Глава 6

Когда раздался звонок в дверь, Майкл с холодной водой в руке возвращался через дверь патио к своему последнему проекту. Мягко ругаясь на то, что его прервали, он побрел в коридор, чтобы посмотреть, кто это был. Заглянул в глазок, увидел каскад рыжих кудрявых волос и усмехнулся. Он широко распахнул дверь, но его улыбка исчезла, когда он встретился с грустными глазами и хмурым взглядом.

– Привет, – осторожно сказал он.

Брук вздохнула и помахала.

– Есть время поговорить пару минут? Мне нужно вернуться в класс через час, но мне необходимо было… черт. Мне нужно было поговорить с кем-нибудь… как с братом… наверное. Я не знаю, так как у меня никогда не было его раньше. В любом случае, поздравляю. Я выбрала тебя, вместо Шейна.

Удивленный, он махнул Брук внутрь.

– Конечно. Заходи. Хочешь что-нибудь выпить?

– Настоящая газировка есть? Мне бы не помешал кофеин.

Майкл кивнул и направился к холодильнику. Взяв напиток и стакан со льдом, он обернулся и увидел Брук, сидящую за столом и уставившуюся на царапины на поверхности. Она прослеживала их, как будто они были шрифтом Брайля.

– Что тебя сегодня так расстроило?

Брук подняла взгляд на Майкла, затем отвернулась, чтобы налить газировку на лед. Прежде чем заговорить, она дала нервной дрожи внутри нее и пузырькам в стакане время успокоиться. Это нужно было сказать быстро, потому что не было ничего, что могло бы облегчить дискомфорт от вопроса.

– Когда ты учился в художественной школе, то много рисовал обнаженных моделей?

Майкл взял свою воду и открыл ее, обдумывая вопрос. Он сделал глоток, глядя в глаза Брук, недоумевая, что, черт возьми, могло случиться, если она пришла сюда и задает бессмысленные вопросы о его художественном образовании.

– Конечно. Это стандартная практика изучения линий и форм человеческого тела. Почему ты спрашиваешь?

Брук стиснула зубы, не готовая раскрыть свои причины.

– А ты когда-нибудь спал с какой-нибудь из моделей? Подожди… не это мой настоящий вопрос. Меня не волнуют факты. Меня волнуют чувства и мотивы. Ты когда-нибудь хотел переспать с какой-нибудь моделью после того, как часами на нее пялился?

– Будучи парнем, я не знаю, как ответить на такой вопрос, не порицая самого себя, – ответил Майкл, опасаясь стали в ее взгляде. Брук выглядела точно так же, как Джессика, когда та была в ярости, но он знал, что лучше в данный момент ей об этом не говорить. Он уже достаточно часто сталкивался со своей сводной сестрой, чтобы понять, что такое сильное сходство с матерью, было для Брук больной темой.

– Ты уверена, что хочешь знать, что я на самом деле думаю? Может быть, тебе стоит просто рассказать мне, из-за чего все это.

– Отвечай честно, Майкл. Это не тест и я не собираюсь использовать ответ против тебя в суде. Я просто хочу знать, где художник начинается и заканчивается. Где в процессе художественного творчества участвует реальный человек? Если ты скажешь женщине повернуться, пока ее заостренный твердый сосок не упрется в твой подбородок, ты увидишь этот заостренный сосок или нет? Мне просто нужно знать чертову правду.

Что за черт? Майкл фыркнул, глядя на нее. Его расстраивало думать о сводной сестре как о предвзятом человеке. Как если бы он пытался защищать искусство перед своей матерью.

– Художественное мышление не является универсальным, Брук. И мое может оказаться нетипичным для людей с артистической душой. Почему-то я не думаю, что мои факты подтвердят странные идеи в вашей голове, доктор Дэниелс. К счастью для тебя, частые допросы Шейна научили меня не слишком остро реагировать на вопросы, достойные испанской инквизиции. Но что, черт возьми, ты сегодня сделала? Пошла на один из уроков Дрейка?

– Да. Вообще-то пошла. И я не жду, что ты будешь говорить о его мировоззрении. Я просто прошу человека, которому я больше всего доверяю, высказать свое честное мнение о том, как такая ситуация может повлиять на художника-мужчину. Я пытаюсь понять, является ли этот опыт художественным, физическим или и тем, и другим. Черт возьми, меня это не должно волновать, но я волнуюсь, – заявила Брук, во время разговора крутя запотевший стакан.

Майкл смотрел на нее несколько ударов сердца, пока обдумывал, какой дать ответ. Он ни на мгновение не позавидовал Дрейку, которого сгоряча осудила Брук. В этом настроении она почти напомнила ему его мать. И это было страшной мыслью для всех. Для семьи Ларсонов вполне хватало одного чопорного консерватора, но даже его мать, наконец, начала менять свое мнение.

– Хорошо. Итак, скажем, мы говорим только обо мне. Кэрри знает, что я парень, который возбуждается при одной мысли о красивой женщине. Но нет… я никогда не жаждал моделей ни на одном из моих уроков рисования… по крайней мере, открыто и во время их позирования. Почему? Потому что, когда я вхожу в зону видения их своим художественным разумом, я вижу их другими глазами. Мои гениталии затыкаются, когда сталкиваются с моим творчеством.

