Изменить стиль страницы

Глава 32

Крейтон

Прошло две недели с тех пор, как я очнулся .

Первая неделя была проведена в больнице и прошла в череде анализов, реабилитации и гребаного шума.

Она была наполнена жалостливыми взглядами друзей, с которыми я рос всю свою жизнь, и бессмысленным, ненужным сочувствием.

Это было нагромождение движений, слов и ощущений. Я почти ничего не помню, кроме маминых слез и врожденной потребности остановить их.

Она была одновременно счастлива и печальна, и я до сих пор не знаю, почему она была печальна. Было ли это из-за того, что мне было больно, или она увидела выражение моих глаз?

Заглянула ли она под поверхность и обнаружила фасад, который я использовал в качестве камуфляжа?

Я не успел задать этот вопрос после того, как меня выписали несколько дней назад.

Родители забрали меня с собой домой, и я не протестовал. По крайней мере, так я смогу избежать лиц, с которых капает жалость.

Я могу держаться подальше от их наполненных минами разговоров, которые всегда так или иначе возвращаются к тому, как меня подстрелили.

Или, скорее, к тому, кто в меня стрелял.

К ней.

Мой заклятый враг и мое проклятие.

Я успешно избегал этой темы, притворяясь усталым или сонным. Этой привилегии я скоро лишусь, поскольку моя рана заживает — швы почти все растворились в коже, оставив дыру в верхней части груди.

— Несколько сантиметров вправо, и пуля попала бы ему в сердце, — вот что я услышал от доктора, разговаривавшего с моим отцом.

А я остался здесь, задаваясь вопросом, почему она не попала.

Я хотел умереть.

Я должен был умереть, так почему же я до сих пор дышу?

Этот вопрос живет в моей голове с тех пор, как я проснулся, и я до сих пор не могу найти ответ.

Вот почему я «выздоравливаю». Хотя я не уверен, что это правильное слово для атмосферы мировой войны, в которой я нахожусь.

Пока дождь хлещет снаружи, я сижу в игровой комнате, поглаживая пальцами удивительно послушного Тигра. Я привез его с собой с острова, несмотря на протесты Брэндона.

Он звонит мне по FaceTime каждый день, и я просто показываю ему кота, потому что это то, что его интересует.

Удивительно, как Тигр продолжает крепко спать в сложившейся ситуации.

Мои бабушки и дедушки со стороны матери и отца приехали в гости. В одно и то же время.

И что еще хуже, дедушка Джонатан, папин отец, решил, что это замечательная идея — сыграть партию в шахматы с дедушкой Итаном, маминым отцом.

Предполагается, что они друзья, или были кем-то вроде друзей, но сейчас атмосфера не такая. Наверное, потому что дедушка Агнус, муж дедушки Итана, терпеть не может дедушку Джонатана. Это известно с детства.

Я сижу напротив них, потягиваю травяной напиток, который дала мне мама, и решаю увлечься происходящим передо мной, вместо того чтобы погрузиться в свои дурные мысли.

Дедушка Джонатан продвигает свою ладью на несколько рядов вперед. Он — старшая версия папы и Илая с его черными волосами с белыми полосками и безжалостными серыми глазами.

— Ты никогда не победишь меня, Итан. Сдавайся.

— На твоих похоронах. — Дедушка Итан блокирует его ход своей ладьей и ухмыляется. Он выглядит самым молодым из троих, несмотря на то, что он одного с ними возраста.

Возможно, это из-за его светлых волос, которые он передал маме, и общего приятного выражения лица, которое он постоянно носит.

Дедушка Агнус — самый молчаливый и абсолютно неприступный из всех троих. У него в целом мрачное выражение лица, он никогда не улыбается, не шутит и не позволяет никому приблизиться к своему мужу, если только они не готовы страдать от отрезанных конечностей.

Он всегда был моим любимчиком. Наверное, потому что мы молча понимаем друг друга.

Пока все фанатели от меня, он методично выгонял их, чтобы я мог отдохнуть. Хотя дедушка Итан все равно манипулировал им, чтобы он позволил им с мамой навестить меня.

