Она выглядит такой сияющей в цветочном платье, наполовину скрытом фартуком. Ее волосы убраны в пучок, а челка сбегает на обе стороны. Я пришла к выводу, что она вампир, потому что она ничуть не изменилась с тех пор, как я была маленькой.

— Дети! — она раскрывает свои объятия, и я бегу прямо в них, позволяя своей сумке упасть на пол.

Когда она обнимает меня, и я тону в аромате роз, мне кажется, что все будет хорошо. Она пахнет теплом и безграничной привязанностью. Она пахнет всеми прекрасными воспоминаниями и счастливыми детскими мечтами.

— Дай мне посмотреть на тебя. — Она отступает назад, чтобы внимательно рассмотреть меня. — Ты стала выше и красивее, мой ангелочек.

— Мне восемнадцать. Не называй меня так.

— Ты всегда будешь моим ангелочком. Не могу поверить, что моей младшей уже восемнадцать. — Она снова обнимает меня. — Я скучала по тебе до смерти. Я даже жалею, что отпустила тебя.

— Я тоже по тебе скучала, мама.

— Могу я поздороваться или мне лучше зайти через час, когда вы закончите?

Мама отступает назад при звуке голоса Джереми и смеется, затем притягивает его к себе, чтобы обнять. Он такой высокий по сравнению с ней, что все это выглядит в лучшем случае комично.

— Пойдемте, поужинаем. Я приготовила много еды для вас двоих. — Говорит она, когда они отпускают друг друга.

— Тебе и не нужно было. Мы могли бы съесть что угодно. — Говорю я.

— Ерунда. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как вы уехали, и вы ни за что не станете есть что попало.

Она ведет нас на кухню с помощью Яна. Огла, наша главная служанка, приветствует нас, и я обнимаю ее. Последние восемнадцать лет она считала это кощунством, но я постепенно приучила суровую русскую даму принимать их.

— Где папа? — спрашиваю я маму, пока помогаю Огле наполнять тарелки, которые выглядят не иначе, как пир для целой армии.

— В кабинете с Колей. — Мама усаживает меня на сиденье и ставит передо мной мой любимый салат. — Ты же знаешь, как у него с работой.

— Давай я пойду позвоню им. Джереми едва успевает закончить фразу, как папа входит на кухню с Колей — своим вторым помощником.

Папа обладает внушительным, пугающим присутствием, которое привлекает внимание каждого, когда он входит в комнату. Мне повезло, что я его дочь, поэтому я никогда не бываю объектом его гнева, но знаю, что люди дрожат от перспективы оказаться в таком положении.

После того, как он обнимает Джереми в знак приветствия, он встречает меня мягкой улыбкой.

— Аннушка.

Я бросаюсь в его объятия, и хотя они не такие успокаивающие, как мамины, они надежные, как крепость.

В такие моменты я рада быть дома. Моменты нормальной жизни, тепла и покоя.

Семья.

Даже если мы никогда не будем обычной.

Мы все сидим за ужином, Коля, Ян и Огла в том числе. Борис, еще один охранник из нашего тесного круга, тоже присоединился бы к нам, но его, видимо, нет дома.

Мы всегда считали этих ребят своей расширенной семьей. Теми, к кому мы обращаемся, когда наши родители оказываются недоступны.

В каком-то смысле они наши крестные родители.

Мама, сияющая от уха до уха, не перестает подталкивать в нашу сторону всевозможную еду. Ее счастье, мягко говоря, заразительно, как и ее энергия.

— Как дела в университете? — папа наливает себе бокал вина.

— Как обычно. — Отвечает Джереми, пожимая плечами. Нет нужды говорить о том, что он заставил охранников доложить, что произошедший пожар был незначительным и беспокоиться не о чем. Иначе папа и эти безжалостные парни пришли бы и похоронили Змей своими руками.

Особенно если бы они узнали, что наша с Джереми жизнь в опасности.

Я толкаю свой стакан перед папой.

— Мне тоже.

Он смотрит на меня взглядом, от которого гора встала бы на колени.

— Ты пей свой сок.

— Но мне уже восемнадцать. В Великобритании люди пьют в этом возрасте.

— Это не Великобритания, и ты не англичанка.

— Ну, я наполовину русская, а в России люди пьют в восемнадцать лет.

Мама поднимает бровь.

— Она права.

