Я отталкиваю его руку.

— Не беспокойся. Я сама. В любом случае, я направлялась в дамскую комнату.

Несусь по коридору, надеясь, что все остальные в бальном зале и не увидят конфуз с моей одеждой или не заметят, что я пропала. Может быть, я вообще смогу пропустить прием. Кэсси проводит лучшее время в своей жизни. Ей будет все равно.

Завернув за угол к лифту, я резко останавливаюсь.

Высокий, хорошо сложенный мужчина, одетый в темно-синий костюм, который плотно облегает его плечи и бицепсы, подчеркивая крупные мышцы, выходит из лифта.

Мышиный писк срывается с моих губ.

Темные волосы Томми Косты короче, чем в колледже, но его карие глаза цвета эспрессо такие же вдумчивые и проницательные.

Самодовольная полуулыбка, приподнимающая уголок его рта, заставляет меня втянуть воздух. Подобно прекрасному итальянскому вину, с возрастом он стал только лучше. Так нечестно.

Захваченная притягивающим лучом привлекательной внешности Томми, я замираю, как статуя Медузы Горгоны, а не произведение искусства Микеланджело или что-то столь же великолепное, выставленное в коридоре фешенебельного курорта.

Ожидая, что великолепная итальянка — его жена, поскольку после сеанса поцелуев с Кэсси у них ничего не вышло, — тоже выйдет из лифта и возьмет его за руку, паника против моей воли трепещет внутри, руки дрожат.

Если бы мои ноги внезапно не оказались замурованы в цемент, гранит или что-то еще, что использовали скульпторы эпохи Возрождения, отказываясь работать, я, вероятно, могла бы улететь, так как мои руки не перестают двигаться. С другой стороны, я могла бы вернуться за угол и побежать к лестнице в дальнем конце коридора. Мое платье уже испорчено, слишком поздно пытаться не вспотеть, если банально сбежать.

И я реально потею. На затылке, над верхней губой появляется испарина, и не буду упоминать ситуацию, развивающуюся у меня в под мышках.

Фу.

Лифт дребезжит, и двери закрываются, нарушая мой транс.

Никакой итальянской красотки. Это просто Томми, один, лицом ко мне.

Инстинктивно поднимаю руки к груди, словно мужчина зашел ко мне в раздевалку. Оставшаяся глазурь прилипает к моим ладоням. Начинаю медленно пятиться. Единственное, что могло бы сделать этот момент еще более неловким, поскольку мое тело перестало со мной сотрудничать, — это если бы я упала лицом вниз.

Вместо этого острый каблук моей туфли цепляется за ковер, и я лечу назад.

Томми двигается молниеносно и ловит меня, успевая подхватить в свои сильные, умелые руки, стратегически держа меня на расстоянии из-за неудачно расположенной глазури. Да, парень все еще такой же нетронутый моим беспорядком, как королевская глазурь на пряничном домике.

Его руки большие и грубые, хватка крепкая и уверенная. Мышцы, поддерживающие меня, тверды, как мрамор.

Мой желудок делает акробатические трюки. Щеки горят так, будто я делала то же самое. Это неестественный румянец. Нет, это словно я оказалась на кухне с пятью пылающими духовками в жаркий день.

— Мерри? — спрашивает он. — Какой сюрприз видеть тебя здесь.

Мои глаза, должно быть, стали большими, как блюдца.

— Я не так себе это представляла.

Вот он снова с этой кокетливой полуулыбкой.

— Ты представляла?..

Вопреки моему глубочайшему желанию остаться в объятиях Томми, я вырываюсь из его хватки и разглаживаю платье.

— Нет, я имела в виду…. Ну, я, эм... — Я временно теряюсь в этих эспрессо-карих глазах.

С расстояния в несколько футов кто-то зовет: «Мерили?», и я поворачиваюсь. Вижу полную женщину с вьющимися волосами цвета соли с перцем.

