не могу подобрать правильные.

Его широкая фигура медленно исчезает в коридоре, и мои внутренности загораются огнем. Как будто часть меня исчезает вместе с ним. Или, может быть, это часть нас самих. Я едва успеваю бросить взгляд на класс, и решение бросить всё приходит так легко. Я почти бегу трусцой, пытаясь догнать Себастьяна.

К счастью, я знаю, где он паркует свою машину, и догоняю его как раз в тот момент, когда он заводит двигатель. Я, не раздумывая дважды, запрыгиваю на пассажирское сиденье, тяжело дыша.

Он пристально смотрит на меня.

- Что ты делаешь?

- Иду с тобой.

- Как ты думаешь, куда я иду?

- Мне все равно.

- Это может быть опасное место.

Я усмехаюсь.

- Я думаю, что я уже привыкла к этому.

- Ты даже не представляешь, насколько опасными могут стать некоторые пристрастия, Наоми.

- Это то, что у нас есть? Зависимость?

- Зависимость. Навязчивая идея. Безумие. Выбирай сама. О, или, может быть, это тоже неглубоко.

Я прерывисто выдыхаю.

- Я был взволнована Рейной, и я просто не хотела, чтобы она знала...

- Знала что?

Насколько значимо это на самом деле для нас. Или, по крайней мере, для меня. Но я этого не говорю, иначе это станет реальностью, с которой мне придется столкнуться.

- То, что между нами, - тихо говорю я.

- Итак, между нами что-то есть. А я-то думал, что я не в твоем вкусе.

- Тебе не нужно быть саркастичным.

- Потому что это твоя фишка?

- Прекрати. - Его глаза темнеют. - Ты же знаешь, я люблю это слово.

Низ моего живота сжимается, когда кровь приливает к лицу и шее. С той ночи, когда он попросил меня рассказать о том, что со мной случилось, в обмен на то, что он рассказал о себе, Себастьян держит свое чудовищное "я" отдельно от того, кто он есть.

Это первый раз, когда он на самом деле намекает на то, что мы делаем в темноте, будучи звездным квотербеком.

Это прогресс или просто... опасно?

Прочистив горло, я спрашиваю:

- Ты когда-нибудь думал о том, чтобы причинить боль другим?

-Конечно. Все время.

- Почему бы тебе не действовать в соответствии с этим?

- Потому что это навлечет на меня ярлык и плохую репутацию.

- И это так плохо?

- Когда ты связываешься с моей фамилией, так оно и есть. Мне нужна хорошая репутация, чтобы никто меня не заподозрил.

- Вау.

Я расслабляюсь на своем сиденье, теребя бутылку яблочного сока, когда он выезжает со стоянки.

- С каких это пор ты пришел к такому выводу?”

- С тех пор, как мальчика в начальной школе назвали хулиганом за то, что он разбил мне нос. Когда дело дошло до того, что я сломал его игрушку. Никто не поверил ему после того, как он избил меня, потому что в глазах всего мира у него была плохая репутация, а я был жертвой.

- Ты не был.

Он приподнимает плечо.

- Они поверили в это. Вот что важно.

- Значит ли это, что все, что ты делаешь, - выдумка?

- В какой-то степени.

- Так... твое истинное ”я" - это зверь?

Он хищно улыбается.

- Это то, как ты называешь меня в своей голове?

- Просто ответь на вопрос, - выпаливаю я, смущенный до глубины души.

- Я бы не сказал, что я - это он полностью. Точно так же, как не каждая часть тебя является добычей.

- Так ты меня называешь?

- Так или игрушка.

По какой-то причине это не кажется странным или унизительным. Я получаю удовольствие от обзывательств во время секса, но это совсем другое чувство. Почти как наш тайный язык. Я смотрю на Себастьяна. Нравится по-настоящему смотреть на него и его скульптурную красоту, которая подходит для моделей. Почему такой человек, как он, должен получать удовольствие от такого разврата? Что превратило мальчика, которого избили в школе, в зверя?

- Ты держишь эти две грани себя полностью разделенными? - Я спрашиваю.

- Может быть.

- Да или нет?

- Ответ зависит от твоего ответа.

- Мой ответ на что?

- Что с тобой случилось?

Мои пальцы дрожат, и я вставляю соломинку в бутылку с соком, затем делаю большой глоток.

- Я родилась без отца и это уже означает то, что я облажалась. Когда я была моложе, я смотрела на других детей и ненавидела свою маму за то, что она не позволила мне иметь отца. Потом я подумала, что, может быть, она забрала меня из одной из тех клиник по оплодотворению, и я должна была остаться без отца. Мне могли бы сказать, что в этом нет ничего особенного. Я тоже так думала, пока не поняла, что была бы другой, если бы у меня был отец. Или, может быть, я просто пытаюсь найти оправдание и быть... нормальной. Потому что в нормальных семьях с ними не случается ничего плохого

- Так и есть. - Его голос тихий. -Мои родители были нормальными людьми без особых амбиций. Они были такими нормальными и праведными, что оставили моих бабушку и дедушку, чтобы вести спокойную жизнь, но все равно погибли в результате несчастного случая. Стремление к нормальному не спасло их. Возможно, это сделало их смерть более неизбежной.

- Мне... жаль.

- Почему?

- Хм?

- Почему тебе жаль?

- Разве не так говорят люди в подобных обстоятельствах?

- Я не понимаю, что за этим стоит. Они были моими родителями, и я даже больше не думаю о них. Почему ты должна сожалеть об их смерти, если ты их не знала и не имела к этому никакого отношения?

О, Боже. Я подозревала это и раньше, но теперь почти уверена.

- Может быть, тебе…не хватает сочувствия?

- Способность понимать и разделять чувства другого человека.

- Мне не нужно определение. Ты чувствуешь это?

- Я... полагаю, что нет.

- Это... форма антисоциальных характеристик.

- Так мне сказали.

- Кто?

- Мой миллион психотерапевтов и мой дядя. Они не хотят, чтобы я был таким, поэтому мне удалось заставить их думать, что я действительно испытываю сочувствие.

- Но ты этого не делаешь.

- Твоя точка зрения такова? Ты хочешь, чтобы я тоже притворялся перед тобой?

- Нет, не делай этого.

- Хорошо. Я и не собирался, малышка.

Он улыбается, но я не отвечаю ему улыбкой.

Мой разум полон тысячи теорий о нем. Он совершенно не похож на Себастьяна Уивера, которого я нарисовала в своей голове, и по какой-то причине я предпочитаю эту версию гораздо больше, чем фантазию. Даже несовершенства еще больше подчеркивают его привлекательную индивидуальность.

Он другой, но он непримирим к этому.

Он другой, но он не фальшивый.

Не такой, как я.