— Это ошибка новичка. — Дедушка Джонатан ухмыляется с чистым озорством, поедая белого рыцаря.

Дедушка Агнус, который сидит на подлокотнике кресла дедушки Итана, наклоняется и что-то шепчет ему на ухо.

— Никакого мошенничества, Агнус, — говорит дедушка Джонатан, — Два к одному не бывает.

— Кто сказал, что два? — дедушка Итан переплетает свои пальцы с пальцами мужа и озорно улыбается.

— Мы — одно целое.

Редкая улыбка подергивает губы дедушки Агнуса, а выражение лица дедушки Джонатана тянется вниз.

— Такое отвратительное зрелище.

— Кто-то ревнует. Может, тебе стоит выйти со своей женой на улицу?

— Ты, наверное, захочешь вытереть это, Джонатан, — говорит дедушка Агнус с нейтральным выражением лица. — Капает на пол.

— Ты уверен, что это не твоя ревность портит пол, Агнус?

— Моя?

— Если я правильно помню, не так давно я получил от тебя кучу пьяных сообщений

— Сообщений? — дедушка Итан уставился между ними. — Какого рода сообщений?

— С каких пор ты вообще проверяешь свои сообщения? — спрашивает дедушка Агнус напряженным голосом.

— С тех пор, как они от тебя. Признаюсь, меня это очень позабавило, и я даже выучил их наизусть ради такого момента.

— Не смей...

— В них говорилось, цитирую: — Пошел ты, Джонатан, за то, что смог разделить секс втроем с Итаном. Я удивлен, что не убил тебя. Другое звучало так: — Ты прекрасно знал о моих чувствах и все равно провоцировал меня. Гори в аду. Я знаю, что тоже туда попаду, но я позабочусь о том, чтобы у меня была комната напротив твоей, чтобы я мог смотреть, как ты горишь вечно. Мой личный фаворит, однако, это: — Спорим, ты думал, что я никогда не сделаю его своим, ты, чертова скотина. Тронь его еще раз, и я убью тебя. Должен сказать, мне нравится пьяный Агнус. Он гораздо менее скучный, чем тот, что передо мной.

— Я убью тебя, — процедил дедушка Агнус, а затем пристально посмотрел на своего мужа. — И перестань улыбаться.

— Да ладно, это забавно, — дедушка Итан поглаживает его руку. —Если бы я знал, что ты все эти годы так ревновал, я бы что-нибудь с этим сделал.

Дедушка Агнус не выглядит забавным, он встает, бросает последний взгляд на дедушку Джонатана и уходит, кивнув в мою сторону.

Дедушка Итан ударяет дедушку Джонатана по плечу.

— Я твой должник, Джонни, — затем следует за своим мужем.

Он останавливается у входа, похлопывает меня по руке и уходит.

— Кучка маленьких засранцев, — бормочет дедушка себе под нос, вставая.

— Тебе обязательно было это делать? — спрашиваю я.

— Как еще я могу добиться реакции от Агнуса? Хотя мне кажется, что я мог бы непреднамеренно оказать ему услугу и сблизить их. Жаль, что Итан так и не понял, как плыть по течению.

Он останавливается передо мной.

— Тебе что-нибудь нужно?

Кроме того, чтобы снова впасть в кому и никогда не проснуться? Я качаю головой.

— Если ты хочешь сбежать от родителей, приходи ко мне домой.

Дедушка ерошит мои волосы, как будто я все еще ребенок.

— Выздоравливай скорее, малыш. Я серьезно.

А потом он выходит за дверь, вероятно, чтобы забрать мою бабушку и уехать. Она была с мамой на каждом шагу, ухаживала за мной и заботилась о том, чтобы мне было комфортно.

Это значит, что она уделяет меньше внимания дедушке.

Он никогда не любил делить время бабушки с кем-либо, включая своих внуков. Кроме Глин. У нее всегда был пропуск в дедушкин особняк.

