Когда она вырывается глотнуть воздуха, я посасываю ее твердые соски. Мои зубы впиваются в ее соски, прежде чем я кусаю и сосу ее сиськи достаточно сильно, чтобы оставить фиолетовый узор, постепенно двигаясь вверх по ее шее. Я хочу видеть свои синяки по всему ее гребаному телу. Я хочу причинить ей боль и увидеть ее боль, владеть ею самым извращенным образом.

Движения становятся все более бешеными, мы оба преследуем этот неуловимый кайф. Стонем и цепляясь друг за друга, когда давление нарастает, Бруклин разваливается первой, выкрикивая мое имя. Ее киска сжимается вокруг меня, и через несколько секунд я вливаюсь в нее.

Мы тяжело дышим в тишине, вокруг нас струится вода. Быстро умываясь, я выхожу первым и вытираюсь, прежде чем передать ей полотенце. Затем я понимаю, что моя одежда, черт возьми, промокла в луже на полу.

Бруклин закутывается и хватает меня за руку. — Останься?

С губой, зажатой между зубами, она выглядит невероятно молодой. Платиновые волосы мокрые и всклокоченные, под глазами круги, и в них больше горя, чем следовало бы. Я иду за ней в спальню, как умирающий, преследующий мираж. Она забирается в постель совершенно голая, молча подзывая меня присоединиться.

— Я не, ах… — она сглатывает, проводя рукой по лицу. — Не очень хороша в этом, в том, чтобы слоняться без дела. Но с тобой… — Ее глаза с опаской возвращаются к моим. — Я хочу этого.

Мои ноги несут меня вперед, в постель, пока наши тела не переплетаются, кожа становится влажной, а дыхание смешивается. Мои пальцы зарываются в ее влажные светлые пряди, а ее рука скользит по нижней части моего живота, дразня чувствительные участки обожженной рубцовой ткани.

Я никогда никому не позволял делать это раньше.

Даже не Фениксу.

— Я бы хотела, чтобы ты мог поговорить со мной, — выпаливает она.

Звук раскатов грома наполняет комнату, когда за задернутыми шторами вспыхивает свет. Бруклин крепче прижимается ко мне, её нога нависает над моей, руки обвивают мою обнаженную грудь. Я не знаю, где закончаюсь я и начинается она.

Бруклин вздыхает. — Скажи мне что-нибудь. Пожалуйста.

Чёртов Христос, я хочу. Больше, чем когда-либо прежде в моей жизни, я хотел бы сказать что-нибудь. Что-либо. Но я не могу вымолвить ни слова, даже когда ее губы касаются моей челюсти.

— Ты действительно не можешь, не так ли? Ни слова?

Моя голова ударяется о подушки в раздражении. Бруклин смотрит на меня еще секунду, прежде чем освободиться от меня, оставив кровать шуршать в кармане пальто. Она возвращается с пачкой сигарет, открывая окно через решетку безопасности, когда закуривает.

Глупые гребаные слова. Они мне не нужны. Не с ней.

Она хочет знать о моей боли? Я сам сделаю ей больно, пролью ее кровь и заберу ее языческую душу. Тогда она поймет. Грубо хватая ее за руку, я тяну ее обратно к кровати, прежде чем перевернуть на спину.

— Что ты задумал? — Она дышит.

“Я скажу тебе кое-что, малышка.

Если это то, что ты хочешь.”

Ее ноги инстинктивно раздвигаются, и я устраиваюсь между ними, глядя на нее сверху вниз. Холодный воздух наполняет комнату, бушует ливень. Я целую вниз ее мягкие бедра, язык скользит по ее клитору, когда ее спина выгибается.

— Блядь… Илай. Не останавливайся.

Пробуя на вкус ее сладкую маленькую киску, я ввожу палец и тру ее клитор большим пальцем. Она уже снова промокла, ноги дрожат от одного моего прикосновения. Как только она начинает хныкать и готова взорваться, мой рот покидает ее киску, и я поднимаю голову, медленно облизывая губы.

Эта девушка. Мы скроены из одной гребаной ткани.

Я оставляю ее дрожащей, ищущей, чем бы воспользоваться. Мой взгляд останавливается на ее конверсах, и я быстро похищаю шнурки, а она пристально смотрит на меня. Вернувшись в постель, я широко раздвигаю Бруклин и хватаю ее за запястья, обматывая шнурки и крепко связывая ее руки.

