ГЛАВА 5

Наоми

Себастьян целует меня. Его губы на моих. Его рот прижат к моему разинутому рту. Это совсем не то, что я себе представляла. Я думала, что его губы будут жесткими, может быть, сделанными из гранита, как и все остальное в нем, но они на удивление мягкие — даже нежные.

По крайней мере, поначалу.

Я настолько застигнута врасплох, что делаю единственное, чего не делала с тех пор, как была маленькой девочкой, и кровь лилась вокруг меня. Я остаюсь неподвижной.

Если уж на то пошло, я обмякаю рядом с ним, когда он покусывает мою нижнюю губу, требуя доступа в мой рот. И это категорическое требование, как будто он имеет право целовать меня, и имеет целую вечность.

Жар его тела, прижатого к моему, и сильный аромат его одеколона вызывают головокружение. И не в хорошем смысле. Но в большей степени «я теряю контроль и проскальзываю через лазейку».

Когда я держу рот закрытым, он прикусывает чувствительную плоть моей губы. Резкое движение почти разрывает кожу и высасывает мою кровь, чтобы он мог пососать ее.

Наслаждайся этим.

Атакуйте ее.

Я открываюсь, вздрогнув, в равной мере из-за его действий и моей реакции. Себастьян не замедляется, не делает передышки и использует возможность погрузить свой язык внутрь.

Если я думала, что его губы были нежными, я беру свои слова обратно. Они так же безжалостны, как и все остальное в нем. Он целуется так, как будто играет, проламывая мою оборону, пользуясь возможностью и забивая, снова и снова.

Он не только целуется, он хочет поглотить меня. Чтобы нарисовать черные звезды посреди ярких белых огней. Его язык опустошает мой рот, пока в мои горящие легкие не попадает воздух. Пока я не начинаю хрипеть, молча умоляя и умоляя.

Для чего, я понятия не имею.

Всего за долю секунды его хватка на моей талии - единственное, что удерживает меня на ногах.

Как будто чужеродная сущность вселилась в мое тело, и я впала в транс. Отчасти потому, что я хочу покончить с этим, а отчасти потому, что я никогда не хочу, чтобы это заканчивалось.

Две грани сталкиваются и цепляются друг за друга, создавая удушающее напряжение в пределах моего сморщенного сердца. Меня никогда так не трогали, как будто меня могли проглотить целиком в любую секунду. Как будто его большие сильные руки могли держать мое лицо — и другие части меня — в заложниках. Как будто его тело могло легко пересилить мое и заставить меня подчиниться.

И самое страшное - это не путаница, сопровождающая эти мысли. Это острое покалывание у меня между ног. Это опускание моего живота соответствует его сводящему с ума ритму.

Кажется, что прошли часы, когда он отпускает мои губы, между нами остается небольшая дорожка слюны, когда он отстраняется. Странный звук эхом разносится в воздухе, и я понимаю, что он мой. Его тропические глаза цепляют меня во второй раз за сегодняшний вечер, только на этот раз маска, которую он всегда носит, не скрывает огонь в них.

Как фейерверк.

Или, может быть, вулкан. В любом случае, это на грани извержения, и я не хочу быть там, когда это произойдет. Я не хочу быть свидетелем того момента, когда идеальная звезда на самом деле покажет миру, что он, в конце концов, не так уж и совершенен.

И все же я нахожусь в плену силы его присутствия, очарованная мельчайшими деталями. Нравится, как пот стекает по его лицу, придавая ему ауру воина. То, как черная линия оттеняет цвет его глаз. Или как его пряный аромат по-мужски смешивается с потом. Даже несовершенства его влажных волос, которые беспорядочно падают на лоб, выглядят безупречно. Себастьян быстро отводит свое внимание в сторону, и именно тогда я поражаюсь тому факту, что он только что поцеловал меня на камеру.

Блядь.

Репортер что-то говорит, но это просачивается сквозь мои гудящие уши. Не только потому, что меня охватывает смущение, но и больше из-за того, что я застигнута врасплох. Что я не предвидела надвигающейся ситуации и не могла действовать соответствующим образом.

Себастьян не отпускает меня, и я не сопротивляюсь. Во-первых, я все еще в каком-то тумане. Во-вторых, это привлекло бы ко мне еще больше нежелательного внимания. В-третьих, бесполезно сравнивать его силу с моей.

Пока я жду, когда репортер уйдет, я не могу не вдыхать его запах в свои изголодавшиеся легкие. Верхние ноты: бергамот, перец и амбра. Смешанный с потом от игры, он пахнет как боец. Я не могу не представлять, как он сокрушает кого-то на своем пути.

Или я.

Мое сердце сжимается от этой мысли, и я быстро запихиваю ее туда, откуда она пришла. Но это не проходит полностью. Он остается там, медля, выжидая своего часа и дразня меня бесконечными вариантами. И теперь, я думаю, у меня серьезные проблемы, из-за этого аромата? Да, я не думаю, что смогу стереть его из своей памяти в ближайшее время.

Репортер, наконец, уходит с понимающей ухмылкой в нашу сторону, но хватка Себастьяна на моей талии не ослабевает. Во всяком случае, он затягивает ее еще сильнее, пока я не морщусь.

- Что, черт возьми, ты думаешь, ты делаешь? - шиплю я, наконец-то избавляясь от заклинания, которое только что наложил на меня его запах.

