ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Бруклин

No Answers by Amber Run

Ожидая у кабинета Сэди, я наблюдаю за потоками пациентов, занимающихся своими делами. Просто еще один день в раю, даже если каждый день кажется шагом в неправильном направлении.

Я так долго цеплялась за одну дату, планируя все свое существование вокруг непоколебимой потребности умереть задолго до того, как это произойдет. Застряв между желанием жить и потребностью умереть, я слишком напугана, чтобы согласиться ни на то, ни на другое. Дни и недели проходят как в тумане, пока я остаюсь застрявшой в этой живой смерти.

Кейд и Хадсон составили мне компанию, а Илай изо всех сил старается держаться, как бы Феникс ни отталкивал нас всех. Мы трещим по швам, и я ничего не могу с этим поделать.

Дверь в кабинет Сэди открывается, когда она выпускает своего утреннего пациента и замечает меня, прислоненную к стене. Она жестом приглашает меня войти, окидывая взглядом коридор.

— Ожидаешь кого-то еще? — спрашиваю я, помогая себе сесть.

— Добрый день и тебе. Чем я обязана этому удовольствию?

— Хватит баловаться. Нам нужно поговорить.

Сэди кивает, просматривая документы, и подходит к большому эркеру, из которого открывается вид на территорию института. Дождь льет густо и быстро, скрывая большую часть пейзажа. Я смотрю на камеру видеонаблюдения, не в первый раз задаваясь вопросом, кто именно за нами наблюдает.

— Как дела? — она спрашивает.

— Потрясающе, — отвечаю я. — Нет ничего лучше предсмертного опыта, чтобы обострить вашу перспективу. Может быть, нам всем следует время от времени пытаться покончить с собой, дать всем нам новую жизнь.

— Кто сейчас играет?

Тяжело вздохнув, я упираюсь локтями в колени и использую момент, чтобы обуздать себя. Кажется, она единственная, у кого здесь есть ответы, я ничего не добьюсь, разозлив ее.

— Слушай, мне нужно знать то, что знаешь ты. Прошло несколько недель, и никто мне ни хрена не говорит. Парни обращаются со мной, как с разбитым стеклом, и я так устала от этого. Скажи мне правду.

Она садится за свой стол. — О чем?

Подойдя, я выхватываю документы прямо у нее из рук и бросаю в переполненную корзину на полу. Сэди пристально смотрит на меня, многозначительно глядя в камеру над нами.

— Ты пытаешься навлечь на себя еще больше неприятностей?

— Я пытаюсь во всем разобраться.

Сэди хмурится. — И с чего ты взяла, что я могу помочь тебе с этим?

— Ты чертов психотерапевт, да?

Вздохнув, она жестом приглашает меня сесть. — Я не могу заставить твоих друзей простить тебя, Бруклин. Это то, что тебе придется делать самостоятельно. Все, что я могу сделать, это помочь тебе пройти через это любым доступным мне способом. Так что поговори со мной.

Неохотно приняв ее предложение, я рухнула на стул.

— Я не хочу говорить.

— Конечно, не хочешь. Зачем бы тебе еще быть здесь?

— Не знаю, зачем я здесь, — признаюсь я. — Вот… живая. Любое из этого. Ничто больше не имеет смысла. Я разрушила единственную хорошую вещь в своей жизни, и вдобавок ко всему, нас мучают, как гребаных животных, ожидающих убоя.

Мне не нужно уточнять, она точно знает, о чем я говорю. Каждый день в течение последних нескольких недель приносил новый ужас. Охранники играют с пациентами в садистские игры и наказывают их за малейшие провинности, с каждым разом все жестче. Весь институт живет в страхе перед Халбертом и его веселой бандой ублюдков.

— Осторожно, — говорит Сейди, понизив голос.

— Мне плевать, если они слушают.

— Тебе следует не говорить такое.

Бросив быстрый взгляд на камеру видеонаблюдения, она, кажется, пришла к решению. Роясь в ящике стола, Сэди достает небольшой пульт, и одним нажатием кнопки мигает красная лампочка записи.

— У нас есть пять минут без присмотра. Сделай так, чтобы это считалось.

— Что за черт? — восклицаю я.

Она пожимает плечами. — У всех нас есть секреты, Брук.

Я пододвигаю свой стул ближе, в панике теперь, когда гонка началась. — Послушай, я не настолько глупа, чтобы думать, что ты помогла нам по доброте душевной. Ты сказала мне, что здесь случаются плохие вещи. Ну и новости. Плохие вещи, черт возьми, происходят. Мне нужны ответы.

Сэди закусывает губу. — Есть вещи, которых ты не понимаешь, и я не могу тебе сказать. Я пыталась предупредить тебя о Блэквуде, и это остается в силе. Ты здесь не в безопасности, никто из вас не в безопасности.

— Ты должна дать мне что-нибудь, — умоляю я.

— Как насчет того факта, что все записи Лазло, планы лечения и данные за многие годы были стерты, как будто его никогда не существовало. Черт, я даже не могу доказать, что он вообще тебя лечил.

Откатываясь назад, я ничего не отвечаю. Она выглядит торжествующей, как будто я что-то доказала своим молчанием. От одной мысли о Лазло мне становится физически плохо.

— Расскажи мне, что там произошло, — командует она.

— Ничего такого. Мы только разговаривали.

— О чем?

Я смотрю на нее. — Это была терапия, Сэди. Мы говорили о всякой ерунде. Чего ты хочешь от меня? Лазло был жутким старым ублюдком, вот и все. Больше нечего сказать.