Теперь ей не сбежать. Убегать не разрешается.

Я выхватываю все еще зажженную сигарету из ее пальцев и меняю положение, мой член касается ее мокрых складок. Она стонет, пока я дразню ее отверстие, и пользуюсь случаем, опуская сигарету к ее предплечью.

— О, черт… — шипит она, когда я безжалостно сжигаю ее. — Черт побери. Не смей, черт возьми, останавливаться.

Я полностью проскальзываю внутрь, наполняя ее узкую киску, и снова обжигаю ее. На этот раз дольше, оставляя красивые красные рубцы на ее кремовой коже. Ее стены сжимаются вокруг моего члена, когда она стонет, снова кусая свою чертову губу так, что я схожу с ума.

— П-пожалуйста… Илай. Еще, — умоляет она.

Ее ноги обвивают мою талию, притягивая ближе, мои движения становятся глубже. Идеальные сиськи подпрыгивают, когда я тяну ее запястья высоко, обнажая более уязвимую кожу для шрамов. Я сжигаю ее в третий раз, очарованный кровавыми ранами, которые отмечают мой путь на ее коже. Она шипит от боли и двигает бедрами, лишая меня еще большего извращенного удовольствия.

Я бросаю сигарету в стакан с водой у ее кровати после еще нескольких затяжек. То, что я причинил ей боль, только еще больше ранило меня. Я хочу сделать это снова. Я хочу порезать ее. Заставь ее истекать кровью. Заставь ее плакать.

Мы оба полностью облажались, поэтому я знаю, что она воспримет это.

Бруклин хватает меня за волосы своими сдержанными руками, маневрируя моим телом, пока не оказывается сверху, оседлав мой член, как чертова королева, которой она и является. Я хватаю ее за бедра, когда она начинает двигаться, жестко скакая на мне и стягивая мои кудри так сильно, что становится больно.

— Ты сводишь меня с ума, — стонет она.

Мы лихорадочно трахаемся в темноте, в окружении стука проливного дождя и странных вспышек молнии. Как раз когда я готов излиться во второй раз, я хватаю ее за горло. Я владею ею прямо сейчас. Ее дыханием, ее мыслями, ее киской. Это все мое. Моя чертова собственность.

“Моя, чтобы уничтожить, как я хочу.”

Я притягиваю ее лицо ближе, когда моя хватка усиливается, и ее глаза расширяются. Я сжимаю, мой большой палец дразнит ее точку пульса, пока она борется за дыхание. Секунды ползут, пока она прижимается своим телом к моему.

Я не даю ей снова вздохнуть, пока все не разлетится на эффектные осколки. Она падает на меня сверху, глубоко втягивает легкие, наш пот смешивается. Тепло сочится по моей промежности, когда она в конце концов слезает.

— Не волнуйся, у меня есть спираль. Было хорошо.

Я ненавижу быстро увеличивающуюся дистанцию между нами. Я хочу вторгнуться в каждую клеточку Бруклин и завладеть ею, пока весь ее мир не будет вращаться вокруг меня одного. Мысли о том, чтобы полностью сдержать ее и поиграть с моим ножом, щекочут мой разум, или трахнуть ее до потери сознания в кровавом месиве, пока она выкрикивает мое имя. Это заставляет мой член дергаться уже от возбуждения.

— Все еще нечего мне сказать? — Бруклин ухмыляется.

Притягивая ее к себе, я обнимаю руками ее липкое тело. Я слышу ее ревущий сердечный ритм, когда она зарывается в мой бок, идеально прилегая к моему телу, как будто мы созданы друг для друга.

— Может, нам и не нужно говорить, — добавляет она, потирая мою ногу. — Этого было бы достаточно для меня. — Устраиваясь поудобнее, она удовлетворенно вздыхает.

Я не намерен оставаться.

Хуже всего ночи, когда прокрадываются сны о том, что меня бьют Библией и сжигают тело огнем. Вот когда я больше не могу молчать, крики вырываются на свободу, нравится мне это или нет. Но по мере того, как дыхание Бруклин выравнивается, а ее мягкие волосы щекочут мою грудь, мои глаза становятся тяжелыми. Впервые с тех пор, как у меня появились шрамы, я не боюсь, что кто-то их увидит.