А теперь, видимо, и у меня, раз он пригласил меня к себе.

Я смотрю на дождь, рассеянно поглаживая Тигра по голове, когда входит мама с тарелкой, полной всевозможной еды.

На ней красивое белое платье, которое делает ее моложе. Темные круги и налитые кровью глаза в конце концов исчезли, когда меня выписали и она посвятила свою жизнь тому, чтобы стать моим личным поваром. Она очень плохо готовит, я имею в виду на самом деле плохо, но папа, Илай и я решили не говорить ей об этом.

Вот как мне удавалось есть все ужасные блюда Анники, когда все остальные избегали их как чумы.

Моя рана зудит от этих воспоминаний, покалывает и жжет, и мне требуются все силы, чтобы не разорвать швы.

Словно почувствовав мою беду, Тигр спрыгивает с моих колен и выбирает другой диван в качестве своего следующего спального места.

Мама ставит поднос на маленький столик передо мной и смотрит на дверь.

— Что случилось? Почему Агнус выглядел безумным, а папа, кажется, был рад этому? И связано ли это с самодовольным выражением лица Джонатана?

— Определенно. Но ты не захочешь об этом знать.

— Наверное, ты прав.

Она гладит мои волосы, убирая их с лица.

— Тебе нужна стрижка. Или нет. Мне нравится новый образ, вообще-то. Что скажешь?

— У меня нет предпочтений.

— Конечно, есть.

— Нет, мама.

— Хорошо, — медленно говорит она. — Ты хочешь вернуться на остров?

Я смотрю на крошечные капли дождя, которые осыпают высокие окна.

— Мне все равно в любом случае.

— Ты злишься на меня, Крей?

Мой взгляд скользит по ее лицу с выражением жалости , и я хмурюсь.

— Нет. С чего бы мне злиться?

— Потому что мы скрыли правду, и с тех пор, как ты об этом узнал, ничего хорошего не произошло.

Благодаря большому рту Лэндона, папа узнал все, что произошло, но мама все еще верила, что это было неудачное ограбление. Но у нее было предчувствие, что никто не говорит ей всей правды, поэтому Илай пересказал ей события.

Как и я, он не хотел подвергать ее здоровье опасности, но нам тоже не нравится скрывать от нее правду.

В конце концов, она — та женщина, которая дала мне безусловную любовь, когда ей это было не нужно.

— Я не злюсь на тебя, мама. Я злюсь на себя за то, что копнул глубже, за то, что не уважал твои желания и не оставил прошлое там, где ему и место. Если бы я знал, если бы сдался после твоих слов, я бы не стоял на этом промежуточном краю. Я бы не потерял... все.

— О, Крей. Ты не потеряла все, — она берет мои руки в свои. — У тебя есть мы. Что бы ни случилось, что бы ни говорил мир, природа или наука, ты мой сын. Ты стал моим сыном в первый день, когда я встретила тебя в той комнате в приюте. Ты был таким тощим и маленьким, но ты не прятался. Ты встал с кровати на свои крошечные ножки и посмотрел на нас прекрасными пытливыми глазами. В них было так много боли, так много мучений, но в них было и много надежды. Надежды на другую жизнь, надежды на то, что ты сможешь пережить свою травму, и надежды на то, что ты снова обретешь семью. Ты посмотрел на нас так, будто мы уже были твоими родителями, и я влюбилась с первого взгляда. И поверь мне, я никогда не влюблялась с первого взгляда, даже в твоего отца, даже в твоего брата — поскольку я постепенно влюблялась в него в течение девяти месяцев беременности, но ты, ты совсем другой, малыш. В тебя я бы влюблялась снова и снова, если бы пришлось. Я бы убила твоих демонов ради тебя. Если я когда-нибудь перерожусь, я пожертвую собой, если это будет означать, что ты снова станешь моим сыном. Поэтому, пожалуйста, если у тебя есть какие-то проблемы, поговори со мной, или со своим отцом, или с Илаем. Не борись со своими демонами в одиночку. Не надо просто... не бросай нас.