— Я не знала, что ты снова здесь работаешь. Боже мой, Хокинсы изобретательно подходят к униформе своих сотрудников. Это все Сиси? Они не смогли бы впихнуть меня во что-то подобное. Ты выглядишь очень нарядно. Знаешь, я как раз хотела заказать у тебя пирог на Рождество. Печенье я умею делать, но пироги не мое фирменное блюдо. Каждая из моих сестер тоже хочет получить по одному. Тыквенный пирог на День благодарения был выше всяких похвал. Пусть начнется сезон еды. Кроме того, я управляю сезонным центром приема гостей на окраине города. И предлагаю там печенье, но пироги были бы приятным дополнением. — Она потирает руки, как будто обдумывает какую-то идею.

— Ох, здравствуйте, миссис Крингл. Спасибо. — Я внутренне благодарю ее за то, что она прервала своей болтовней самый неловкий момент в моей жизни.

— Ну, не позволяй мне задерживать тебя. Похоже, тебе нужно пойти поискать фартук, а я свяжусь с тобой по поводу заказа пирога. Рассчитывай на шесть, нет, пусть будет восемь штук.

Моя улыбка дрогнула, потому что на данный момент мой несуществующий бизнес по выпечке пирогов — наименьшая из моих проблем.

Томми Коста стоит так близко, что я убеждена, мой любимый аромат больше не запеченные яблоки в маслянистой корочке. Нет, это пряный мужской лосьон после бритья этого мужчины. Если бы только это было съедобно.

Миссис Крингл исчезает за углом.

— Я не… я имею в виду, что не… я здесь в качестве гостя... — Моя челюсть снова дрожит под пристальным взглядом Томми, когда пытаюсь объяснить, что я здесь не работаю. По крайней мере, в настоящее время. И показываю пальцем через плечо в сторону зала, где проходит свадьба.

— Я знаю. Ты одна из подружек невесты Кэсси. Я удивлен, увидев тебя здесь после стольких лет. Подумал, что ты будешь в зале, так как слышал, что с минуты на минуту они будут бросать свадебный букет. — Он опускает взгляд и разглаживает галстук, как бы удерживая себя от того, чтобы сказать что-то еще.

Или возможно вспомнил о том, как целовался на кровати в моей комнате в общежитии с девушкой, которую я считала своей подругой. После того, как я подумала, что, может быть, только может быть, между нами пробежала маленькая искра? Что-то особенное? Ладно, в то время я не осознавала этой искры. Это произошло позже. Из-за разбитого сердца. Не говоря уже о договоре о браке и о том времени, которое мы провели вместе, став близкими друзьями.

Пустота в моем животе затвердевает.

— Хоук-Ридж-Холлоу — мой родной город. Забавно, что Кэсси решила сказать «да» именно здесь, из всех мест. Мне даже не пришлось куда-то ехать. — Легкий смешок, который я пытаюсь выдавить из себя после попытки объясниться, больше похож на звук от куска металла, застрявшего в оконном вентиляторе.

Томми быстро встречается со мной взглядом, напоминая мне, что моя грудь покрыта глазурью для кексов. Если бы это было не так, или если бы он не был им, я могла бы вести себя как нормальный человек и спросить у него что-нибудь дружелюбное, например, как у него дела.

Указываю пальцем на глазурь.

— Мне нужно пойти и позаботиться об этом.

— Мы должны наверстать упущенное, — говорит он почти в то же время.

Я медленно киваю.

— Да, конечно. Ладно. — Забыв о проблеме с туфлей, я дергаюсь вперед, но на этот раз ловлю сама себя.

Томми наготове, но я поднимаю руки, показывая, что у меня все в порядке, и потому что боюсь, что если осмелюсь открыть рот, чтобы заговорить, то могу сказать что-нибудь нелепое, например: «Давайте взорвем этот киоск с попкорном»².

Это были первые банальные слова в стиле примитивной шутки, которые он сказал мне на ознакомительном мероприятии для первокурсников в колледже. В его защиту можно сказать, что машина для приготовления попкорна загорелась, и от нее ужасно пахло. Это стало нашей коронной фразой. Нашей шуткой.

— Увидимся внутри? — Томми указывает на дверь бального зала. — Не могу дождаться, чтобы наверстать упущенное.

И я едва могу перевести дыхание, когда сбрасываю туфли и бегу к лифту, как сбежавшая подружка невесты, потому что, если позволю себе задержаться, то скоро буду тосковать по парню, который ушел.