Глава 40 #ОТСТОЙ

Кит заканчивает школу со степенью магистра. Он ничего не говорит мне, и единственная причина, по которой я узнаю, — это то, что его родители присылают открытку, которую я нахожу в мусорном ведре под коробкой из-под яиц. Поздравляю, сынок!

​— Почему ты не сказал? — Спрашиваю его, поднимая открытку. Тесто смазывается и пузырится из яичного желтка. Я слышу обвинение в своем голосе и вздрагиваю. Я похожа на недовольную жену.

Он смотрит на меня, помешивая что-то в кастрюле, и ухмыляется.

​— Я многое не говорю. Просто забыл.

— Чушь собачья, — говорю ему. — Это важно.

Он пожимает плечами.

— Это не важно.

​— А вот и нет, — говорю я. — Это то, что надо отметить и стоит радоваться, несмотря на все плохое.

— Тише, одинокое сердце. Лучше передай мне паприку.

Он не называл меня так уже очень давно. По всему телу побежали мурашки.

​— Прости, не нашла оберточную бумагу. — Я перекидываю подарок через стойку. Он перестает помешивать, чтобы взглянуть на него, затем поднимает взгляд на меня.

— Ты завернула это в упаковку от подгузников?

Киваю. Кит смеется, вытирая руки кухонным полотенцем. Он прислоняется к плите и держит в руках завернутый от подгузника подарок, разглядывая его.

​— Ты сэкономила на ленте, — говорит он.

— Это гениально, — заявляю ему. Он не сводит с меня глаз, приподнимая застежки подгузника и ухмыляясь до тех пор, пока у меня не скручивает живот. Я знаю эту ухмылку. Когда Кит бродил по вечернему Порт-Таунсенду с бутылкой вина в руке. Его нос постоянно был красным от холода..., а он все ухмылялся и ухмылялся. Сегодня я на кухне с Китом из Порт-Таунсенда. В последнее время это был Кит-отец, Кит-обеспокоенный жених. Сегодня он мой Кит. И я сильно по нему скучала.

Он раскрывает упаковку, где лежат три вещи: синий карандаш, винная пробка и альбом для рисования. Когда он смотрит на меня, в его взгляде нет растерянности. Его челюсть двигается, когда он касается каждого из них, а затем откладывает карандаш и пробку, чтобы открыть альбом для рисования. Я смотрю, и мое сердце бешено колотится.

​— Твоя работа?

— Да, — шепчу я. — Помнишь, это…

​— Книга, которую я подарил тебе. Да, я помню, — говорит он. Кит медленно кивает, затем еще раз, вовсе не думая о том, что делает.

— Ты сделала для меня книжку-раскраску. — Его голос хриплый. Я отвожу взгляд.

Рисунки — это история из чернил. Над каждым из них я трудилась месяцами. История мечты, которую я воплотила через боль. ​

— Просто хочу, чтобы ты знала, где бы ты ни работала, какую бы степень не получила, или любого достижения, которого добьешься в жизни, ты перевернула мою. В тебе есть то, что меняет других людей.

Я не собираюсь слушать его.

Когда Энни исполняется пять месяцев, Дэлладелает свои первые шаги. Эти нервные пять шагов имеют большое значение для ее выздоровления. Пока ее мать, пошатываясь, идет по паркету, Энни наблюдает из-под своего одеяла на полу. В то самое утро она впервые перевернулась на другой бок. Кит, Дэллаи я случайно оказались в комнате, и мы так громко и неожиданно отреагировали, что Энни расплакалась от испуга. Теперь ее дочь и лучшая подруга наблюдают из угла комнаты, как психотерапевт Деллы подталкивает ее вперед. Сначала я думаю, что она вот-вот упадет; ее ноги такие слабые и худые, что, кажется, они не выдержат. Но Дэллапересекает комнату, ее лицо сияет от радости. Возможно, это лишь мое воображение, но мне показалось или она посмотрела на меня, словно победила? Ее волосы теперь на уровне ушей, и она немного поправилась. Дэллавыглядит гораздо лучше. Мне нравится думать, что мое присутствие здесь помогает ей выздороветь — и в некотором смысле так оно и есть, — но правда в том, что она хочет, чтобы я ушла. Вот почему она так усердно старается выздороветь. Я бы с радостью уехала, но Кит устроился на работу в маркетинговую фирму, и некому присматривать за Энни в течение дня. Дэллапредложила мне переехать и вернуться к своей жизни, но Кит этого не допустит.

