ГЛАВА 1

Несколько долгих мгновений я моргала в темноте прежде, чем мне удалось собраться с мыслями и понять, где я находилась. Я озиралась вокруг, дыхание было напряженным и быстрым, грудь вздымалась, а по спине бежал пот. Комната казалась слишком маленькой, а потолок ‒ низким. Сквозь маленькое окно я увидела лунный свет, отражавшийся рябью на воде... Аляска.

Точно. Аляска.

Черт... почему я опять на Аляске? И вообще, где я? Думай, Мара, думай.

Стоп... а почему я голая?

Я развернулась на кровати и, свесив ногу, нащупала пол. Ковровое покрытие оказалось тонким, с жестким ворсом. Позади раздался шум, я обернулась, чтобы взглянуть через плечо, и чуть не закричала.

Мужчина.

Большой. Огромный. Массивный. И охрененно великолепный. Он лежал на спине, рука переброшена через лоб. Короткие каштановые волосы, по-видимому, являвшиеся отросшим армейским «ежиком». Мышцы на мышцах и еще мышцы, тонкие, твердые и рельефные, с, вероятно, восемью или десятью процентами жира на ставосьмидесяти сантиметровом каркасе... а благодаря обвивавшим его мышцам, он легко тянул на девяносто килограмм, если не девяносто пять или девяносто семь.

Он спал, но я почему-то точно знала, что у него пара карих глаз, по цвету похожими на осколки полированного красного дерева. Проснувшись, я сбросила одеяла так, что они скомкались на его бедрах, и проникавший в комнату лунный свет был достаточно ярким, чтобы я могла ясно рассмотреть каждый его сантиметр, и, бооооооже, там было много сантиметров. У мужчины был здоровенный, как у коня, и это будучи мягким, как сваренная макаронина. А затвердеет? Мое горло сжалось, в животе екнуло, а моя хоо-ха заныла, ведь в возбужденном состоянии он был бы выступающим монстро-членом, таким огромным, что мог бы стать звездой порно.

Стоило об этом подумать, как накатила слабость, а там внизу болезненно заныло, и я была голой в постели этого парня, и он был голым в своей постели... два плюс два равно четыре, Мара. Динь динь динь! Ты переспала с очередным незнакомцем, ты безнадежная шлюха.

Какой шок... хотя нет.

Голова болела, во рту пересохло, что объясняло мои сложности с памятью. Я напилась.

Так, думай.

Вспоминай.

Я вспомнила его глаза. Каким-то образом они отпечатались в моей памяти, в основном я помнила, как его глаза прожигали меня, пока он двигался сверху. О да, понеслось. Воспоминания забурлили, похоже, все, что мне нужно было сделать, ‒ подумать о том, чтобы трахнуть этого великолепного бога мужского рода, и детали всплыли сами собой.

Я вспомнила, как он поднял меня на кухне, перенес сюда так легко, как если бы я была тряпичной куклой, а затем бросил меня на эту кровать. И потом... он рывком распахнул мои ноги, открыл мою киску своими крупными, мозолистыми, но нежными большими пальцами, а его язык воздействовал на меня чем-то вроде магии, доведя до искрометного оргазма так быстро, что невольно задумаешься, а не продал ли он душу дьяволу за такие оральные умения. Уже через несколько секунд я сжимала зубы, сдерживая крики. А он еще только начал. Он лизал, и сосал, и трогал меня, доведя до оргазма еще три раза, а затем подполз и оказался на коленях рядом со мной, запустил руку в выдвижной ящик тумбочки и приготовил презерватив. Раскатав его, он посмотрел на меня, спрашивая, готова ли я или хочу отступить. Я одарила его член долгим взглядом и почти пошла на попятную, ведь, да, черт побери, эта штуковина была чертовой дубинкой.

Шучу, конечно. Я не собиралась отступать. Такой великолепный мужчина, как Зейн? С телом, как у него, с лицом, как у него, и с членом, как у него? От такого не отказываются, даже если ты немного напугана тем, что его член, как у Годзиллы, может сделать с твоими бедными маленькими женскими прелестями.

Оказалось, бояться было нечего, ведь он явно не был новичком и сделал все, чтобы удостовериться, что он меня не поранит. Он продвигался медленно, постепенно расслабляя, а его рот делал захватывающие вещи с моими сосками, так что я потерялась в множественных оргазмах, и это оказалось почти не больно. А затем он толкнулся внутрь на всю длину, и боль и жжение от того, как он меня растягивал, превратились в восторг, которого я прежде не ощущала, и тогда он начал двигаться, а восторг преобразовался во что-то иное, нечто безумно горячее, что словами не передать. Он в буквальном смысле трахал меня так хорошо, что у меня не хватало прилагательных, дабы передать, насколько хорошо это было, а ведь у меня приличный словарный запас.

Только потом я вспомнила его имя. Зейн Бэдд.

Я потерла лицо обеими руками и выпустила нежный вздох, припоминая все больше деталей. Боже, он был невероятен в постели. Обычно после одной ночи я исчезала в тот же миг, как просыпалась. Я возвела ускользание из мужской постели в искусство, и это вовсе не позорное бегство, если не стыдно, верно?