Папа переключает свое внимание на нее, и все, что я могу сделать, это наблюдать за тем, как разные, загадочные эмоции расцветают в его глазах. Мне всегда нравилось, как он смотрит на нее, как будто она — его мир. Как он ищет ее, когда ее нет рядом. Как будто она — его воздух, и он должен видеть ее каждое мгновение.

Мой папа может быть бессердечным, но он самый лучший муж и отец на свете.

— Не корми ее ложью, Леночка. — Он пристально смотрит на меня. — Я на три четверти русский. Значит, ты на четверть русская.

— На треть в худшем случае.

— Все равно нет.

— Дайте ей немного, босс. Мы должны подготовить ее к водке.

Ян наполняет мой бокал вином и едва избегает того, чтобы ему не отрубили голову папиным взглядом.

Затем он делает вид, что не заметил попытки убийства, и погружается в еду.

— Разве ты не ел два часа назад? — Коля в упор смотрит на него.

— Ну и что? Еда намного вкуснее, когда рядом дети.

— Это правда. — Вздыхает мама. — Я так рада, что вы вернулись, даже если это всего на несколько дней. Видимо, вы уже выросли и вам больше не нужно навещать маму.

— Конечно, нет. — Я обнимаю ее. — Мы просто слишком заняты учебой.

— И другими вещами. — Непринужденно говорит Джереми, разрезая свой стейк.

Я корчу ему рожицу, а он просто остается в своем пустом режиме.

Мы договорились, что он позволит мне поговорить с ними самостоятельно. Что я и сделаю утром, потому что сегодня я слишком истощена для этого разговора.

— О, я знаю. — Мама поглаживает мою руку, лежащую на столе. — Я рада, что ты нашла друзей.

— Они самые лучшие. Нам очень весело в кампусе.

— Но не слишком весело, верно? — папа окинул меня одним из своих суровых отцовских взглядов, снова.

— О, Адриан. Оставь ее в покое, — укоряет мама. — Расскажи мне обо всем, что произошло.

Я болтаю без умолку, прерываемая полуугрожающими возражениями Джереми всякий раз, когда ему кажется, что я слишком близко подошла к теме, ради которой мы собрались. Мы еще долго сидим за столом, даже после того, как закончили ужин. Они рассказывают нам о выходках Яна с Колей, Борисом и папой. Мама встает на его защиту, что вызывает недовольство папы, судя по тонким угрозам жизни Яна.

Когда мы удаляемся в свои комнаты, уже очень поздно.

Это значит, что в Великобритании сейчас раннее утро.

Приняв душ, я ложусь в кровать и достаю свой телефон. Я отправляю всем сообщение о том, что приезжаю домой на выходные. Мне отвечают Сесилия, Ава, Глин, Брэн и Реми, но от Крейтона ничего нет.

Мое сердце замирает, когда я смотрю на последнее сообщение, которое я ему отправила.

Анника: Я возвращаюсь домой, чтобы убедить папу принять наши отношения. Если мне это удастся, Джер оставит нас в покое. Пожелай мне удачи. Я буду скучать по тебе.

Это сообщение не было прочитано, так что не похоже, что он игнорирует меня. Может, он еще спит. В конце концов, на острове сегодня суббота.

Перевернувшись на живот, я листаю альбом под названием «Мой фиолетовый». Там есть всевозможные наши фотографии, в основном селфи, которые я делала, пока он не обращал на меня внимания.

Есть одна фотография, которую я люблю больше всего. Это когда он массирует мои ноги, прижатые к его груди во время купания. Это было сразу после того, как он связал меня и жестоко трахнул. Затем он отнес меня в ванну и стал растирать красные следы вокруг моих ног. Он был так сосредоточен на своей задаче, что не заметил, когда я сделала снимок.

Я увеличиваю его лицо и вздыхаю. Почему я вдруг так по нему скучаю, хотя прошло всего несколько часов с тех пор, как я видела его в последний раз?

— Так вот почему ты так веселишься? — мама подкрадывается ко мне сзади, неся тарелку с пирожными, и уже слишком поздно прятать от нее фотографию.

Слава богу, на ней только его лицо, а не мои ноги на его обнаженной груди на фоне ванной.

— Мама!

Ее улыбка тут же исчезает. Поднос дрожит в ее руке, прежде чем опрокинуться и упасть на пол с призрачным треском.

Но я не обращаю на это внимания, потому что происходит нечто худшее.

Мама побледнела, ее губы дрожат, и все ее тело напряглось.

Я впервые вижу ее такой. Как будто... она увидела призрака.