ГЛАВА 4

ВСЕ ЕЩЕ ТРЕТЬЯ ПЯТНИЦА

Джексон

— Три-Джей³, расскажи нам о своей маленькой сердитой подружке.

— О ком?

Я притворяюсь, что понятия не имею, о ком говорит МакМиллан, хотя чертовски хорошо знаю, что он имеет в виду ту цыпочку на обочине дороги, ту, чью еду я съел на прошлой неделе и за которой остановился сегодня вечером.

Тайсон, должно быть, все разболтал. Поскольку мы живем с несколькими парнями из команды, это, должно быть, случилось дома, когда я отсиживался в своей комнате.

Потрясающе.

— О твоей подружке. — Почему он так это говорит? Это звучит жутко.

— Она не моя подружка. — Снимаю со стойки два двадцатикилограммовых груза и начинаю делать приседания. — Я даже не знаю ее имени.

— О ком мы говорим? — Кто-то еще вмешивается справа от меня. Эти парни — баламуты, подпитываемые сплетнями и накачивающиеся углеводами в ночь перед игрой.

— Ни о ком. — Я хрюкаю, сгибая колени и опускаясь настолько низко, насколько позволяют мои ноги, не падая. Встаю. Приседаю.

— У Три-Джея есть девушка.

— Заткнись на хрен, Тайсон. — Забираю назад все хорошее, что я думал о нем раньше — прямо сейчас мне нужен носок, чтобы засунуть в его громкий рот.

— Она была... как ты это назвал? Плевалась огнем?

— Что ты с ней сделал, приятель? — Из ниоткуда еще один из моих товарищей по команде присоединяется к разговору, и я клянусь, что эти парни хуже старых бабок со своими сплетнями. Всегда влезут кому-то в задницу со своим вмешательством.

— Ничего. — Я пытаюсь отгородиться от них всех, но у нас как будто время для сказок, и они все собрались вокруг.

— Она поджарила его. В прямом и переносном смысле, — авторитетно сообщает им Тайсон. — Мы придумали игру, в которую можно поиграть, пока катаемся на Быке.

«Бык» — он, должно быть, говорит о моем грузовике.

— Может, ты прекратишь? — Делаю паузу. Чем дольше я стою здесь и несу чушь, тем тяжелее становится груз в моей руке. Черт возьми, он тяжелый. Прежде чем полностью роняю его, мне удается опустить штангу и подняться во весь рост, ремень вокруг моей талии затянут и стесняет движения. Он поддерживает мою поясницу, но не мешает поту стекать по позвоночнику вниз, в трещину на заднице.

— Он имеет в виду, что могла бы быть игра, если бы он позволил себе хоть раз в своей скучной жизни повеселиться. — Тайсон хихикает, вызывая смех остального планктона.

— Тайсон, оставь его в покое.

— Не могу. Это такая чертовски хорошая идея.

— Какая идея? — наконец спрашивает кто-то, и я вздыхаю, не в силах остановить глупое вмешательство Тайсона.

— Хватит! — рычу я. — Никакой игры нет! Мы с ребятами дома обычно катались по городу и курсировали по Стрипу каждые выходные, потому что больше делать было нечего, и я делал это здесь с Тайсоном, потому что... Вы же знаете, что я не тусуюсь, и мне больше нечего делать в течение сезона. Это заставляет меня чувствовать себя как дома.

— Курсировали по Стрипу? — Борец-новичок по имени Гриффин Торенсон чешет за ухом и смотрит на меня со скамейки. — Какой такой стрип? У нас есть стриптиз?

— Ну, знаешь, Джок-Роу⁴ или как вы там это называете. — Я вытаскиваю пару перчаток из кармана своих шорт и натягиваю их, по одной за раз, затягивая вокруг запястий. — Когда я езжу по улице туда и обратно, это напоминает мне о доме.

Когда я говорю это вслух, это звучит глупо, и мое лицо краснеет от смущения.

— О-о-о, у здоровяка стояк на его родной город.

Тайсон хлопает меня по плечу, проходя мимо, чтобы принять душ.

— Скучаешь по дому, Три-Джей?

Святое дерьмо, его тон искренен. Он не прикалывается.

Стряхиваю его руку.

— Нет, я не скучаю по дому, — усмехаюсь, хотя это и так, совсем немного. Кто бы не скучал? Моя тетя Бет готовит лучший яблочный пирог с карамелью, и семья со стороны мамы собирается каждые выходные на воскресный бранч и смотреть футбол. А я, блядь, слишком далеко, чтобы приезжать в гости, даже несколько раз в семестр.

Так что да. Хорошо. Может быть, я действительно скучаю по дому чаще, чем следовало бы двадцатиоднолетнему парню. Большое, блядь, дело.

Я не могу полететь домой или поехать на машине. Слишком дорого. Поэтому остаюсь в кампусе, даже во время каникул, когда все расходятся по домам.

Но, черт возьми, я не пла́чу из-за этого.

— Это не преступление — скучать по дому, — размышляет Гриффин, вытирая лоб белым полотенцем. — Я скучаю по своей девушке.

— Торенсон, никому нет дела до того, что ты скучаешь по своей девушке, — кричит парень с тренажеров посреди зала. — Для этого и нужна твоя правая рука.

— Определенно похоже, что его правая рука больше левой, — шутит другой парень, брызгая из бутылки с водой в сторону Торенсона, но промахиваясь мимо него.

