Он все равно стреляет в меня взглядом, полным отвращения.

Ладно. Я подхожу к ожидающему гольф-кару, откидываю клеенчатый полог, закрепленный на маленьком автомобиле, словно кислородная палатка в больнице, и смиряюсь со своими потными сиськами.

Никто не использует гольф-кары, потому что у нас есть подземный поезд, который следует в главное здание. Вроде как наша собственная система метро. Стоунволл Кампус чертовски большой (60,7 гектаров, если быть точной), нам нужен поезд, чтобы здесь передвигаться.

Но Брут отказался воспользоваться поездом. Я закатила глаза только от одной мысли об этом. Микробы, сказал он. Это не Нью-Йорк, ради всего святого. Это частный поезд в частном корпоративном кампусе стоимостью в миллиард долларов.

Мин думает, что Брут страдает неврозом навязчивых состояний, и микробы являются его частью. Она прочитала об этом в Интернете.

Каким бы ни было его оправдание, этого будет недостаточно, чтобы сделать меня счастливой тем, что я нахожусь в этой «пластиковой палатке» в середине лета. Я громко вздыхаю.

— Ну, — говорит Брут. — Ты симпатичнее, чем я ожидал.

— Простите? — Игнорируй, игнорируй, игнорируй, Элли.

— По телефону ты звучала такой взвинченной. Я думал, ты будешь какой-нибудь тридцатилетней матроной. Это приятный сюрприз, — говорит он так, словно это притупит укол оскорбления.

Когда мы забираемся в «мобильную палатку», он говорит лишь о жаре. Видимо, он любит жару, и этот покрытый клеенкой гольф-кар — его вариант блаженства.

— Я с нетерпение жду, когда услышу, как Вы поете, — говорю я, нажимая кнопку «Пуск». Карт с гудением оживает, и я нажимаю своей дизайнерской туфлей на педаль газа, стремясь поскорее покончить с этим.

— Именно так обычно и бывает, — говорит он.

Я киваю, изо всех сил стараюсь улыбаться и игнорировать.

— Я все для Вас подготовила в зеленой комнате. Там Вас ждет множество закусок и напитков. А также все, о чем Вы просили.

— Лучше бы так и было, — фыркает Брут. — Именно поэтому я прилетел.

Я киваю. Конечно. Это и чрезмерно огромный чек, и частный самолет, который намного лучше, чем его собственный… я проверяла. А еще то, что «Дэйли Э!» — самое популярное ночное развлекательное шоу за последние шесть лет. Но, конечно, мы все можем притворяться, что он прилетел ради «М&Мs» и шерстяных носков.

Брут начинает кашлять и тяжело дышать, как будто задыхается. Может быть, во всем виновата эта «пластиковая сауна», в которой мы едем в середине лета?

— Надеюсь, Вы не заболели, мистер Брут?

Но он слишком занят, кашляя и хватая ртом воздух, чтобы ответить.

— Брут? С вами все в порядке? Может немного воды? — я открываю маленький бардачок между нашими сиденьями, и вынимаю бутылку воды, которую положила туда ранее. Вода немного теплая, поэтому у него есть еще один повод, чтобы пожаловаться.

Рок-звезда машет рукой, отклоняя воду.

— Надеюсь, — прохрипел он, — сегодня в зеленой комнате нет следов арахиса.

— Ох, нет, я приняла к сведению Вашу аллергию на арахис. Мы профессионально ее вычистили именно дл… — я остановилась на полуслове. Вот, черт...

— Не думаю… — он снова кашляет, сжимая горло, — … что ты говоришь…

Боже мой. Он краснеет.

— Брут? — спрашиваю я, моя маленькая стопа нажимает на педаль газа, когда я пытаюсь добраться до медицинского корпуса. — Брут?

— … мне правду. — А затем он выпучивает глаза и снова безумно хватается рукой за свое горло, а другой за мою.

Вот дерьмо. Какого черта, Элли? Это все, о чем я продолжаю себя спрашивать, пока гоню к медицинскому корпусу. Как, черт возьми, ты могла забыть вынуть бутерброд с арахисовым маслом из своей сумочки?

— Держитесь!

— Ты пытаешься…

— Нет, сэр! — говорю я.

— …меня убить.

— Нет, сэр! Мне так жаль…

Но мои слова обрываются, когда его голова падает на спинку сиденья, и он задыхается.