— Я ценю твою веру в меня, mia cara.

Тепло распространилось по мне, как лесной пожар.

Голос Данте и использование термина mia cara должны быть вне закона. Они были слишком смертоносны, чтобы распространять их на ничего не подозревающую женскую часть населения.

— Как прошел день рождения Типпи Дарлингтон? — спросил он непринужденно. — Баффи довольна?

Еще одна ниточка удивления пробралась в мою грудь. Я упомянула о вечеринке лишь однажды, несколько недель назад. Я не могла поверить, что он помнит.

— Все прошло хорошо. Баффи в восторге.

— Хорошо.

Я подавила улыбку, отвернувшись и уставившись в окно. Вопрос о Дарлингтонах сделал меня странно счастливой.

В пятницу вечером движение на Манхэттене было кошмарным, но, в конце концов, мы прорвались через затор и подъехали к паре огромных черных железных ворот с каменными сторожевыми башнями.

Данте протянул одному из охранников со стоическим лицом свое приглашение и членскую карточку, вшитую в чип. Охранник набрал что-то на своем компьютере, и прошло целых тридцать секунд, прежде чем ворота открылись с ровным электронным жужжанием.

— Сканирование автомобилей и биометрических данных, — сказал Данте в ответ на мой вопросительный взгляд. — Каждый человек и транспортное средство, желающее получить доступ на территорию, регистрируется в собственной системе клуба, включая персонал и подрядчиков. Если кто-то попытается войти без надлежащего разрешения один раз, его отпустят со строгим предупреждением. Если попытаются дважды... — Элегантное пожатие плечами. — Третьего раза не будет.

Я решила не спрашивать, что он имел в виду.

Иногда неведение было блаженством.

Мы ехали по извилистой дороге, освещенной сотнями светящихся фонарей на деревьях. Мне показалось, что мы находимся в загородном поместье, а не в верхней части Манхэттена.

Как такое место могло существовать посреди города?

Тот, кто его построил, должно быть, вложил целое состояние в покупку всей земли и разрешений, необходимых для создания настоящего частного оазиса на одном из самых желанных участков в стране.

Я выросла в окружении богатства, но это было на другом уровне.

— Не нервничай. — хрипловатый голос Данте прервал мои размышления. — Это всего лишь вечеринка.

— Я не нервничаю.

— У тебя костяшки пальцев белые.

Я посмотрела вниз, где я сжимала колено в смертельной хватке. Мои костяшки действительно были белыми.

Я расслабила их, но вместо этого мое колено подпрыгнуло от предвкушения.

Данте накрыл мою руку своей и прижал ее к бедру, заставляя меня замереть.

Прилив осознания пронесся сквозь меня, и я увидела, как его рука заглатывает мою. Его хватка была крепкой, но удивительно нежной, и после мгновения застывшего удивления я взглянула на него.

Данте смотрел прямо перед собой, его профиль напоминал гранит. Он выглядел скучающим, почти отвлеченным, но обнадеживающая сила его прикосновения сгладила грани моей растущей тревоги.

Мое сердцебиение постепенно замедлилось, когда деревья рассеялись и показался сам клуб Вальгалла.

Мое дыхание вырвалось в один тихий вздох.

Вау.

Я не ожидала меньшего, но Вальгалла был абсолютным шедевром архитектуры. Элегантное главное здание в неоклассическом стиле занимало четыре этажа и целый городской квартал. Мягкие прожекторы освещали его величественный белый экстерьер, а роскошный малиновый ковер покрывал лестницу, ведущую к двухэтажному входу.

Вдоль подъезда тянулась вереница роскошных автомобилей, за которыми внимательно наблюдали безучастные охранники.

Наш остановился позади бронированного Мерседеса.

Мы с Данте вышли из машины и прошли к входу, где по лестнице поднимался непрерывный поток гостей в сшитых на заказ костюмах и изысканных платьях.

Несмотря на буквально красную ковровую дорожку и волнение в воздухе, фотографов не было. Люди пришли на мероприятие в Вальгаллу не для того, чтобы покрасоваться перед публикой; они пришли сюда, чтобы покрасоваться друг перед другом.

Данте положил руку мне на поясницу и провел в вестибюль, где я сразу заметила то, о чем говорила Изабелла — великолепную золотую букву V, инкрустированную в пол, три точки которой касались окружающего круга и ярко светились на фоне сверкающего черного мрамора.

Торжество проходило в бальном зале клуба, но мы не могли пройти и двух шагов, чтобы кто-нибудь не остановил нас, чтобы поприветствовать Данте.

— Как долго ты являешься членом клуба? — спросила я после того, как мы оторвались от очередного разговора о фондовом рынке. — Кажется, ты знаешь всех. Или кажется, что все знают тебя.

— С тех пор, как мне исполнился двадцать один год. Это минимальный возраст для членов клуба. — На губах Данте мелькнула кривая улыбка. — Это не помешало моему дедушке попытаться обманом добиться для меня членства, когда мне было восемнадцать, но есть вещи, которые не под силу даже Энцо Руссо.

Это был всего лишь второй раз, когда он упомянул своего деда, первый — после нашей помолвки.