— Отвратительно, Резерфорд. Умнее ничего не придумал? — фыркает Гриффин.

— По крайней мере, это не пот с моей мошонки. — Смеется Резерфорд, хватая свежее полотенце с ближайшей вешалки и проводя им по лбу. — Наслаждайся влажными брызгами из моего шланга.

Что за гребаный идиот.

— Придурок, — ворчит Гриффин, вытирая полотенцем несколько капель воды, которые все-таки попали ему на грудь. — Ты отвратителен, знаешь это?

Посмеиваясь, я бреду в противоположный конец комнаты, чтобы немного передохнуть. Эти парни всегда рядом. Я почти никогда не бываю один, и, кажется, это здорово — иметь рядом людей для компании, — но знаете что? Иногда мне хочется уединения и немного времени, чтобы подумать без их противных голосов в моем ухе.

И не знаю, почему Тайсон смеется надо мной за то, что я езжу туда-сюда по выходным, раз он, блядь, все время составляет мне компанию. Идиот. Он ничего так не любит, как ездить со мной в грузовике.

У нас с Тайсоном есть распорядок дня — он возвращается в футбольный дом (где я живу) в пятницу вечером после десяти. Мы останавливаемся по пути и покупаем фаст-фуд, обычно по несколько гамбургеров каждый, плюс картофель фри, луковые кольца, коктейли — все, что душа пожелает, — я беру один день расслабона в неделю и пользуюсь всеми преимуществами.

Затем мы возвращаемся в кампус, направляемся на юг в конец Джок-Роу и медленно ползем по дороге, где происходит большая часть событий. Люди стоят на углах, ожидая, когда можно будет пересечь оживленные улицы. Здесь почти всегда многолюдно, даже в будние дни, обычно студенты ходят на вечеринки и с вечеринок, в центр города в бары или ботаники направляются на учебу в кампус.

Музыка, звучащая из динамиков моего грузовика, без сомнения, немного дурацкая. Не буду отрицать, что мы и сами немного придурковаты и банальны, но погода все еще чертовски прекрасна, учитывая, что сейчас осень, и если только не слишком холодно, мы держим окна опущенными и включаем музыку, что является лучшим способом, блядь, вести машину.

Двигаемся медленно, наблюдая за тем, что происходи вокруг нас.

Не удивлен, что Тайсон хочет сделать из этого игру. Многих людей выводят из себя мои яркие фары, но что, черт возьми, я должен с этим делать? Ничего не могу поделать, если мой чертов грузовик находится выше над землей, чем их дурацкие машины. Я ничего не могу поделать, если фары попадают в их зеркало заднего вида просто идеальным образом. Я не могу вернуть свой грузовик и чертовски уверен, что не собираюсь продавать его ради что-то меньшего.

У нас дома подростки курсируют по Стрипу вот уже несколько десятилетий. С тех пор, как придорожные магазины и ночные огни в пятницу во время футбольного сезона были единственными видами развлечений в нашем маленьком городке с населением три тысячи восемьдесят пять человек, плюс-минус.

Вот так моя мама познакомилась с моим папой — хотя в итоге он оказался распутным куском дерьма и главной причиной того, что у меня нет отношений. Если вы не можете найти человека, которому будете преданны, не встречайтесь ни с кем.

Я мог бы рассказать подробнее, но не буду. Все, что скажу, это то, что я видел, как моя мама плакала, когда папа не мог определиться, и я клянусь, что никогда не сделаю этого с женщиной, если не смогу отдать ей все свое сердце.

На данный момент футбол владеет моим телом и душой, и я собираюсь сохранить все, как есть.

Это единственный способ сохранить свою стипендию, единственный способ продолжать играть и единственный способ попасть в профессионалы.

Я люблю футбол. Живу ради этого.

Это единственное, что поддерживало меня, когда дома было хреново, единственное, что обращало хоть какое-то внимание моего папы на меня, то, чего я жаждал, когда рос. Просто немного чертового внимания со стороны моего старика — внимания, за которое я боролся. Так много усилий было потрачено на него впустую, потому что я не знал ничего лучшего, несмотря на страсть к игре.

Каким же невежественным ребенком я был.

Мне следовало бы уделять больше внимания своей маме и тому, как она была несчастна, но я был молод. Что, черт возьми, я знал о любви, отношениях и о том, как сделать кого-то счастливым?

Ничего.

Я не был комиком, поэтому мои шутки ее не веселили. Не был милым или заботливым, или прилежным. Я ничего не знал о женщинах, и моя мама никогда не учила меня. Что она сделала, так это обиделась на моего папу, а потом и на меня, потому что хотела его внимания, а он никогда не уделял его ей.

Он сосредоточил все свое время на мне, когда она хотела этого времени — или, по крайней мере, часть его — с ней.

Я до сих пор мало знаю о женщинах, так как последние пару лет держался подальше от девушек. Черт, у меня еще даже не было секса.

Да, у меня было искушение — конечно, было, — но это слишком рискованно.

Я не хочу, чтобы какая-нибудь незнакомка случайно залетела за одну ночь оргазма — слишком много охотниц за спортсменами ошивается вокруг. Мои товарищи по команде и я никогда не знаем, кто, черт возьми, честен и искренен, а кто просто пришел в наш дом, чтобы добавить отметку в свой рейтинг спортсменов.

В любом случае я одинок и планирую таким и остаться.