Алия взволнованно кивнула.

– Да. Она так и сделала, и я попыталась удержать ее внимание на себе, чтобы ты мог сделать свой ход.

– Ты не думала, что я мог убежать?

– Я знала, что ты не убежишь. В ту минуту, когда я увидела, как ты поднимаешься, я поняла, что ты будешь драться с ней. И ты это сделал. Ты причина, по которой я добралась до балкона. Ты – причина, по которой я сегодня жива, Оливер. – В ее глазах блестели слезы. – Я знаю, что ты пришел сюда, по крайней мере отчасти, потому что у тебя было какое-то ошибочное мнение, что ты должен извиниться передо мной. В этом нет нужды, но между нами что-то осталось недосказанным. Спасибо. Спасибо за то, что ты был таким сильным. Спасибо за борьбу.

Воспоминания, подобные вспышкам молнии, вспыхнули в нем, когда к нему снова вернулись воспоминания об этом ужасном происшествии. Он внезапно встал, потому что мир расплылся. Шок потряс его.

– Спасибо, что пришла. Мне нужно немного побыть одному.

Он знал, что ведет себя ужасно грубо, но ничего не мог с собой поделать. Плотина вот-вот должна была открыться, и он не мог сдержать ее ни секунды.

Когда она поспешила уйти, он закрыл дверь между гостиной и спальней. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он добрался до ванной. Он заперся и упал на пол, холодный мрамор под его руками.

Он ошибался. Последние несколько лет он высмеивал себя за свою слабость, за свою неспособность сражаться, но теперь день вернулся с праведной ясностью, как сон, который он забыл, но который лежал под поверхностью его сознания. Он вспомнил, как тяжело было стоять в тот день и отбиваться от собственной жены. Его ноги не хотели работать, но он заставил их. Оно нахлынуло назад, образы, звуки, ее голос. Боль. И ярость. Оно скопилось и закипело внутри него. Он был вулканом ярости. Но помимо гнева было что-то еще. Он умирал и не позволил Алие умереть.

Как бы он ни ненавидел свою жену, мысль о невинной женщине – его друге – о смерти заставила его встать.

В конце концов, он не был слабым. Он сделал выбор, поэтому он боролся. И он выиграл. Теперь он знал правду: когда его мир рухнул, когда смерть скреблась по его позвоночнику, он велел ей идти к черту. Он пытался поступить правильно, даже ценой собственной жизни.

Он прижался щекой к полу, шок от откровения сделал полный круг. Он снова оказался на полу, его тело ослабело от воспоминаний, но теперь была разница.

Оливер Тарстон-Хьюз знал, что снова встанет. Он будет драться.

Его отец однажды сказал ему, что человек не знает своей души, пока не встретит смерть. В конце концов, его не изменили и он был желаем. Он боролся за себя и за Алию. С тех пор он выжил только потому, что на самом деле не решил начать жить заново.

Теперь это изменилось.

Поднявшись на ноги, он почувствовал себя другим человеком. Некоторый вес был снят, и впервые с того ужасного дня он мог с гордостью смотреть на себя в зеркало.

Он боролся. Он был борцом.

И теперь у него было за что бороться.

Тори.

Он умылся и успокоился, глубоко внутри него поселились покой и уверенность. Проблема была в том, что ему нужно не только сражаться за Тори. Он должен обойти Талиба и все те двери, которые она заперла между ними.

К счастью, он немного знал, как быть подлым ублюдком.

Когда-то он был человеком, который знал, как получить желаемое. Он хотел Тори Глен. Она станет его наградой за борьбу и победу. Чтобы наконец двигаться дальше.

Он расправил рубашку и вернулся в гостиную. Алия стояла у двери и разговаривала со своим мужем. А, его охрана. Первое препятствие. Он знал, как обращаться с охраной.

– Мне нужно поговорить с моими братьями, – вежливо сказал он. Он никогда не кричал, когда срабатывала вежливость.

Лэндон Никс нахмурился.

– Мне жаль. Я должен держать вас здесь, пока не наступит время вылета. Это всего несколько часов. Вам что-то нужно?

Он посмотрел в сторону Алии.

– Пожалуйста. Я не буду пытаться говорить с Тори. Мне просто нужно быть с моими братьями. Поговорить о том дне… – Он судорожно вздохнул. – Мне нужна их компания.

Она взяла его за руку и повела по коридору.

Лэн выругался и последовал за ним, но больше не пытался их остановить.

Все это время мозг Оливера бурлил, его сердце колотилось, потому что у него было решение – и оно было таким простым. Тори оказала им услугу, приехав во дворец. Оливер намеревался использовать это, чтобы помочь ей преодолеть свою гордость и облегчить финал, который сделает их всех счастливыми.

Они были в Безакистане, и здесь правила были другими. Тори действительно должна была помнить об этом. Вероятно, она думала, что он и его братья были вежливыми британцами. Но Оливер был женат на гражданке Безакистана, поэтому ему предоставили двойное гражданство. Это тоже делало его безакистанцем.

Здесь у него были права, о которых милая Тори могла не знать. Он сомневался, что она поверит, что он когда-либо использует их. Но он собирался.

Она снова будет принадлежать ему и его братьям, потому что они возьмут ее – с благословения Талиба. Потому что шейх никогда бы не нарушил и не отказался от законов своей страны.

Лэн открыл дверь в покои Каллума и Рори.

Алия обняла его.

