Каджика бросил лепестки на могилу и вскочил на ноги.

— Мы были похоронены в грёбанном пепле фейри.

Ругательство поразило меня. Это звучало неправильно, когда исходило от двухсотлетнего охотника.

— Это не совсем точно. Тебя похоронили в...

— Для меня это одно и то же! Что, если сущность фейри просочилась в нас, пока мы спали? Что, если это ослабит нас?

— Ты чувствуешь слабость?

— Что, если это была уловка, чтобы превратить нас в фейри?

— Вы были в гробах из рябинового дерева, Каджика. Фейри не могут прикасаться к рябиновому дереву, так что это не имеет смысла. Кроме того, очевидно, от тебя пахнет охотником. Я почти уверена, что в тебе нет ничего от фейри.

Он пристально уставился на отброшенные лепестки, которые лежали нетронутыми и неповреждёнными.

— Как мог Негонгва принять это? — прорычал он.

Я попыталась дотронуться до его руки, но он отдернул её от меня. Я скосила глаза.

— Это спасло тебе жизнь.

Он покачал головой.

— Я бы предпочёл умереть, Катори, — отвращение исказило его черты, превратив в неузнаваемое лицо. — Может быть, мне следует выкопать остальных прямо сейчас, чтобы избавить их от этого мира.

— Это не такой уж плохой мир.

— Для тебя. Для тебя...

Он попятился. Быстро. Как будто его засосало вихрем. Всё ещё было странно видеть, как охотники двигаются, точно так же, как было странно видеть, как летают фейри, но каким-то образом я смирилась и с тем, и с другим.

— Каджика, не надо, — твёрдо сказала я.

Он стоял у одного из стволов рябины.

— Не надо, что? Не выкапывать остальных?

Нет, не делай глупостей. Я не произносила эти слова вслух. Кто я такая, чтобы указывать ему, что делать с его жизнью? Я злилась на Блейка за то, что он совершил самоубийство, но, в конце концов, это был его выбор. Не мой.

Каджика перестал пятиться.

— Может быть, этот мир просто тяжёл для меня, потому что в нём нет моей любимой.

Я прикусила губу, сожалея о том, что моё угловатое лицо, мои обсидиановые глаза, мои волосы цвета воронова крыла, мой смех напоминали смех Ишту. Я хотела бы выглядеть по-другому, звучать по-другому, но я не могла контролировать то, какой я была. Единственный контроль, которым я обладала, был над тем, что я делала.

— Найди Гвенельду и приведи её домой. А потом помоги мне вернуть мою книгу, — я дала ему цель. Цель сохраняла людям жизнь. — Пожалуйста.

Солнце умирало на горизонте, бросая угольки на пурпурное небо, на тёмного охотника. Его фигура расплылась, а затем снова появилась прямо передо мной. В его глазах появилась новая искра, рот по-новому изогнулся.

— Я найду Гвенельду. А потом я вернусь к тебе.

Моё лицо вспыхнуло от его близости.

— Ты хотел, чтобы я жгла рябиновое дерево, — прохрипела я.

Он кивнул.

Я заправила прядь выбившихся волос за ухо, опустив взгляд на землю между нашими ногами.

— Ты принёс его?

Его ботинки стояли рядом с моими, и его дыхание согревало мой лоб.

Через несколько долгих минут его ноги сдвинулись с места и направились обратно к серому грузовику. Он схватил охапки светлых брёвен и понёс их внутрь. Перед уходом, как будто сомневаясь, что я сожгу их, он зажёг одно в камине, воткнув кончик стрелы в бревно. Через несколько секунд от высушенной коры повалил белый дым.

— Где ты нашла колокольчики Новы? — крикнул мой отец с порога.

— Папа? — воскликнула я, когда охотник поднялся со своего места у камина.

— Ох. У тебя компания, — голос папы был напряженным. — Привет, Каджика.

Охотник кивнул.

— Мистер Прайс.

— Я сожалею о твоей потере, — добавил папа, вешая пальто. — Кэт сказала тебе, что мы организуем поминальную службу по Холли в эти выходные?

— Каджике нужно вернуться в Бостон, папа, так что он не сможет прийти.

— Жаль. Мы будем держать тебя в своих мыслях.

— Спасибо, мистер Прайс, — сказал Каджика. — Я должен быть в пути, — его глаза скользнули по мне. — Скоро увидимся.

— Счастливого пути.

Как только машина выехала с кладбища, папа сказал:

— Он твой родственник.

— Боже, папа, только не это обсуждение снова. Между мной и Каджикой ничего не происходит. Правда.

К тому же охотник не был моим родственником.