— Не знала, что Фрэнки — твоя сестра. Я знаю ее только как Фрэнки Хокинс. Должно быть, они с Расти поженились, когда я была в отъезде во время одной из своих попыток покинуть Хоук-Ридж-Холлоу. Мир тесен.

— Очень тесен. — Томми рассказывает историю о том, как его дедушка приехал сюда и выиграл домик в карточной игре, о ферме рождественских елок, о переезде Фрэнки сюда, а затем об их бурной интернациональной свадьбе.

— Что привело тебя сюда? — спрашиваю я.

— Я, э-э, получил травму на работе. — Он неловко ерзает. — Пришлось уйти в отставку. Увидел возможность инвестировать сюда и быть ближе к Фрэнки и Луке. В дополнение к желанию перетянуть сюда родителей после того, как их обманули, наша семья разрознена, и я искал что-то, что могло бы снова объединить нас всех. Чтобы мама и папа гордились мной.

— Это действительно очень благородно. — Не стоит беспокоиться, что моя семья разбросана, бабушка и Надин были всем, что у меня осталось, за исключением нескольких дальних кузин. Я открываю папку на первой странице и читаю: — Почему я хочу открыть пироговую: чтобы почтить память моей бабушки и заставить ее гордиться собой, а также создать сообщество и установить связь с людьми.

Томми ищет своими глазами мои, потому что у нас одна и та же цель.

— Может быть, это все-таки сработает, — говорю я.

— Ты когда-нибудь сомневалась?

— Да, как раз тогда, когда ты сказал, что у тебя нет опыта работы в ресторане.

Его плечи трясутся от смеха.

— Спасибо за честность.

— Всегда. — За исключением моей влюбленности. Пока я оставлю это при себе.

— Ты готова это сделать? — спрашивает Томми.

Я включаю верхний свет, освещая магазин на фоне все более темнеющего неба.

— Мой ответ «да».

Мы теряем себя в следующие часы, снимая ткань с мебели и техники, делая инвентаризацию того, что здесь имеется, и проводя мозговой штурм, как мы сможем готовить пиццу и печь пироги одновременно.

Сначала я подумала, что мистер Марли предлагает мне заняться бизнесом с прыщавым разносчиком пиццы. Отнюдь. Томми оказался полной противоположностью — выше, чем я помню, шире в груди, сильнее, и черты его лица стали мужественнее. Высокий, смуглый и красивый, словно произведение итальянского изобразительного искусства.

— Столы и стулья в приличном состоянии, — говорит Томми, осматривая их.

Вырванная из своих мыслей — если кто-то и тоскует, так это я — пытаюсь сформулировать ответ.

— Если купим несколько скатертей, то временно обойдемся, пока не сможем позволить себе новые столы.

Несмотря на то, что мы двигаемся, внутри помещения холодно. С другой стороны, мне всегда холодно. Невольно я придвигаюсь ближе к Томми.

— Мне нравятся классические скатерти в красную и белую клетку, — говорит он, напоминая мне о типичном стиле пиццерии.

— Для магазина пирогов я представляла себе нежные оттенки бледно-розового, светло-зеленого и кремового цветов, но это не подойдет для пиццерии. — Вспомнив о свадебных цветах Кэсси, у меня появляется идея, и я ищу то, что у меня на уме, на своем телефоне. — Что ты думаешь об этой палитре?

Томми читает названия цветов:

— Бордово-коричневый, средне-зеленый, бежевый и тыквенный. Я мог бы с этим жить.

— Отлично. Здесь грязно, но мы можем убраться без проблем.

— Нико поможет. Лука починит разбитое стекло. Что еще?

Мы переходим к прилавку.

— Помню как несколько раз приходила сюда со своим дедушкой, когда я была ребенком, как делала заказ. — Я стою слева, где в нижней части витрины можно было бы хранить пироги, а в верхней со стеклянными полками, пиццу по кусочкам. — А оплачивала здесь.

Томми нажимает кнопку на старомодном металлическом кассовом аппарате. Ящик открывается со звоном. Внутри несколько скрепок, монетка из игрального автомата, которого больше нет, и немного ворса.

— Все еще работает.

— Многообещающе.

Мы переходим на кухню, и Томми держит руки перед духовкой коммерческого размера.

— Включил эту штуку заранее, и она выделяет тепло. Завтра принесу кое-какие инструменты и осмотрю дровяную печь, чтобы убедиться, что ею безопасно пользоваться.

— Я и забыла, что ты изучал пожарную науку. Ты, должно быть, знаешь шефа Хокинса.

— Встречались несколько раз. Хороший парень. Мои знания пригодятся, даже несмотря на то, что я больше не работаю в этой области. — Томми говорит тяжело, как будто каждое слово весит столько же, сколько мешок муки. Затем, как бы продолжая, тот спрашивает: — Что-нибудь еще?

Направляюсь к туалету, чтобы убедиться, что сантехника в рабочем состоянии. Открываю дверь и отпрыгаю обратно в объятия Томми. Они сильные и защищают меня.

— Что там?

Дрожащим пальцем я указываю на туалетную комнату.

— Там... там... какая-то мерзость.

Томми хмуриться, выходит передо мной и смотрит на гноящуюся зеленовато-розовую штуку с черными пятнами, плавающую в унитазе, прежде чем закашливается в ладонь и захлопывает дверь.