Надеюсь, она купится. Все мое тело плотно сковано, практически дрожа от напряжения, когда я сдерживаю все это.

Бесконечные сеансы ковыряются в моем мозгу.

Иглы и неизвестные наркотики.

Галлюцинации и перемотка часов.

Что еще я могу ей сказать? Что я понятия не имею, что случилось там внизу, в темноте? Она сама запрёт меня и выбросит ключ.

— Ты что-то скрываешь, — невозмутимо говорит Сэди.

— Ты хорошая собеседница. Почему ты помогли нам? Почему ты никому не рассказала, что на самом деле случилось с Рио?

— У меня есть свои причины, и мне не нужно объясняться перед тобой.

Сжав руки в кулаки, я борюсь с желанием закричать и неистовствовать. Двойные стандарты меня бесят. Она доказала, что здесь никому нельзя доверять. Включая ее.

— Насколько я знаю, ты всего лишь один из маленьких садистских миньонов Огастуса. Ты собираешься бросить нас всех на растерзание волкам и получить похвалу за поимку убийц Рио, — набрасываюсь я.

— Ты серьезно в это веришь?

— Я не знаю, чему еще верить, черт возьми!

Сэди какое-то время размышляет. Я вижу, что разбиваю ее на кусочки. Честно говоря, я не думаю, что это поступок. Она была единственным сияющим светом в адской дыре, которой был Клирвью. Вы не можете подделать это. Редко можно найти терапевта, который заботится о чем-то большем, чем зарплата в конце месяца.

— Послушай, я согласна с тобой, — уступает она. — Здесь есть люди, которые не заботятся об интересах пациентов. Это место не то, что ты думаешь.

— Тогда почему ты здесь?

Грозовые тучи накатывают на ее обычно солнечное лицо, стирая все следы моего беспечного друга.

— Ты можешь доверять мне.

Она качает головой. — Дело не в доверии.

— Тогда что это?

— Самосохранение. Ты не единственная, кто находится в опасности здесь.

С поражением она нажимает на свой ноутбук и поворачивает экран, чтобы я могла видеть полноразмерную фотографию, которую она открыла. Я смотрю на молодого человека, наверное, лет двадцати с небольшим. Яркая, энергичная улыбка и мальчишеские каштановые волосы обрамляют добрые золотистые глаза. Та же привлекательная энергия, которую я вижу в Сэди.

— Это Джуд, — шепчет она.

Судя по чистой агонии на ее лице, я знаю, что это не будет счастливой историей. Я не уверена, что они существуют в этих священных залах.

— Что с ним случилось?

Отказываясь снова смотреть на ноутбук, она захлопывает его. — Он устроился на работу шесть лет назад, после того как получил высшее образование и стал врачом. Джуд хотел посвятить свою жизнь помощи другим, и что может быть лучше для этого, чем престижный Институт Блэквуда?

В животе оседает свинцовая тяжесть. — Он работал… здесь?

Сэди кивает. — Переехал в Уэльс и преследовал свои жизненные амбиции. Это была любовь с первого взгляда, он был так взволнован тем, что наконец-то сделал то, что планировал годами. Это место было для него воплощением мечты.

— Что случилось?

Глядя на ее сложенные руки, я потрясена, увидев слезы, стекающие по ее розовым щекам. Все, что я хочу, это обнять ее, но я чувствую, что это будет нежелательно.

— Через полгода его не стало. Исчез без следа.

Я смотрю на нее. — Как это возможно?

— Институт утверждал, что ему предложили захватывающую должность в Европе, обучение у какого-то модного психиатра, надеющегося открыть там больницу. Даже предъявили письмо от него вместе с билетами на самолет и другими уликами. Полицию это не интересовало.

— Это бессмысленно.

Ее безнадежное пожимание плечами разбивает мне сердце.

— У Блэквуда есть связи во всех нужных местах, Брук. Если они хотят, чтобы кто-то исчез, то именно это они и сделают. Вполне вероятно, что Джуд где-то там, живет на широкую ногу в новой стране, но я в это не верю. Он умер.

Обсуждая, стоит ли высказывать свое мнение, я отбрасываю осторожность на ветер. — Также возможно, что он просто уехал, и у него не было семьи, чтобы сообщить об этом, или причины оставаться здесь.

Выражение лица Сэди стало неестественно разъяренным на мое предложение. Я отклоняюсь еще дальше, все еще не зная, в чем заключается ее преданность.

— Фигня. Он не уйдет, не попрощавшись.

— Почему бы и нет? — Я нажимаю.

— Потому что Джуд — мой брат, ясно? — кричит она, заливаясь слезами. — Я была подростком, когда он исчез. Наши родители умерли, когда мы были маленькими, и никто не стал слушать горюющего ребенка. Расследование было прекращено, даже не начавшись. Теперь его никто не помнит; только я.

Давая ей немного уединения, чтобы собраться, я обдумываю эту новую информацию. Я знала, что в этом должно быть что-то еще — этот неуловимый вид внутреннего знания, с которым она расхаживала несколько месяцев.

— Вот почему ты здесь, — думаю, кусочки головоломки встали на свои места. — Ты пытаешься выяснить, что с ним случилось, не так ли?

Сглотнув, Сэди снова кивает. — Я потратила годы на планирование, отслеживание его шагов и поиски бесконечного количества вакансий. Клирвью, Манчестер. Теперь здесь. Это конец пути. Что бы ни случилось с моим братом… это случилось с ним в Институте Блэквуда.