Росоховатский Игорь

Кто умеет считать больше трех - раб

Игорь Росоховатский

Кто умеет считать больше трех - раб

Я изнемог гораздо раньше, чем предполагал. Трещины плясали и кружились перед глазами, сердце замирало, нога повисала в воздухе, не зная, куда опуститься, чтобы не попасть в ловушку. И тут я услышал хриплый смех одного из вождей:

- Ходить нет. Умел. Раньше. Теперь - нет. Задерживает нас. Возьми на руки. Неси.

Кто-то из "приближенных" поднял меня на спину. Я закрыл глаза. Сразу стало легче, тошнота немного отлегла.

Я трясся на широкой спине "приближенного". По мере того как проходила тошнота, возвращалось осознание позора.

Когда нас провожали с далекой Земли, у людей были не только надежды на контакт с разумными существами, но и опасения. Боялись зоны метеоритов и мощного магнитного поля Планеты Трех Солнц, боялись огненных смерчей, бушующих в ее атмосфере. Но никто не боялся, что мы станем рабами этих примитивных низколобых существ, умеющих считать только до трех.

Меня резко тряхнуло. Я чувствовал, как подо мной ходят мышцы могучей спины.

- Устал. Раб тяжелый. Опущу. Не сможет идти - съедим.

В ответ послышалось глухое ворчание. Я раскрыл глаза - облака кружились, раздваивались, падали на меня клочьями грязной ваты. Невыносимая тошнота заполнила все тело, мутила сознание. Откуда-то издали донесся ответ вождя:

- Неси еще. Передашь другому. Мясо есть. На два дня. Убьем птицу сурибу. Раб нужен. Нападут - он метать луч.

"Как бы не так! - подумал я. - Вы сумели превратить нас в рабов, в вычислительные машины, вы заставите нас делать проекты ваших хижин и судов. Но убивать? Ради вас? Черта с два!"

Я помню одну из первых встреч. Вождь вышел тогда навстречу Аркадию. Лицо нашего командира сияло в радостной улыбке. Впрочем, все мы радовались не меньше. Хотя аборигены были весьма непривлекательны - одноглазые, заросшие шерстью, приземистые, с длинными руками, низким лбом и массивной нижней челюстью, - но все же это были разумные существа. Пусть они только начинали свой путь по восходящей - это не меняло дела.

Верховный вождь невозмутимо выслушал приветствие Аркадия, которое переводил автомат-космолингвист, и предложил, указывая на пять колышков, только что вбитых в почву существами из касты "приближенных":

- Посчитай.

Аркадий, улыбаясь, хмыкнул и стал считать:

- Один, два, три, четыре...

Как только он произнес "четыре", выражение косматой вождиной рожи резко изменилось. Тогда мы не придали этому значения.

- Пять...

Аркадий обернулся, весело подмигнул мне и сказал вождю:

- Пожалуйста, мне не трудно. Если вам угодно, я могу считать и другие предметы, например деревья или твоих приближенных. И пусть это явится первой переписью...

- Хватит! - грубо и пренебрежительно оборвал его вождь. - Не годишься в касту вождей. Не годишься в касту приближенных. Кто умеет считать больше трех - раб.

Сначала мы восприняли его слова как шутку. Однако нам пришлось отнестись к ним серьезнее, когда низколобые попытались копьями загнать нас в пещеру. Пришлось показать, что с нами следует обращаться повежливее. По сигналу верховного вождя низколобые отступили. Вождь несколько раз оглядывался, пока не убедился, что мы не думаем его преследовать. Тогда он остановился и грозно затопал ногой. Это было юмористично. А он заговорил, и его слова были обращены к тому, кого он считал нашим вождем - к Аркадию.

- Ничего. Наступят сумерки. Скоро. Тогда поймешь. Кто умеет считать больше трех - раб.

Низколобые ушли, а мы начали строить станцию. Аборигены нас больше не навещали, ни один из них не показывался поблизости.

Мы возвели корпус со спальными комнатами, где можно было укрыться от лучей трех солнц. Теперь мы спали нормально при зашторенных окнах - ведь ночи здесь не было.

