МИЦЕЛИЙ

Ханна

Поначалу я не понимала, на что смотрю. Мы с Расмусом сидели на пушистом зелёном мху, который растянулся по всему лесу. Сосны и кедры яростно трепал ветер, их ветки и иголки дождём падали на землю. Вокруг было на удивление темно, и мне показалось, что облака стали ещё темнее и ниже, либо мы провели слишком много времени с бродягами под землей.

Но затем я поняла, почему было так темно. Нечто гигантское нависло над нами, заслонив небо. Именно это гигантское нечто и разговаривало сейчас с Расмусом.

Я быстро заморгала, пытаясь привыкнуть к свету. Это было похоже на... мох, который начал расти на стволе широкого дерева, только вместо коры там была плоть. Бледная, почти белая кожа. А мох всё продолжал расти, начал огибать талию, дошёл до грудей, плеч, шеи...

Я ожидала увидеть лицо гигантской женщины, покрытое мхом, но вместо этого увидела шляпку гриба. Чёрт побери, из земли выросла женщина изо мха с грибом вместо головы.

Что за хрень?

— Я не планировал заходить, — сказал Расмус женщине-грибу, вставая на ноги. Он наклонился и поднял меня, заметив моё ошеломленное выражение лица. — Ханна, это моя дорогая подруга, Саммалта.

Я посмотрела наверх на бесформенную даму, и почувствовала себя до ужаса нормальной и смертной.

— Рада познакомиться.

На её голове в форме гриба не было ни глаз, ни рта, и всё же я смогла почувствовать выражение её лица. Она была недовольна.

— Ты и должна быть рада, — сказала она надменно. — Я только что спасла тебе жизнь.

Я посмотрела на то место рядом с ней, где провалилась земля. Несколько белых отростков уже ползли назад подо мхом.

Святое дерьмо. Эти отростки были мицелием, который принадлежал бесформенной даме. Я попыталась вспомнить уроки биологии в старших классах. Или это женщина-гриб принадлежала мицелию? В любом случае, несмотря на то, что она, в самом деле, спасла нам жизнь, и Расмус, похоже, был с ней знаком, я не могла никому здесь доверять, а в особенности говорящим грибам.

— Прошу прощения, — сказала я ей. — Всё так завертелось после того, как я покинула замок.

Какое-то время она ничего не говорила, повисла тяжёлая тишина. Когда голая и бесформенная женщина-гриб высотой в шесть метров прошлась по мне оценивающим взглядом, я испытала непередаваемое чувство.

А затем она сказала Расмусу:

— Значит, у тебя получилось. Она здесь. Я так понимаю, самое время для поздравлений. Или хотя бы для благодарностей.

— Я не хотел приводить её сюда, — быстро сказал Расмус. — Ты знаешь, что моей целью было добраться до места высадки мёртвых, а затем отправиться домой.

— Я так понимаю, эта погода — не твоих рук дело, — задумчиво произнесла она, и тут же, как по заказу, раздался раскат грома. — Значит, Мор раскрыл твой план. Тебе повезло, что ты так далеко ушёл.

— Это всё благодаря Алку, — сказал Расмус, оглядев бушующий от ветра лес. — Ты не видела единорога?

— Алку нашёл укрытие, — сказала она. — Советую вам сделать то же самое, пока всё это не закончится.

— А что, если это никогда не закончится? — спросила я, попытавшись скрыть панику в голосе.

— "Никогда" — слишком сильное слово, — сказала бесформенная дама, — Оно не применимо к этому месту. Идём. Пора спрятать вас от этой погоды.

Бесформенная дама начала погружаться в землю, пока от неё не остались только мох и крошечный гриб.

— Помнишь, как я рассказывал тебе о том, что грибы здесь нельзя есть? — сказал мне Расмус, когда я уставилась на то место, где до этого стояла бесформенная дама. — Отчасти поэтому.

Неожиданно из земли появились нити мицелия и устремились к нам.

Я закричала. На этот раз больше от удивления, чем от страха. Отростки обвились вокруг Расмуса и меня, подняли нас на пару метров от земли и быстро понесли надо мхом через лес.

— Что происходит!? — с трудом прокричала я.

Разве мне не полагалось немного спокойствия после того, как меня облапали скелеты и потаскали туда-сюда грибы?

— Она отнесёт нас к себе домой, — сказал Расмус.

Я оглянулась и посмотрела на него. Ветер сдувал его рыжие волосы назад, его глаза сверкали, и было похоже, что он хорошо проводит время.

— Именно там я и прятался, когда планировал твоё спасение.

Мы мчались через лес, пока, наконец, не начали замедляться и не оказались на открытом пространстве. Самый отвратительный запах наполнил воздух, и я съёжилась, почувствовав тошноту.

— О, Господи, — сказала я, сморщив нос. — Что это, чёрт побери, за запах? Болото вечного зловония?

— Не совсем, — сказал Расмус. — Это гниль. А точнее — Гнилостная куча. Ты привыкнешь к ней.

— Гнилостная куча? Звучит как название группы, выступающей на разогреве у "Corrosion of Conformity"¹.

— Не знал, что ты слушаешь метал, — проговорил Расмус, широко мне улыбнувшись. — Похоже, ты всё-таки настоящая финка.