Энцо Руссо, легендарный бизнесмен и основатель Russo Group, умер летом от сердечного приступа. Его смерть занимала центральное место в заголовках газет более месяца.

Данте занял пост генерального директора за несколько лет до смерти Энцо, но его дед остался на посту президента и председателя совета директоров. Теперь Данте занимал все три должности.

— Ты скучаешь по нему? — тихо спросила я.

— Скучаю — это не то слово. — Мы прошли через фойе и по длинному коридору направились, как я поняла, в бальный зал. Голос Данте был лишен эмоций. — Он вырастил меня и научил всему, что я знаю о бизнесе и мире. Я уважал его, но мы никогда не были близки. Не так, как должны быть близки дед и внук.

— А что насчет твоих родителей? — Я мало что знала о Джованни и Дженис Руссо, кроме того, что Джованни передал управление компанией.

— Они делают то, что делают всегда, — загадочно сказал Данте. — Вот увидишь.

Верно. Мы проводили День благодарения с ними на Бали.

Мы прошли еще один контроль безопасности возле бального зала, прежде чем двери открылись и мгновенно перенесли меня в мир сверкающего декаданса 1920—х годов.

Бар в стиле ар-деко занимал всю длину восточной стены, его черный лак и золотые акценты сияли не меньшим блеском, чем стоящие за ним бутылки первоклассного алкоголя. Для тех, кто не хотел ждать у барной стойки, работали безупречно одетые серверы с джин—тониками, тележками с мартини и тележками с шампанским, наполненными игристыми напитками.

Живая музыка джазового оркестра звучала над мягким звоном бокалов и элегантным смехом, а интимные места были разбросаны по всему залу как оазисы с богатым бархатом и плюшевыми креслами. В одном углу дилеры управляли полудюжиной покерных столов, в другом — немой фильм демонстрировался на катушечном проекторе старого образца.

Сам бальный зал возвышался на четыре этажа над стеклянным куполом, где захватывающая проекция ночного неба раскрасила его созвездиями настолько яркими, что я почти поверила, будто могу увидеть Орион и Кассиопею с Манхэттена.

— Оправдал твои ожидания? — Рука Данте задержалась на моей пояснице.

Я кивнула, слишком отвлеченная окружающей роскошью и намеком на собственничество в его прикосновениях, чтобы придумать остроумный ответ.

Первый час мы с Данте провели, общаясь с другими членами клуба. В отличие от вечеринки по случаю помолвки, мы прекрасно синхронизировались, вступая в разговор, когда другой не отвечал, и уходя, когда разговор исчерпал себя.

Ближе к концу часа Доминик Давенпорт, которого я помнила по нашей вечеринке, отвлек его, чтобы обсудить дела. Я воспользовалась этой возможностью, чтобы быстро сходить в туалет с женой Доминика Алессандрой.

— Мне нравится твое платье, — сказала она, пока мы поправляли макияж. — Это Лайла Амири?

— Да, — сказала я, впечатленная. Лила была талантливым, но начинающим дизайнером; не многие люди узнавали ее работы с первого взгляда. — Я увидела это платье на Неделе моды в Нью-Йорке и подумала, что оно идеально подойдет для сегодняшнего вечера.

— Ты была права. Данте не может отвести от тебя глаз. — Алессандра улыбнулась, но на ее лице промелькнула грусть. — Тебе очень повезло, что у тебя такой внимательный партнер.

С густыми карамельно-каштановыми волосами и голубовато-серыми глазами она была необычайно красива, но при этом казалась глубоко несчастной. Наш разговор о платье был самым оживленным за весь вечер.

— Это не всегда солнечный свет и розы. У нас с Данте есть разногласия. Поверь мне.

— Различия — это лучше, чем ничего, — пробормотала она. Мы вышли из ванной, но она остановилась у входа в бальный зал. — Прости, у меня ужасно болит голова. Не могла бы ты передать Доминику, что я ушла домой?

Я нахмурила брови.

— Конечно, но не лучше ли тебе сказать ему самой? Я уверена, что он захочет узнать, если ты плохо себя чувствуешь.

— Нет. Как только он переходит в деловой режим, его невозможно отвлечь. — На лице Алессандры промелькнула крошечная, горькая улыбка. — Я оставлю его наедине с его работой. Приятно было познакомиться с тобой, Вивиан.

— Мне тоже. Надеюсь, тебе скоро станет лучше.

Я подождала, пока она не скрылась за углом, и подошла к Доминику и Данте.

Взгляд Доминика переместился на пустое место рядом со мной.

— Алессандра просила передать, что у нее болит голова и ей нужно идти домой, — объяснила я.

В его глазах промелькнула неопределенная эмоция, но потом она исчезла под лужами непостижимой синевы.

— Спасибо, что сообщила мне.

Я сделал паузу, ожидая реакции. Никакой реакции не последовало.

Мужчины. В половине случаев они были невежественны, а в другой половине — черствы.

Данте и Доминик еще не закончили разговор, поэтому я снова откланялась и направилась к бару. Обсуждение взлетов и падений S&P 500 не было моим представлением о веселом пятничном вечере.