Да кого я обманываю? Точно не себя. Я собиралась позорно сбежать примерно через три минуты. Мое рекордное время от пробуждения до входной двери ‒ девяносто секунд и мне это удалось только потому, что я запихнула свои лифчик и трусики в сумочку и выбежала за дверь, одетая в маленькое черное платье с сумочкой в одной руке и туфлями в другой. Парень, с которым я спала, был не совсем честен насчет своего статуса, и это вышло боком: он получил фингал под глазом, его девушке ‒ мои искренние извинения, для меня же ‒ акт самобичевания и слабые попытки понять, что же со мной не так, длинной в месяц.

А спонсор сегодняшнего позорного бегства ‒ буква «Ч» от слова черт, как же я хочу остаться и объездить его Ч еще разок.

Но нет. Я не посмею. Я очень хорошо помню наш разговор, когда настояла на разовой связи. Однако от меня не укрылось упрямое выражение его глаз, а это значило, что мне нужно ограничить себя, пока он не начал очаровывать, льстить, флиртовать и соблазнять меня задержаться для нового раунда умопомрачительного секса. Что, нет, вовсе не звучит плохо. Если быть честной с самой собой, я немного тосковала по трезвому сексу, особенно с таким вот парнем с навыками Дон Жуана. А вот часть, которая действительно звучала адски и была явно неизбежна, ‒ что он окажется полным придурком, а я, привязавшись, останусь с разбитым сердцем.

Я бросила еще один долгий, признательный взгляд на Зейна, на его гектары прекрасных мужских мышц и калифорнийскую секвойю его пениса.

Все еще спят, слава богу, оба: мужчина и его член. Я имею в виду, если бы у него был утренний стояк, это могло быть... кхм... тяжелее... для меня уйти.

Цыпочки тоже умеют пошло шутить.

Я осторожно выскользнула из кровати и нашарила на полу свои лифчик и трусики, шагнула в трусики и натянула их, подцепила лифчик, скользнув так, чтобы попасть в бретельки и чашечки. С джинсами пришлось сложнее, потому что эти суки были очень тесными, что обусловило необходимость двигать тазом соответствующим образом, пока моя большая задница, наконец, не втиснулась в плотно облегающие джинсы. Рубашка, обувь, кошелек и готово.

А теперь самое сложное: уйти не оглядываясь. На этот раз это была особенно сложная операция, потому что Зейн Бэдд был самым великолепным мужчиной из всех, на кого я когда-либо ложила глаз; у него был, несомненно, самый талантливый рот из всех, что я когда-либо ощущала; самый идеальный по размеру, пропорциональный и эстетически приятный член из всех, от которых я имела удовольствие получать блаженство.

Прекращай думать о его члене, Амаранта Куинн, отругала я саму себя.

Вздох.

Ладно. Пора уходить.

Дверная ручка не скрипнула, когда я ее повернула, что было на руку, как и петли. Несколько тихих осторожных шагов на носочках, и я покинула его комнату, не позволяя себе обернуться или притянуться к его проклятому глупому телу, лицу и члену.

Черт, черт, черт... перестань думать о его пенисе!

Это трудно было сделать, потому что его член был так чертовски привлекателен. А мастерство, с которым он его использовал, буквально загоняло в угол, настолько это было естественно, к сведению.

Я буквально хлопнула себя по лбу рукой в безуспешной попытке вытеснить все мысли, толчки и визуальные картины члена Зейна в полной боевой готовности и в расслабленном состоянии.

В гостиной никого не было, как и на кухне. Однако оттуда шел такой аромат, что было просто невозможно продолжать идти, ‒ запах свежезаваренного кофе.

Черт. Не останавливаться, чтобы украсть чашечку этого напитка; не останавливаться, чтобы даже понюхать.

Я застыла у двери, которая вела вниз в бар, жадно вдыхая аромат кофе.

‒ Думала, что сможешь незаметно скрыться, да? ‒ кто-то пробормотал у меня за спиной глубоким, хриплым, сонным голосом.

Я гордилась тем, что не подпрыгнула от испуга, даже не смотря на то, что он подкрался ко мне почти беззвучно.

‒ Ага, такая была задумка.

‒ Как на счет прощального поцелуя?

Я отказалась даже обернуться.

‒ Ни шанса.

‒ А прощального траха?

‒ Нет уж. ‒ Спокойно, Мара... стой на своем.

‒ А может прощальный минет? ‒ Его голос прозвучал рядом с моим ухом, вибрирующий, рокочущий, довольный. Дразнящий в основном, но и частично с надеждой... все же знают, как мужчины к этому относятся: смеясь, предлагают минет, вуалируя его под шутку, но надеясь, что это желание осуществится.

‒ Дай-ка подумать... нет. ‒ Я провернула дверную ручку. ‒ Прощай, Зейн. Все было изумительно.

‒ Знаешь, что было изумительно? ‒ спросил он, положив свои руки на мои бедра. ‒ Наблюдать, как ты пыталась влезть в эти джинсы.

Я развернулась, прижавшись спиной к двери в попытке держаться подальше от жара и возбуждения, которые возникли от его близости.

‒ Ты наблюдал?

‒ Морской котик, помнишь? У меня поверхностный сон, и я легко просыпаюсь. ‒ Он жестом показал на кофейник, который стоял на столешнице в нескольких метрах за нашими спинами. ‒ Плюс несмотря ни на что, я встаю в четыре утра.