Неожиданно мицелий остановился. Перед нами предстала поляна, посреди которой, окруженная то ли берёзами, то ли тополями, лежала огромная куча костей, шерсти, кожи и всего остального, к чему мне не хотелось приближаться. Перед кучей я увидела останки грудной клетки, которая выглядела так, словно принадлежала голубому киту. Она была настолько огромной, что под ней можно было пройти.

Резким рывком мицелий опустил нас на землю и исчез под землей. Я приземлилась на ноги рядом с Расмусом, а он протянул руку и взял меня за локоть, чтобы удержать меня на месте, после чего осмотрел меня с ног до головы.

— Должен признать, ты была красивой невестой.

Я зажала нос, стараясь не вдыхать отвратительные пары, исходившие от Гнилостной кучи.

— Была? — сказала я в нос.

Он ухмыльнулся и снова оглядел меня, пожав плечами.

Я опустила глаза и посмотрела на себя. Ветер растрепал моё платье, а точнее то, что от него осталось. Длинный шлейф порвался и доходил теперь до середины голени, а некогда чистая ткань местами промокла, а местами была испачкана чёрной и коричневой грязью. Представляю, как выглядело сейчас моё лицо.

Раздался раскат грома, похожий на литавры, от которого я подпрыгнула, и Расмус потащил меня внутрь гигантской грудной клетки.

— Идём, гроза не собирается заканчиваться.

Я уставилась на рёбра, проходя мимо них. Они были покрыты мхом, из которого местами пробивались крошечные грибы.

— Эм, а чьи это рёбра?

— Тираннозавра или кого-то такого, — сказал он.

— Тираннозавра? — повторила я. — Ты уверен?

Динозавры, конечно, были большими, но неужели грудная клетка тираннозавра была настолько огромная, что в неё можно было войти?

— Не волнуйся, этот уже давно умер, — сказал он. — Кто бы он ни был.

Мои переживания по поводу того, что гигантский тираннозавр мог появиться здесь и схватить меня своими челюстями быстро вытеснил запах, который усиливался с каждым нашим шагом в темноту. Было сложно сказать, находились ли мы внутри какого-то мёртвого существа или зашли в пещеру.

Расмус продолжил вести меня вперёд, пока мы не оказались перед лестницей, сделанной из костей, которая спиралью уходила под землю. Чем ниже мы спускались, тем темнее становилось. И вот я уже вслепую шла за Расмусом по темноте.

Наконец мы ступили на твёрдую землю и остановились.

— Где мы? — прошептала я ему.

К счастью, запах как будто рассеялся. Но сама мысль о том, что я находилась в кромешной темноте, где-то под землей, заставила меня снова напрячься.

— Там, где живет Саммалта, — прошептал он в ответ. — Грибы питаются гнилью. И темнотой. Подожди.

Я услышала, как Расмус чем-то зашуршал, и неожиданно увидела рядом с собой яркое пятно. Наконец я смогла разглядеть очертания пальцев Расмуса и поняла, что из его сжатого кулака струится свет.

— Береги глаза, — сказал он мне, после чего разжал пальцы.

У него в руке находился сияющий сферический предмет, который становился всё ярче и ярче, заставив Расмуса поморщиться. А вот мои глаза даже не заболели.

— Что это? — удивленно спросила я.

Он как будто держал в руке солнце.

— Это солнечно-лунный камень, — сказал он.

Он раскрутил сферу в руке и кинул её вперед, точно бейсбольный мяч. Я проследила за тем, как сияющий камень пролетел по воздуху, осветив пространство на своём пути, и его свет остался там, где он только что побывал.

Я даже не поняла, где приземлилась сфера, потому что застыла и удивленно осматривала дом бесформенной дамы, освещённый мягким светом. В отличие от грязных и жутких подземных туннелей и пещер бродяг, это место выглядело абсолютно волшебно. Стены были сложены из кости и агата, грязи и мха, а от пола до потолка растянулась сеть мицелия. Он искрился и сиял в свете, создавая иллюзию того, что нас окружало множество сверкающих молний.

От этой мысли моё сердце перевернулось в груди. Эти нити напомнили мне о рунах, изображенных на теле Мора, серебряных линиях, которые пульсировали, когда какая-нибудь душа покидала землю. Мне всегда казалось, что, если я коснусь его рун, я почувствую, как сквозь моё тело пройдёт энергия, но, честно говоря, сам Мор производил на меня точно такое же впечатление. Каждый его сантиметр. Вряд ли я чувствовала себя более живой, чем тогда, когда моя кожа прижималась к его.

Эти воспоминания были такими яркими, такими реальными, что моё тело воспламенилось, и мне понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что кто-то сейчас говорил со мной.

— Что? — глупо спросила я, вернувшись в реальность.

— Я сказала, что ты совсем не такая, какой я тебя представляла, — это был голос бесформенной дамы, но в пещере по-прежнему было пусто.

Лишь мицелий, в очередной раз напомнивший мне о Море, сиял в темноте, пока она говорила.

— О, — сказала я, посмотрев на Расмуса. — Что ты ей обо мне рассказал?

— Он сказал, что ты красивая, — ответила она за него.

— О, — я была слегка польщена тем, что Расмус так меня описал, хотя из её уст это звучало как оскорбление.

— И полагаю, ты довольно красивая для смертной, — неохотно сказала она. — Но дело в том, что у тебя есть одно качество, о котором он даже не упомянул. Зато теперь мне понятно, ради чего он пошёл на такие жертвы, спасая тебя от Мора.