Глава 19

Окружающая тишина причиняет боль. Всю дорогу в машине скорой помощи я рыдала, а Джесси постоянно говорил мне, как сильно меня любит. Я не могла не думать, что он просто не знал, что еще сказать. В этих трех словах нет ни утешения, ни уверенности. Он не сказал, что произошедшее неважно, потому что это не так. Он не сказал, что это не моя вина, потому что это не так. И он не сказал, что у нас все будет хорошо, и я не знаю, будет ли у нас все хорошо. Как раз в тот момент, когда я начала видеть свет в конце бесконечного туннеля проблем, мы столкнулись с наихудшим видом разрушения — уроном, который невозможно исправить. Теперь наша любовь подвергнется запредельному испытанию, но боль, поселившаяся глубоко внутри, не наполняет меня надеждой. Я не уверена, что мы сможем это пережить. Он будет вечно таить на меня обиду.

Джесси выносит меня из «скорой», отказываясь от инвалидного кресла, которое выкатывает медсестра. Молча следует за доктором по оживленному коридору, все время глядя прямо перед собой и бросая односложные ответы любому, кто задает ему вопросы. Я ничего не чувствую, кроме громкого сердцебиения Джесси под ладонью у него на груди. Все нервные окончания, кажется, умерли. Я онемела.

После того, что кажется вечностью мягкого покачивания вверх и вниз в объятиях Джесси, меня опускают на огромную больничную кровать в отдельной палате. Он нежен, и все его действия ласковые и наполненные любовью, он гладит мои волосы, слегка приподнимает мою голову и накрывает мне ноги тонкой простыней, лежащей в изножье кровати. Но слов утешения или ободрения по-прежнему нет.

Нас со всех сторон окружают аппараты и медицинское оборудование. Медсестра остается, но парамедики «скорой» уходят, кратко рассказав о том, что со мной произошло, и о показаниях, которые они уже сняли по дороге в больницу. Медсестра делает заметки, засовывает мне что-то в ухо и прижимает к груди. Она задает вопросы, и я спокойно отвечаю, но все это время не спускаю глаз с Джесси, который сидит в кресле, закрыв лицо ладонями.

Медсестра заставляет меня отвести взгляд от моего скорбящего мужа, когда протягивает мне халат. Она улыбается. Сочувственной улыбкой. Затем выходит из комнаты. Я держу халат некоторое время, пока мне не кажется, что, возможно, прошла неделя или даже год. Мне хочется, чтобы прошел год. Исчезнет ли мучительная боль и чувство вины к тому времени?

Наконец, я соскальзываю на край кровати, спиной к Джесси, и тянусь, чтобы расстегнуть молнию на платье. В тишине слышу, как он встает, будто мои движения внезапно вырвали его из кошмара и запустили его непременные обязанности.

Он встает передо мной, но мои горящие от слез глаза не отрываются от пола.

— Позволь мне, — тихо говорит он, снимая с меня платье.

— Все в порядке. Я справлюсь, — мягко возражаю я. Не хочу, чтобы он делал что-то, чего не хочет.

— Наверное, справишься. — Он стягивает платье мне через голову. — Но это моя работа, и я хотел бы ее сохранить.

Мой подбородок начинает дрожать, когда я пытаюсь сдержать непрекращающиеся слезы, не желая разжигать чувство вины, которое он, возможно, испытывает.

— Спасибо, — шепчу я, все еще отводя мокрые от слез глаза от его взгляда.

Это невыполнимая задача, особенно, когда Джесси наклоняется и прижимается лицом к моей шее, заставляя мое лицо приблизиться к его.

— Не благодари меня за то, что я забочусь о тебе, Ава. Это то, для чего я был послан на эту землю. Это то, что удерживает меня здесь. Никогда не благодари меня за это.

— Я все испортила. Я лишила тебя мечты.

Он заставляет меня выпрямиться и опускается передо мной на колени.

— Моя мечта — это ты, Ава. Днем и ночью, только ты. — Мой взор затуманен и размыт, но я ясно вижу слезы, струящиеся из его зеленых глаз. — Я могу обойтись без чего угодно, но только не без тебя. Никогда. Не смотри так, пожалуйста. Не смотри так, будто думаешь, что это конец. Для нас это не конец. Нас ничто не сломит, Ава. Ты меня слышишь?

Я киваю сквозь тихие рыдания, не в силах произнести ни слова, даже если бы могла.

Он грубо проводит тыльной стороной ладони по щекам.

— Мы дадим этим людям сказать нам, что с тобой все будет в порядке, а потом уедем домой, чтобы быть вместе.

Я снова киваю.

— Скажи, что любишь меня.

Из меня вырывается громкое рыдание, и мои руки находят его плечи и притягивают его к себе.

— Ты нужен мне.

— Ты мне тоже нужна, — шепчет он.

Его ладони блуждают по моей спине, несмотря на прохладу и легкую дрожь, они дают мне все необходимое утешение. С нами все будет хорошо. Пусть даже наши сердца будут разбиты.

— Позволь я надену на тебя халат.

Меня поднимают с кровати, но он остается на коленях и начинает снимать испачканное кровью нижнее белье. Я не могу на это смотреть. Зажмуриваюсь и вместо того, чтобы наблюдать, чувствую, как трусики медленно спускаются по ногам. Знакомое ощущение кончика пальца, постукивающего по лодыжке, побуждает меня поднять ноги, но все это время я держу глаза закрытыми. На краткий миг понимаю, что Джесси отошел от меня, а затем слышу, как открывается кран, и он возвращается и осторожно проводит влажной тканью по внутренней стороне моих бедер. Сердце болезненно сжимается, и я не перестаю глотать слезы.