Наступали сумерки. Солнца уже не жгли так немилосердно. Белое небо все больше затягивалось темными облаками. Многие из них были снизу как зеркала: в них отражались деревья и кусты, рассеченная глубокими трещинами почва.

Трещины сильно мешали исследовать планету. Они появлялись тут и там самым неожиданным образом. Некоторые достигали в ширину полутора метров, и дно их нельзя было рассмотреть - они уходили в глубину если не на километры, то на десятки, а может, и сотни метров. Вездеход стал совершенно бесполезен.

Вторым бичом планеты были движущиеся плотоядные кусты. Однажды я видел, как гибкие ветви поймали птицу, опутали ее отростками. Зашевелились темно-красные треугольные листья. Птица билась и кричала, а затем все было кончено. Примерно через час ветви разошлись и уронили на почву легкий серый комочек - шкурку с перьями.

Для нас кусты не представляли большой опасности, так как двигались они очень медленно и только по краю трещин. Но первое знакомство с ними было довольно неприятным и стоило двоим из нас большой потери крови. С тех пор мы исследовали только отдельные кусты и не рисковали приближаться к зарослям.

Облака покрывали небо все гуще и гуще. Они отбрасывали на почву длинные, неясные, причудливо переплетенные тени. Тени все время двигались, сгущались, принимали самую разнообразную форму, напоминающую птиц и пауков, мотыльков и змей.

Наступила пора сумерек. Вычисления орбиты показали, что они длятся здесь около семи земных месяцев.

Резко увеличилось число трещин и кустов. Иногда занесешь ногу, чтобы перешагнуть узенькую трещину, а она тут же разольется целой паутиной таких же трещин. Они закружатся внизу, и ты замираешь с поднятой ногой, не зная, куда шагнуть. Скоро мы догадались, что большинство трещин - иллюзия, создаваемая облаками. Оставалось лишь определить, какие из преград настоящие. Однако сделать это было не так просто. Среди трещин и кустов выделялись более темные. Мы думали, что они и есть настоящие. Но ошиблись. Выявить какую-либо закономерность в образовании иллюзий не удавалось. Мы вооружились палками-щупами. Но передвигаться с их помощью можно было лишь очень медленно.

Каждая встреча с летучими гадами типа ящеров, которых мы прежде легко убивали из пистолетов, теперь стала смертельной опасностью: хищники удесятерялись на наших глазах, и мы не знали, какой из них реальный, а какие - иллюзия. Начались нервные расстройства, сопровождаемые тошнотой. Болезнь словно растворяла силу воли. Хотелось лишь одного - закрыть глаза и ничего не видеть: ни кустов, ни трещин, ни зеркального неба.

Тогда-то дикари появились снова. Мы не знали, сколько их. Они заполонили все вокруг, и оружие стало бесполезным. Один за другим погибали под ударами дубин и копий те из нас, в ком болезнь не подавила до конца силу воли. А мне и еще четверым уцелевшим досталась участь рабов. Сейчас дикари несут нас в свои южные селения, чтобы использовать в войне против другого племени.

Несущий меня дикарь заворчал, и я почувствовал, что падаю. Тошнота выворачивала внутренности. Мне было все равно, что со мной случится, и только боль от удара о жесткую землю на миг прояснила сознание.

Прозвучал голос верховного вождя:

- Сам иди.

Он обращался ко мне. Но я лежал неподвижно. Пусть убивают, лишь бы не раскрывать глаз и не видеть разбегающихся под ногами трещин и полчищ волосатых одноглазых дикарей, из которых одни реальные, а другие - марево.

Между дикарями завязалась перебранка. Они проголодались, устали. А тут еще начался дождь. Изрядно пошумев и обменявшись тумаками, от которых любой боксер Земли незамедлительно отправился бы в вечный нокаут, низколобые решили отдохнуть в ближайших пещерах.

Настали часы блаженства. Каменные своды спрятали нас от неба и облаков. Головокружение и тошнота прошли. Я мог спокойно раскрыть глаза.

В пещере густой смрад от грязных волосатых тел. Я насчитал восемнадцать дикарей. В дальнем углу темнела еще одна неподвижная фигура. Она чем-то отличалась от остальных. Вот она шевельнулась - и от неожиданной радости у меня встрепенулось сердце: это был Донат, второй штурман.