– Надеюсь, ты обретешь покой, Оливер. Я знаю, что с Тори это не сработало, но для такого доброго мужчины, как ты, есть женщина.

Он превратил выражение своего лица во что-то подходящее мягкое. Ему нужно было сыграть жалкого, подавленного Оливера еще несколько минут, потому что он не хотел никому сообщать о своих планах… на всякий случай.

– Надеюсь, ты права, – удалась ему пробормотать.

Алия поцеловала его в щеку, как будто он был хрупким, и пообещала позвонить. Потом она ушла, и он остался один со своими братьями.

– Я знаю, ты расстроен из-за Тори, но ты должен выслушать, Олли. – Каллум подошел к нему, чистая сила воли сияла в его глазах.

Почему он вообще думал, что его брат спокойный? Каллум был непринужденным только тогда, когда ему было все равно. Когда что-то имело значение, он преследовал то, что хотел, с единственной целью.

– Нет, ты должен сесть.

Каллум стиснул зубы.

– Я не собираюсь слушать доводы, почему мы должны оставить ее и уйти от Тори. Я еду в Даллас. Вот где она будет.

– Я еду с ним, – решительно кивнул Рори.

Слава Богу. Он думал, что ему, возможно, придется убедить младшего брата, что Тори была для них, но, похоже, Каллум сделал эту работу.

– Никто из нас не поедет в Даллас.

Братья начали спорить.

– Стоп! Мы не поедем в Даллас, потому что Тори там не будет. Она будет с нами на этом чертовом самолете в Лондон. Сколько у нас веревки? И, Боже мой, скажи мне, что у нас есть какой-нибудь кляп, потому что я не думаю, что она пойдет тихо.

У Каллума отвисла челюсть. Было приятно знать, что он может удивить брата.

– Что, черт возьми, ты говоришь?

– Я говорю, что я гражданин Безакистана и у меня есть права в этой стране. Мы не поедем в Даллас на четвереньках. Мы не собираемся просить. Тори решила спрятаться в Безакистане, и я собираюсь заявить о своих правах. Братья, мы собираемся украсть нашу невесту.

***

Тори смотрела на сады и думала, не летят ли трое братьев обратно в Лондон.

Ее сердце сжалось от этой мысли. Она больше никогда их не увидит. Никогда не прикоснется или обнимет их и даже не поговорит с ними. Их беседы всегда были лучшей частью ее дня. Ей нравилось работать в «Тарстон-Хьюз». Динамичная среда означала, что всегда что-то происходило, и ей нравилось иметь дело с британской прессой.

За исключением тех случаев, когда пресса преследовала ее. Она смотрела в ночь и пыталась убедить себя, что поступила правильно. Она терпеть не могла быть в центре внимания. Она не могла справиться с их громкими жизнями. Была цена, которая пришла вместе с деньгами и славой. Она не возражала против денег, но она ненавидела славу. Она хотела спокойной жизни. Они не могли ей этого дать.

И она не могла дать им то, что они заслужили. Она не могла отдать им целое сердце, потому что слишком боялась.

– Как ты? – спросила Пайпер и вышла на балкон.

По крайней мере, сестра все еще разговаривала с ней. Она была совершенно уверена, что Талиб – нет. Когда она попросила его отправить братьев Тарстон-Хьюз домой, он разочаровался в ней и заставил рассказать ему, что произошло на самом деле. Она плакала, пока он не сдался, но она могла сказать, что он был глубоко разочарован в ней.

– Я в порядке. Готова отправиться домой. – Ее сумки были упакованы. Она уезжала в Техас утром, всего через несколько часов после того, как лучшие мужчины, которые когда-либо встречались с ней, уедут из страны. Она задавалась вопросом, ненавидят ли они ее сейчас.

– Действительно ли это дом? Меня там нет. У тебя нет друзей в Далласе, верно? Почему это дом? – Пайпер, казалось, чувствовала потребность задать ей трудные вопросы сегодня.

Но сестра права. Даллас не был домом. Тори даже не знала был ли он у нее. Дом там, где живут люди, которых ты любишь.

Боже, домом была Англия, и она не вернется туда.

– Я сделаю его своим домом.

Слезы наполнили глаза, но, если бы она показала Пайпер хотя бы один признак сожаления, ее мудрая сестра осталась бы рядом с ней.

– Расскажи почему ты отказалась от них. И я клянусь, что закричу, если ты скажешь мне, что они не значили для тебя ничего, кроме секса, и ты забыла их.

По крайней мере, она могла ответить на этот вопрос.

– Это не сработает. Было хорошо для одной ночи, но это не может работать в долгосрочной перспективе.

– Почему нет? Со мной работает.

Тори вздохнула.

– Здесь это норма. Закон. Но не в Лондоне.

– Ты даже не пыталась, чтобы все получилось, – заметила Пайпер.

Она сжала руки в кулаки.

– Мне не нужно пытаться. Я наблюдала за этими мужчинами в течение последних шести месяцев. Они не могут делиться, не в долгосрочной перспективе. Они слишком часто спорят. Прошлая ночь была моментом вне времени. Это было здорово… но это не было реальностью. Я знаю, ты думаешь, что я совершаю ошибку, но я считаю, что каждый идет своей дорогой – это правильно. В Лондоне не как здесь. Ты видела, как пресса растерзала меня за то, что я упала с лестницы. Представляешь, что они сделают, если мы действительно поженимся?