Его глаза мерцают в свете ламп, как будто он получает удовольствие от любого шоу, которое устраивает.

- Какую часть? Целовать тебя? Или делать это публично?

- Оба!

- Почему? Ты бы предпочла, чтобы я сделал это наедине? - Его большой палец гладит обнаженную кожу над моей юбкой, задевая линию моего живота. Нежное ощущение расцветает внизу моего живота с каждой лаской. - Я могу позаботиться об этом.

- Я не хочу, чтобы ты заботился ни о чем, кроме того, чтобы оставить меня, черт возьми, в покое.

Я хлопаю его обеими руками по груди, чтобы оттолкнуть, но с таким же успехом он мог бы быть буйволом. Опасный человек с пограничными проблемами, потому что он воспринимает это как приглашение продвинуться дальше в мое пространство.

Его грудь создает трение о мою грудь, которое я хочу игнорировать, но я не могу справиться с растущим напряжением в животе. Нас разделяют его футбольная форма и мой спортивный бюстгальтер и топ, и все же, как будто его обнаженная кожа трется о мои соски, стимулируя их, доводя до пика и пересекая черту невозврата.

- Но я не хочу. - Слова слетают с его греховно пропорциональных губ с соблазнительным изгибом.

- Что значит, ты не хочешь?

- Я не хочу отпускать тебя, Наоми. Мне здесь даже нравится. Вот так.

- Ну, я не знаю.

- Ложь - это твой защитный механизм?

- Оставь меня в покое, прежде чем ты встретишься с моим настоящим защитным механизмом.

- И что же это?

- Я лучше покажу тебе.

Я поднимаю колено, чтобы ударить его по яйцам, но его рефлекс быстрее моих. Его большая ладонь почти охватывает мое бедро, и он обхватывает ее своей и позиционирует так, что кажется, будто я трахаю его на публике.

Если моя попытка нападения и смущает его, он не показывает этого, улыбаясь своей фальшивой улыбкой. Как какой-нибудь модный политик перед камерами.

- Сейчас, Наоми. Если мы хотим иметь здоровые отношения, в них не должно быть никакого насилия. Или же… это тот тип насилия, с которым мы оба согласны.

Я усмехаюсь, пытаясь вывернуться, но снова безрезультатно.

- Конечно, ты бы так и сделал.

- Я богат, красив и звезда. О, я тоже из престижной семьи. Что во мне может не нравиться?

- Все, что ты только что упомянул. О, и твое высокомерие - вишенка на торте. Извините, что разбиваю это на куски, но я общаюсь с придурками. В следующий раз повезет больше.

Он хихикает, звук на удивление беззаботный по сравнению с его поведением.

- А ты забавная.

- Нет, я немного стервозная. Спроси своих подружек, Рейну и Брианну, и они расскажут тебе подробности.

- Я бы предпочел спросить тебя. Завтра пойдём на ужин?

- В похоронном бюро, прежде чем тебя кремируют?

- Или просто где-нибудь в хорошем месте, где нам не нужно беспокоиться о мертвых людях.

Он говорит спокойно, ухмылка тронула его губы, и, похоже, он совершенно не замечает моего чувства сарказма, которое обычно срабатывает, отпугивая людей.

- Я не уверена, пошутил ты или нет, но я только что намекнула, что ты мне не интересен.

- Нет, ты намекнула, что я высокомерен и что ты ненавидишь все качества, которые я упомянул о себе.

- Хорошо, тогда я говорю тебе сейчас, что я не заинтересована по причинам, упомянутым выше.

- Так давай забудем о них.

- Что?

- Забудь о прошлом и о том, кто я такой. У вас есть какие-либо возражения в противном случае?

- Я не могу просто забыть это

- Ты можешь притвориться.

- Так не работает. Твоё имя, лицо и положение в колледже - вот что определяет тебя.

Его челюсть сжимается.

- А что определяет тебя, Наоми?

- Это ты мне скажи. Разве не ты тот, кто поцеловал меня, а потом хотел пригласить меня на ужин, как какой-то любящий член? Мы никогда толком не разговаривали, пока ты не повалил меня на землю несколько дней назад, так что я могу поверить, что ты меня разыгрываешь.

- Или, может быть, я просто интересуюсь тобой.

- О, пожалуйста. Назови хоть что-нибудь, что ты знаешь обо мне.

Он продолжает молчать.

- У тебя ничего нет? Я так и думала. Иди поиграй в эту игру с кем- нибудь другим, потому что у меня нет времени на это...

- Ты ненавидишь быть чирлидером и устраиваешь истерику под солнцем, чтобы тебя выгнали из команды. Однако декан и тренер удерживают тебя из-за чеков, которые твоя мама выписывает в колледж. Ты была воспитана матерью-одиночкой японского происхождения, и у тебя есть склонность к пассивной агрессивности и откровенной агрессивности, когда речь идет о твоей расе. Ты используешь сарказм и самоосуждени в качестве защитного механизма, но плохо реагируешь, когда эта тактика направлена против тебя. Ты едва улыбаешься, потому что тебе нравится злиться на мир и всех в нем, и ты предпочитаешь быть асоциальным чудачкой, а не надевать маску. Иногда на уроках ты носишь очки в черной оправе, которые делают тебя похожей на очаровательного ботаника. О, и ты слушаете хард-рок на такой громкости, которая в будущем повредит твои уши.