Глава 9
Мак
Почему, черт возьми, я только что ей угрожал? Вел себя, как придурок. Она, вероятно, собирается подать на меня в суд. Наверное, придумывает десять способов отрезать мне член. И меня больше не одурачишь тем милым фасадом, за которым она скрывается. У меня такое чувство, что Элли Хэтчер безжалостна.
Иду прямо к парковке, где стоит мой BMW. Я купил этот автомобиль онлайн на прошлой неделе, а доставили его сегодня, когда я был на совещании. Нажимаю на брелок, и он пикает, затем снимается блокировка дверей. Забираюсь внутрь и нажимаю кнопку, чтобы завести машину, двигатель довольно сильно ревет, так что несколько человек уезжающих поздно обращают на меня внимание.
Теперь домой.
Дом.
Я снова и снова произношу про себя это слово. Дом.
Не начинай, Maк. Просто не начинай.
Я включаю передачу и с взвизгом выезжаю со стоянки, поворачиваю налево на первом повороте и еду по этой дороге к «Оккулус-билдинг», где у меня теперь есть пентхаус.
Дом.
Едва ли. Я бы не назвал это чудовище на верхнем этаже домом. Это место для жизни. Временное. Но не дом.
В доме есть люди, а в этом месте их нет. Нет даже постоянных сотрудников. Работавшая там раньше семья была в ярости, когда я их уволил, но есть много других мест, где они могли бы работать. А мне нужно побыть одному. Раз меня заставляют оставаться здесь, пока мы продаем «Стоунволл Энтертейнмент», то я хочу быть один, пока это происходит.
Через несколько минут я въезжаю в подземный гараж и направляю телефон на датчики ворот. Нужно раздобыть специальную наклейку для машины, тогда мне даже не нужно будет останавливаться. Ворота открываются, я плавно заруливаю на частную парковку, потом вхожу в свой частный лифт, чтобы добраться до пентхауса.
И все это без столкновений с кем-либо.
Добравшись на место, я достаю из карманов все содержимое и нахожу заявление Элли об увольнении.
Почему, черт возьми, я так остро среагировал? И я говорю не только об угрозе в конце. Какого черта я набрасываюсь на эту девушку? Она... ну да, она милая. И это в сочетании с тем, что мы почти занялись сексом — дважды — в офисе, ну, она не выходит у меня из головы.
Убирайся, убирайся. Не хочу, чтобы она была там.
Завтра, когда окажусь в офисе, а она будет находиться за соседней дверью, я стану воплощением профессионализма. Ни разу не загляну в вырез ее блузки, ни разу не схвачу руками за сиськи, ни разу не нагну над столом.
Я снова твердый. Что за херня?
Я начинаю открывать ее письмо; даже дохожу до того, что слегка надрываю уголок конверта. Но затем останавливаюсь.
Думаю, на сегодня я уже достаточно проникся сокровенными мыслями Элли Хэтчер.
Поэтому я вхожу в кабинет, открываю ящик стола и бросаю его туда. Не похоже, что она не может распечатать еще одно заявление, верно? Уверен, что она уже это сделала. Уверен, что мои угрозы были вызовом для нее, чтобы победить меня в моей собственной игре. Я уверен, что она, вероятно, отправляет это письмо по электронной почте прямо сейчас. Наряду с длинным списком жалоб на мое плохое поведение.
Как обычно. Я разочарован.
Прошло десять лет, а я чувствую, как возвращаются все те же старые заблуждения на мой счет.
Что дает ей право меня осуждать?
Я иду к бару, наливаю себе выпить из хрустального графина и делаю глоток. Мне может понадобиться вся бутылка, чтобы пережить эту ночь.
Нет, говорит мой внутренний голос. Нет. Ты не вернешься к старым привычкам только потому, что снова стал частью реального мира.
Мой мобильник звонит в другой комнате, поэтому я беру стакан и иду, чтобы ответить на звонок. Я улыбаюсь, прочитав имя на экране: мистер Романтик.
— Привет, засранец. Как дела?
— Мистер Совершенство, как, черт возьми, все прошло?
Я рад слышать голос Нолана Делейни. Став друзьями с тех пор, как в седьмом классе начали вместе учиться в закрытой школе, мы прошли через ад и вернулись обратно.
— Ну, дерьмово, — говорю я. — Примерно так же хреново, как и предполагал, но не совсем в том плане, как думал.
— Плохо, да? — спрашивает Нолан. Я слышу сочувствие в его голосе.
— Наверное, могло бы быть и хуже. А у тебя как дела? Бизнес успешен?
— Я просто отжигаю с этим дерьмом, Совершенство. Я просто охрененный.