Мы снова собираемся в столовой, как можно дальше от неприятного запаха.

— Не все знают, но пожарные делают больше, чем тушат пламя и спасают котят с деревьев. — Он медленно качает головой. — Я видел много ужасных вещей, но ничего подобного.

— Это ужасно. Но что это такое?

— Определенно какая-то мерзость.

Выражение лица серьезное, наши взгляды встречаются, и мы оба разражаемся смехом.

— Серьезно? — спрашиваю я, когда у меня перехватывает дыхание.

— Честно говоря, понятия не имею. Может быть, что-то забилось в стоке и гниет там. Когда я купил свой дом, мне пришлось нанять сантехника. Я позвоню ему и узнаю, сможет ли он приехать сюда, чтобы посмотреть.

— Если он решиться туда войти.

— Я посоветую ему взять с собой защитный костюм.

Несмотря на содержание этой дискуссии, Томми встречается своими глазами с моими. Моя челюсть слегка дрожит, но я пытаюсь выдержать его взгляд и понять, что за этим кроется.

Мы продолжаем с того места, на котором остановились, до инцидента с Кэсси в общежитии колледжа или после? Как друзья или с той влюбленной химией, о существовании которой я поняла только позже, после того, как чрезмерно проанализировала наши отношения во время долгих периодов одиночества?

Губы Томми кривятся, а глаза сверкают.

Что бы ни находилось в ванной комнате, оно издает булькающий звук. Я вздрагиваю, нарушая момент.

Мы снова смеемся, а когда останавливаемся, на моих губах появляется улыбка, которая, я уверена, совпадает с улыбкой Томми. Это похоже на улыбку, которой мы обменивались после фиаско с попкорном в колледже и много раз после этого.

— Знаешь, здесь много работы, но я не думаю, что это будет так уж сложно, — говорит он.

— Легкая работа, если такая вообще существует. — Это то, что сказала бы бабушка.

Мы составляем список того, что нужно сделать и заказать, а затем обсуждаем, как разделить обязанности и расходы. Как раз в тот момент, когда собираемся запереть дверь, снаружи доносится шум.

— Я не знаю. Фрэнки сказала, что он здесь, — перекрикивает ветер мужской голос.

Женщина в черной шерстяной куртке с шелковым шарфом на голове заглядывает в окно. Сутулый мужчина шаркает за уменьшенной версией Томми — те же темные волосы, черты лица и полные губы.

Я не должна думать о губах Томми, когда почти уверена, что это его родители и брат снаружи.

Мой новый деловой партнер вздыхает и широко распахивает двери.

— Мама! Папа! Добро пожаловать в новую пиццерию и магазин пирогов!

— В какое забытое солнцем место ты нас привел, сынок? — спрашивает миссис Коста.

— Здесь всегда так ветрено? — спрашивает мистер Коста.

— Рейс задержали, а потом мы попали в турбулентность, — жалуется миссис Коста.

— И Нико привел нас в закрытую пиццерию. — Мистер Коста с отвращением качает головой.

— Я умираю с голоду, — добавляет миссис Коста.

Человек, который раньше был полон уверенности и позитива, сдувается под их критикой.

— Мам, пап. Не волнуйтесь. Вам здесь понравится. Это место будет потрясающим. — Он произносит несколько итальянских слов, и я узнаю те, которые имеют отношение к еде, включая моцареллу, пармезан и пепперони.

Это напоминает мне о потенциальной сделке Марли с сетью кафе или пиццерий и о нашем крайнем сроке.

Мистера и миссис Коста, похоже, энтузиазм Томми не убеждает.

— Когда ты позвонил и сказал, что у тебя сюрприз, я надеялась, что мы услышим, что ты наконец-то женишься. — Миссис Коста цокает языком.

Мистер Коста говорит что-то по-итальянски, но вместо того, чтобы заставить меня думать о страстных романтических историях и вкусных блюдах, я уверена, что Томми получает нагоняй.

— Ни один из наших сыновей не женат, и я подумала, что мы наконец-то получим хорошие новости. — Миссис Коста говорит так, будто это преступление века.

— У меня действительно хорошие новости, мам.

Она одаривает его самым свирепым материнским взглядом, который я когда-либо видела.

— Томазо, если я сойду в могилу, не побывав на твоей свадьбе, то обещаю, что буду преследовать тебя с того света. Это касается всех вас. — Она бросает взгляд на Нико.

— Не смотри на меня. Я просто работаю здесь, — говорит он, тяжело сглатывая. — И поскольку мой брат представляет угрозу на кухне, я не уверен, как долго это продлится.

Если я правильно помню, Нико — самый младший и немного шутник.

Что касается Томми, то, несмотря на то, что он большой и сильный, красивый и храбрый, особенно будучи пожарным все эти годы, тот, кажется, съеживается под пристальным вниманием своих родителей.

Я заламываю руки, отчаянно желая сделать что-нибудь, чтобы показать им, что это место будет замечательным, и заставить их гордиться своим сыном.

— Позвони нам, когда ты, наконец, соберешься с духом сказать: «Я согласен», — бормочет мистер Коста.

— Когда нужно будет планировать свадьбу, — добавляет миссис Коста.

— Свадьба будет, — выпаливаю я.

Они оба поворачиваются ко мне с открытыми ртами, как будто впервые замечают, что я стою в комнате.