— Руки, — мягкое наставление Джесси побуждает меня открыть глаза.

Я нахожу его держащим передо мной халат. Продеваю в него руки и поворачиваюсь, чтобы он мог его завязать.

— Встань, — приказывает он.

Я возвращаюсь в прежнее положение, как раз в тот момент, когда раздается стук в дверь.

— Входите, — отзывается Джесси.

Вернулась та же медсестра, но на этот раз с ней доктор в белом халате. Он тихо закрывает дверь и кивает Джесси, который внезапно становится более настороженным, и я знаю, почему.

Доктор возится с аппаратом рядом со мной, а затем присаживается на край кровати.

— Как вы себя чувствуете, Ава? — спрашивает он.

— Нормально. — То самое слово, которым Джесси грозил отшлепать меня по заднице, просто вылетает само собой. Джесси вздыхает, но ничего не говорит. — Со мной все хорошо, спасибо.

— Значит, никаких болей или спазмов, порезов или ушибов?

— Нет, ничего.

Он мягко улыбается и откидывает простыню, прикрывающую мой живот.

— Давайте посмотрим, что происходит. Можете приподнять халат, чтобы я мог пощупать ваш живот?

Даже сейчас, когда мы находимся в самом мрачном, самом отчаянном месте, я чувствую напряжение Джесси при мысли о том, что другой мужчина прикоснется ко мне. Я бросаю на него умоляющий взгляд, но он только качает головой.

— Я могу выйти, — тихо говорит он, отступая к двери.

— Не смей поступать так со мной! — кричу я. — Не смей меня бросать.

Я знаю, что он борется, и что мысль о том, что другой мужчина прикасается ко мне, невыносима для него, даже если это чрезмерно и только часть его неразумного собственничества, но сейчас он может себя перебороть. Он должен.

Доктор переводит между нами несколько озадаченный взгляд, и ждет, когда Джесси проявит инициативу и присоединится ко мне у кровати. Что я буду делать, если он уйдет? Не думаю, что смогла бы это вынести, но затем он делает долгий, контролируемый вдох, собираясь с силами, и подходит, усаживаясь рядом со мной. Мою руку берут и заключают в теплый плен его ладоней, прежде чем он прижимает их к груди и опускает голову. Он не может смотреть.

Я между двух мужчин, один поднимает подол халата и ощупывает мой живот, другой глубоко дышит и сжимает мою руку. А я просто откидываю голову на подушку и смотрю в потолок, желая, чтобы все это поскорее закончилось, чтобы Джесси мог отвезти меня домой, и мы могли бы начать мучительно обдумывать произошедшее. Кто был в «Астоне»? Это проливает совершенно новый свет на случай с обмороком в баре. Микаэль не настолько поглощен местью, чтобы пойти на такое.

— Будет немного прохладно, — говорит Доктор, нанося на живот гель.

Он начинает водить устройством, наблюдая за экраном, и маленькая комната мгновенно наполняется слабым искаженным потрескиванием и шуршанием. Он хмыкает и издает странные звуки, свободной рукой щелкая кнопками и сильно вдавливая серую штуковину в живот. Это не больно. Ничего не больно, потому что я все еще ничего не чувствую. А затем его рука замирает, и кнопки на огромном аппарате больше не издают звуков. Я украдкой бросаю взгляд на доктора, обнаруживая, что он пристально смотрит на экран. В конце концов, он переводит взгляд на меня.

— Все в порядке, Ава.

— Прошу прощения? — шепчу я. От шока мое умирающее сердце внезапно пробуждается и взлетает к горлу, готовясь задушить.

— Все в порядке. Небольшое кровотечение на ранних сроках беременности может быть совершенно нормальным, но, учитывая обстоятельства, следует соблюдать осторожность.

Чувствую, как Джесси сжимает мою руку, стискивая все сильнее, пока я слегка не шиплю от боли. Он тут же ослабляет хватку и медленно поднимает голову, встречаясь со мной глазами. Его зеленые глаза расширены от шока, а щеки мокрые от слез. Слегка качаю головой, словно вырвалась из всего того ужаса, что принес сегодняшний день. Должно быть, мне это сниться. Мы смотрим друг на друга, ни один из нас не знает, как справиться с этой новостью. Джесси собирается заговорить, но ничего не произносит. Я тоже хочу что-нибудь сказать, но слова не выходят.

Джесси встает, снова садится, а затем снова встает, отпуская мою руку.

— Ава все еще беременна? Она... она... там… мы...

Доктор слегка смеется.

— Да, Ава все еще беременна, мистер Уорд. Присаживайтесь, я вам покажу.

Джесси на мгновение переводит ошеломленный взгляд на меня, затем направляет его на монитор аппарата.

— Я постою, если вы не возражаете. Мне нужно чувствовать свои ноги. — Он слегка наклоняется над кроватью, прищуриваясь. — Я ничего не вижу.

С трудом, но я отрываю взгляд от своего ошеломленного мужа и сама смотрю на экран, но все, что я вижу, — это черно-белая зернистая мешанина. Доктор указывает на экран.