— Энни уже привыкла к Элене, — говорит он. — Я не позволю какому-то незнакомцу присматривать за ней. — Он говорит это так уверенно, что никто из нас не смеет спорить с ним. Позже, когда Дэллакупает Энни, я загоняю Кита в угол во дворе, пока он выносит мусор.

​— Я должна вернуться, Кит. Она уже выздоровела.

В его глазах что-то оживляется, но он отводит взгляд на проезжающую машину, чтобы скрыть это.

— Я знаю, что рано или поздно тебе придется вернуться в свою жизнь. Я понимаю. Но останься еще немного. Когда я склоняю к нему голову, он умоляет:

— Пожалуйста, Элена.

​— Зачем? — Спрашиваю я. — Она не хочет, чтобы я была здесь.

​— Знаю, — говорит он. Он прочищает горло, а затем повторяет. — Но этого хочу я.

Я не знаю, что на это ответить.

— Энни тебя любит, — говорит он, будто этого достаточно для объяснения.

​— Да, — говорю я осторожно. — И я люблю ее. Но я не ее мать, а Делла. И я не твоя девушка, а Делла. Я не могу оставаться здесь и играть с тобой в дочки-матери. Это непросто. Нелегко будет уходить. Я просто хочу поставить точку.

Я не собиралась этого говорить, но теперь, когда все это выложила, испытываю своего рода облегчение. Кит внезапно отворачивается в сторону улицы. Он сжимает волосы в кулаках, пока они не встают дыбом. Я не вижу его лица. Только его напряженную спину.

Когда он разворачивается, я замечаю, насколько он зол. Я многое видела в глазах Кита — страх, удивление, игру. Но никогда злость. Цвет глаз насыщенный и яркий. Они сосредоточены на мне, выплескивая гнев в промежутках между морганиями. Я отступаю на шаг.

​— Куда ты вернешься? — выплевывает он. — В мой родной город? На консервный завод к Грир? Почему ты вообще здесь, Элена? Не хочешь сказать?

Я приглаживаю свои волосы.

— Без проблем, Кит. Я скажу. Я переехала в Порт-Таунсенд, потому что влюбилась в парня своей лучшей подруги. Я хотела оказаться как можно дальше от вас обоих, но в то же время быть как можно ближе. В этом есть смысл, или это один бред? — Он быстро моргает, так что я продолжаю. — Потому что, когда говорю это себе, звучит безумно. И вот я здесь, забочусь о твоем ребенке, влюбляюсь в твою малышку, которая, кстати, намного лучше вас обоих. Твоя девушка — самовлюбленная стерва, а ты — нерешительный трус. Поздравляю с созданием идеального маленького человечка. Итак, сейчас я поеду домой, обратно в Вашингтон, откуда ты уехал, а я нет. И ты остаешься здесь с женщиной, которую выбрал. А я буду продолжать любить вас всех несмотря на то, что вы идиоты. И Кит, позаботься о моей маленькой девочке. Если ты облажаешься, тебе не поздоровится. А теперь отгони свою машину и дай мне уехать.

Уверена, он послушает меня. Положив руки на бедра, жду, что он скажет. В конце концов, выплескиваю весь гнев на свободу, подобно профессору МакГонагалл, когда она не в настроении. Кит продолжает стоять на месте. Сукин сын. Все, что делает Флорида, — завивает мне волосы и сводит с ума. Я должна уехать отсюда.