— Ты всегда такой, — вздыхаю я.
Я практически слышу, как он улыбается на другом конце, а потом хмурится:
— Все наладится, мужик. Знаешь что, просто нужно подождать.
С самого рождения у Нолана была сказочная жизнь. Что он знает о неудачах? Что он знает о том, что не начинается и не заканчивается успехом?
Это не честно, и я это знаю. Он был там. Я — единственное черное пятно в его совершенной жизни. Даже в худшие времена он никогда не был целью. Целью всегда был я. Я просто прихватил своих друзей за компанию.
Мы еще немного болтаем, он желает мне удачи. Я благодарю его и вешаю трубку. Наш короткий разговор — это как бальзам для моей души.
Я снова один.
И так продолжается вот уже десять лет, так что значит еще одна ночь?
Это моя мантра. Я жил с ней десять лет. Могу прожить и еще одну ночь.
Проблема в Элли. Я постоянно вижу перед собой ее лицо. Ее грудь. Ее плоский живот, когда толкнул, чтобы она легла спиной на этот стол. Я был так чертовски близко. Дважды за сегодня. Так чертовски близко.
Завтра мне нужно быть другим. Нужно положить этому конец, прежде чем все снова покатится к чертям. Нужно быть осторожным, выбирая тех, кому можно доверять. Кого впускать в свою жизнь. С кем сближаться.
Элли Хэтчер никогда не будет такой девушкой. С ней я окажусь там, где не хочу быть. А еще один неверный шаг может разрушить мою жизнь.
Снова.
***
В четыре часа утра я оставляю все попытки уснуть и отправляюсь на пробежку. По периметру крыши проложена дорожка длиной в четверть мили, но меня манят окрестные холмы. Я не бегал с тех пор, как вернулся в Штаты, поэтому это ощущается хорошо.
Всю ночь шел дождь и воздух сейчас свежий. Я люблю рассвет. Люблю запах нового начала, нового дня. Люблю новые начинания.
Пробежав три мили, я поворачиваю назад и замедляю темп, чтобы успокоить сердцебиение. Швейцар улыбается и протягивает мне газету, когда я иду к лифту. Я успеваю запрыгнуть в горячий душ и одеться, прежде чем отправиться на работу.
Мне нравится приходить туда рано. Особенно сегодня.
Ровно в шесть сорок пять я вхожу в свой офис на седьмом этаже и становлюсь у окна, желая, чтобы на этот раз передо мной открылся вид на аэропорт, а не на коров. Или на парковку, чтобы я мог наблюдать за тем, как Элли идет на работу.
Именно из-за нее я не спал всю ночь. Не только из-за моей угрозы, хотя она тяжким грузом легла на мои плечи. А из-за того, что касается ее. Из-за тех вещей, которых я о ней не знаю. На какой машине она ездит? Где живет? Как выглядит ее квартира? Почему она здесь работает?
Я знаю ответ только на последний вопрос. Хотя мог бы найти ответы и на остальные три, просмотрев в ее личное дело. Там точно должен быть указан ее адрес. Я мог бы найти его за пять секунд. Также у нее должен быть пропуск на стоянку. В нем точно была указана ее машина.
Я не хочу ее преследовать.
Почему, черт возьми, я все еще о ней думаю?
Сегодня она даже не собирается показываться на работе. И даже если она придет, уж точно не появится здесь, на седьмом этаже. Уверен, мне придется отправить кого-нибудь в ангар, чтобы ее привели.
Открываются двери лифта. Поворачиваясь, я пытаюсь рассмотреть через свою открытую дверь.
Не Элли.
Приходят еще несколько человек. Элли нет.
Приходит Стефани, приносит мне кофе, даже угадывает, что я пью его черным. Потом появляется все больше и больше народу.
Она не придет.
Так много людей выбегает из лифтов и поднимается по лестнице, когда часы показывают восемь тридцать.
Она не придет.
Затем становится тихо.
Она не придет.
— Простите? — слышу я тихий сладкий голос той, который так долго ждал. — Мне сказали, что сегодня я должна прийти сюда, — говорит она Стефани. — Видимо, теперь я работаю на этом этаже.
Она пришла.
Я иду к двери своего офиса, и выдыхаю с неожиданным облегчением. Стоящая передо мной мисс Хэтчер выглядит так, будто готова к вечернему свиданию. Она одета в маленькое черное платье, не из тех, что плотно облегают изгибы тела, а из очень кокетливой и женственной ткани, ниспадающей красивыми складками по ее телу. Хороший сильный ветер мог бы просто сдуть это платье прямо с ее тела.
Кажется, я становлюсь твердым только от одной этой мысли.