Глава 37
Софи
Я заклеиваю свое разорванное сердце малярным скотчем, потому что у меня нет времени на исцеление до возвращения домой. Раны нужно зализывать наедине, желательно под присмотром «Бена и Джерри».
Я участвую в гонке, потому что хочу быть там. В конце концов, Лиам — мой друг. Неважно, что произошло между нами, занял он первое место или нет. Он мог бы выступать за Маккой или Альбрехт, а я бы все равно болела за него, потому что люблю его. Бесполезно избегать своих чувств, потому что постоянная пульсация в моей груди зовет меня в мое дерьмо, напоминая мне о том, что я потеряла.
Поэтому я откладываю свою боль на потом, когда Лиама омывают шампанским, гордо стоя с Ноа, который в этом году завоевал титул Чемпиона Мира. Я все время улыбаюсь и поддерживаю их. Как бы больно мне ни было смотреть на него, я хлопаю в ладоши, когда объявляют, что Лиам занял второе место.
Его глаза ловят мои со сцены, и он подмигивает мне, прежде чем опрокинуть бутылку шампанского в мою сторону. Он повторяет то-же самое, что и в Сочи, напоминая мне о домино, с которого все началось. Я качаю головой и смеюсь. Мои глаза застилают слезы, но я сдерживаю их и даю Лиаму колеблющуюся улыбку.
Мой отец находит меня в VIP-зоне и притягивает к себе, чтобы обнять.
— Знаешь, малышка, за свою короткую жизнь ты много раз впечатляла меня. Но то, что ты стоишь здесь и сталкиваешься с чем-то, что приносит тебе сильную боль, — вот это мужество.
Я обнимаю его, прежде чем он отпускает меня.
— Как ты справился со всем, когда моя мама ушла?
— Однажды я проснулся и понял, что могу либо провести остаток жизни, надеясь, что все встанет на свои места... либо показать жизни два средних пальца и сделать ее своей сукой. Прости за выражение, дорогая.
И я, и мой отец разражаемся смехом.
— Думаю, я предпочитаю второй вариант. — Я смотрю ему в глаза и улыбаюсь.
— Конечно, предпочитаешь. Как ты думаешь, откуда у тебя это? — он подмигивает мне, от чего, я уверена, все дамы в свое время падали на колени.
Ноа появляется из ниоткуда и обливает моего отца шампанским в знак признательности за всю его тяжелую работу, поймав меня под перекрестный огонь. Моя промокшая футболка Бандини прилипла к моей коже. Каким-то образом я участвовала в конкурсе мокрых футболок, на который не подписывалась.
Я позволила отцу повеселиться, забрав с собой свои грустные предчувствия и вновь обретенную уверенность.
Я иду по пустому пит-лейн, проходя мимо заброшенного гаража каждой команды, в котором больше нет шума и шума механиков. Пустота соответствует тому, что я чувствую внутри, насмехаясь надо мной, когда я говорю свое последнее «прощай» Формуле-1, потому что не знаю, вернусь ли я когда-нибудь.
Мой отец предупреждал меня о здешних парнях и о мире, в котором они живут. Но я не послушала его, в результате чего пострадала. Но с другой стороны, я нашла частички себя, открыв для себя то, что люблю. Я снова нашла любовь в искусстве. И теперь я ценю то, что жизнь происходит естественно, без планов и списков. Этот сезон помог мне повзрослеть, хотела я этого или нет, и, подобно боли при росте, это больно.
Я готова вернуться домой и показать миру, на что я способна. На этот раз по-настоящему. Больше не нужно прятаться за дипломом, который я ненавижу, или за списком «К Черту!», чтобы доказать себе, как я могу веселиться и отпускать.
— Софи! Подожди! — голос Лиама эхом отражается от стен.
Мои ноги сами собой поворачиваются, и я вижу Лиама, бегущего ко мне в своем гоночном костюме, похожего на белого рыцаря.
Он останавливается передо мной, ничуть не запыхавшись.
— Мне нужно с тобой поговорить.
— О чем? — я сморщилась от грубости в голосе.
— Я понятия не имел, что ты знаешь о сделке с Маккоем. Черт. Я пытался изменить ее, заставив их согласиться на мои условия. — Он проводит рукой по своим влажным волосам, вероятно, мокрым от смеси алкоголя и пота.
— Все в порядке. Я поняла.
— Почему ты ведешь себя непринужденно? Мне так жаль. Ты, наверное, чувствуешь себя преданной, но я клянусь, я работал с ними, чтобы получить что-то лучшее. Они мне ничего не сказали. И, черт возьми, тот факт, что Рик говорил с тобой за моей спиной, заставляет меня хотеть порвать ему задницу, чтобы соответствовать его характеру. — Обеспокоенные глаза Лиама пробегают по моему лицу.
— Я понимаю, почему ты этого не сделал. Это действительно нормально. Ты должен делать то, что тебе нужно для гонок, потому что это твоя конечная цель.
Он берет мои руки в свои, ток энергии проходит по моей руке.
— Это неправда. Больше нет. Я хочу тебя.
Я качаю головой в слабой попытке прогнать его слова из моих ушей.
— Я не могу винить тебя за то, что ты пытаешься решить, быть со мной или остаться с Маккой. Это так хреново, но я понимаю этот мир. Я понимаю тебя. Но ты сделал мне больно, не признавшись, что любишь меня, несмотря на то, что все говорят мне, что любишь. И я устала от людей, которые говорят мне. Это не их работа, а твоя.
— Я люблю тебя. Клянусь. Я проделал дерьмовую работу, чтобы осознать это, и еще более дерьмовую работу, чтобы признаться тебе в этом. Я люблю тебя больше, чем сами гонки. Я был несчастен с тех пор, как ты начала избегать меня, когда даже неделя без тебя — это гребаная пытка. Моя грудь болит, мой цикл сна нарушен, и моя голова болит каждый гребаный день. Я не могу смириться с тем, что чувствую, когда тебя нет рядом. И я больше не хочу.
— После всего этого времени ожидания услышать эти слова... я чувствую пустоту. — Я не узнаю свой ровный голос.
Его лицо рассыпается.
— Что я могу сделать, чтобы стало лучше? Пожалуйста, я сделаю все.
Я почти поддаюсь его надломленному голосу, но не могу. Больше не могу.
— Как я уже сказала. Все хотят сказать мне, как сильно ты меня любишь, включая тебя самого. Знаешь что? Теперь твоя очередь. Я хочу, чтобы ты доказал это.
Я поворачиваюсь и направляюсь в сторону апартаментов Бандини, оставляя позади расстроенного Лиама.
Принца не спасти, если он слишком упрям, чтобы оставаться запертым в своем замке.