– Чушь и прочая хрень, – выругалась Брук. Затем она сделала большой глоток содовой и вытерла лоб запотевшим стаканом.

– Нет, я совершенно серьезно. Мы с Шейном говорили об этом. Ладно, лучше сказать пошутили. Мы думаем, что это похоже на то, что происходит с гинекологами-мужчинами. Подумай о том, что они делают весь день. Конечно, есть те, кого вся эта красота пресыщает, а есть и те, кто постоянно желает это видеть. Настоящие художники видят красоту как искусство. Может быть, это талант, а может быть, этому ты учишься сам. У меня это чувство врожденное, поэтому я никогда об этом не задумывался. Просто то, что случается, и я считаю это нормальным.

Брук кивнула, хотя на самом деле ей от этого не стало лучше. Объяснение Майкла было более или менее тем, что она ожидала от него услышать. Если бы она спросила свою мать или Уилла, они, без сомнения, сказали бы ей нечто подобное. Возможно Майкл и не думал, что художники были обычными людьми, но она определенно видела сходство.

– Ладно. Спасибо. Думаю, теперь я вернусь в кампус.

Брук встала и отнесла почти полный стакан к раковине. Сделав последний глоток, она быстро вылила остатки в канализацию. После этого она прополоскала стакан и загрузила его в посудомоечную машину, потому что Майкл фанатично следил за порядком на кухне.

– Что сегодня стряслось? Ты уходишь более расстроенной, по сравнению с тем какая ты пришла. Расскажи хотя бы об этом, – приказал Майкл.

Брук пожала плечами.

– Не произошло ничего, что не было бы неизбежным. Я пошла на одно из занятий Дрейка, рассчитывая после него с ним поговорить. Думаю, я не была готова к реальности того, что он делает как художник. Наивно с моей стороны, ведь он столько раз рисовал свою жену обнаженной, – сказала она, повернувшись.

– Хорошо. Но что случилось? Ты приревновала к модели, когда увидела, как она позирует?

Взгляд Майкла, встретившийся с ней, был искренним и сострадательным. И от этого Брук разозлилась на него так же, как и на Дрейка.

– Нет. Я знаю, о чем ты думаешь, и я не ревновала. Я была... Я была... ну полагаю, мне было противно… И это было хуже, чем ревность. Ни одна тридцатилетняя женщина… черт возьми, никто старше двадцати пяти… не захочет соревноваться с кучей голых двадцатилетних девиц за мужской идеал женского совершенства. Может быть, женщина, которой он приказал повернуть грудь ему в лицо, была для него просто «искусством», но для меня она была чертовски реальна. Я видела только ее, полностью обнаженную и, может быть, даже возбужденную им. Я до сих пор вижу ее гребаную грудь у себя в голове. С тем же успехом Дрейк мог заниматься с ней сексом, потому что именно это я чувствовала, наблюдая, как он смотрит на нее и указывает на ее изгибы и линии. И мне плевать, как натянуто это звучит. Это было то, что я чувствовала.

– Ненавижу констатировать очевидное, но ты говоришь о своих опасениях не с тем человеком. О своей реакции тебе нужно поговорить с Дрейком. Дай ему шанс объяснить что чувствует он.

Майкл вздохнул искренне сожалея, что Брук покачала головой, и не только потому, что ее реакция была так похожа на ту, что была бы у его матери. Было очевидно, что женская неуверенность Брук была глубоко внутри. Что еще могло заставить такую женщину, беспокоиться о конкуренции?

– Брук, ты красивая женщина, даже красивее, чем большинство женщин. И ты достаточно самоуверенна, чтобы не осознавать свою красоту. Тогда почему такая неуверенность в том, что Дрейка могут привлекать другие женщины? Мужчина вел урок. Он не целовался с моделью. Женское тело было просто примером линий и изгибов. Это все, чем она была… уверяю тебя.

– Ты прав. Я не чувствую себя неуверенно, Майкл. Я никогда не была неуверенной. Но я знаю, что я видела. Ее сосок был твердым. Я могла это видеть за миллион миль в глубине той дурацкой похожей на пещеру комнаты. Женщина либо замерзла, либо была возбуждена. Это единственные два объяснения. Я видела, как на Дрейка смотрят его ученицы. Черт… две студентки стояли со мной в холле и сказали, что делали ему предложение. А он ответил, что у него в Луисвилле есть какая-то женщина для встреч. Почему же все это время пока мы флиртуем и пытаемся встречаться, он ни разу о ней не упомянул?

Майкл поздравил себя с тем, что не рассмеялся, но не удержался от улыбки. Он никогда в жизни не видел такой собственнической, ревнивой женщины… ну, наверное, просто не замечал. И реакция Брук пролила свет на то, о чем часто говорила его мать.

– Позвольте мне задать этот вопрос еще раз и посмотреть, смогу ли я достучаться до очень логичной доктора Дэниелс, с которой познакомился при первой встрече. Почему ты говоришь об этом со мной, а не с Дрейком? Я сталкивался с твоей прямолинейностью и знаю, что ты не боишься выплескивать свои эмоции.

– Нет, я не боюсь... обычно. Но по этому поводу у меня практически приступ паники. И вообще, какого черта я все равно вожделею какого-то парня почти ровесника моей матери?