​— Может, ты перестанешь просто стоять там с развевающимися на ветру своими красивыми волосами и скажешь что-нибудь, — кричу я. Взгляд Кит устремлен поверх моего левого плеча.

​— Боже мой, — шепчу я, закрывая глаза. Конечно, это должно было случится. Я поворачиваюсь лицом к бывшей лучшей подруге. Бывшей уже как пять месяцев или пять секунд. Не уверена. Она прислоняется к капоту грузовика Кита, ее дыхание неровное. Должно быть, ей потребовались все силы, чтобы прийти сюда самостоятельно. Я хочу подойти к ней, помочь вернуться в дом, но выражение лица подруги удерживает на месте. Это похоже на противостояние, никто на самом деле не знает, как нарушить тишину. Я должна это сделать, думаю я, я все испортила.

Я чувствую движение воздуха, когда Кит бросается к ней. Она позволяет ему поднять себя, не сводя с меня глаз. Я вижу предательство, боль. Это полный отстой.

​— Делла... — Ее имя слетает с губ слишком поздно; они уже внутри. Я не знаю, что делать. Я не могу уехать, потому что машина Кита все еще мешает. Что я натворила? Мне не следовало приезжать. Кит выходит через несколько минут, его голова опущена, руки в карманах.

​— Она хочет поговорить с тобой, — говорит он. — В гостиной.

Я киваю.

​— Прости, Кит. Мне не стоило…

​— Нет, — отрезает он. — Стоило. Просто иди и поговори с ней. Я пока прогуляюсь. — Он проходит мимо, и мой желудок скручивается от тошноты. Я только что призналась, что влюблена в парня своей лучшей подруги. Вслух. Перед ним и, неосознанно, Делле.

Я не тороплюсь заходить внутрь. Вся эта ситуация накалялась в течение нескольких месяцев. Я знала, что это произойдет, но все еще чувствую себя растерянной. Когда вхожу в гостиную, Дэлласидит в своем розовом кресле, как королева. Она всегда заставляла меня чувствовать себя ничтожеством, и, если честно, я устала от этого. Она не смотрит на меня. Никто не хочет смотреть на меня. Вот что делает правда. Если вы избегаете смотреть этому в глаза, можете притвориться, что ничего нет.

​

​— Ты даже не такая красивая, как я.

Это первое, что она мне говорит.

​— Не верю, что ты это сказала, — говорю я. — Можешь повторить, просто чтобы я могла убедиться в том, какая ты стерва?

​— Ты вернулась сюда, чтобы украсть мою семью.

Я качаю головой. Это своего рода медленная встряска, потому что пытаюсь мысленно осознать тот факт, что моя лучшая подруга, с которой знакома с десяти лет, только что сказала мне, что я не такая красивая, как она, и это одно из самых безумных обвинений в истории.

​— Я вернулась ради тебя. Чтобы помочь с Энни, пока тебе не станет лучше.

​— Лгунья, — говорит она. — Я видела, как ты ведешь себя с ним. Ты вернулась, надеясь, что со мной что-нибудь случится, чтобы потом остаться с Китом и Энни. Я не позволю этому случится. Она моя малышка, и я не хочу, чтобы ты была рядом с ней. Ты меня слышишь?

В двадцать пять мне казалось, что чувствовала боль. Но потом Дэллазабирает у меня Энни одной горькой фразой, и это ранит настолько сильно, что от бессилия падаю на диван. Энни тронула мое сердце. Раньше его волновали вещи, которые были важны для меня, но благодаря Энни все изменилось. Сердце стучит так сильно, словно по нему стучит барабанщик. Оно сжимается и ноет в груди, я касаюсь того места, где болит. Я ничего не могу сделать, чтобы переубедить ее. Обвиняю ли я ее? Только сегодня утром Энни плакала и извивалась, пытаясь вырваться из объятий матери и подойти ко мне. У меня нет никаких прав. Нет причин злиться. Это я сука, а не Делла.