– Аккуратней, заряжено.
Суворов понимающе надул щеки и взял пистолет подчеркнуто осторожно.
Шилов повернулся к нему спиной и открыл ящик.
Стоя сзади, Суворов рассматривал пистолет: примерял, насколько удобно он обхватывается рукой, трогал предохранитель, взвешивал на ладони, быстро перекидывал из руки в руку...
Шилов открыл ящик.
В нем лежали цифровой диктофон с выносным микрофоном на тонком шнуре, несколько кассет различного формата и компакт-диски с какими-то пометками на приклеенных к ним бумажках.
– Вот они, наши волшебные палочки, – сказал Егоров.
– Да уж... – Шилов начал перекладывать содержимое ящика в принесенный с собой пакет.
– Классная штука, – дождавшись, когда Шилов все переложит, Суворов вернул пистолет, и кивнул на опустевший ящик: – Ну, что, победа?
– Похоже, что да, – отдав пакет Егорову, Шилов пристроил «беретту» на привычное место подмышкой.
Суворов убрал ящик в сейф.
– Ты чего так взмок? – Егоров удивленно посмотрел на Романа, по лицу которого стекал пот.
– Жарко тут. Пошли?
На улице Суворов сказал:
– С учетом того, что клиент Милорадов-Чибисов в банк завтра не явится, я даю вам целый день. Но потом...
– Все вернем, Борисыч! – Егоров тряхнул пакетом с трофеями.
– Да уж верните. А то вас за эти кассеты убьют, и имя банка сильно пострадает. Шутка!
– Тоже мне, Петросян нашелся! Все, пока, до встречи! – Егоров сел в машину.
Суворов направился к «Фольксвагену». Шилов задумчиво посмотрел ему вслед, и окликнул:
– Борисыч!
– А? – Суворов обернулся, поигрывая ключами от машины.
– Старовата у тебя тачка, Борисыч!
– Так это не моя, а жены. Мою следствие как арестовало, так до сих пор не может вернуть. Но эта, – Суворов указал ключами на черный «Пассат», – уже почти полтора года без проблем бегает. Я ее взял у старого сослуживца. Я ведь тоже когда-то опером на земле начинал...
– У кого?
– Да ты его должен знать, он много мест поменял, а сейчас в главке начальник отдела. Партийная кличка Фельдмаршал. Как-то по молодости ему в пивняке глаз сильно подбили. Полгода с повязкой ходил. Прям Кутузов! И покомандовать всегда сильно любил...
– Спасибо, Борисыч.
Шилов сел в свою машину.
Егоров с сомнением смотрел на старенькую магнитолу:
– Я вот думаю, поставить кассету, или повременить? Вдруг зажует?
– Ставь. Хотя я уже знаю, чей там голос.
Они прослушали одну сторону, и дальше не стали.
Егоров достал из магнитофона кассету, бросил ее обратно в пакет. Сказал:
– Убей его, Шилов.
Роман молча курил.
– О чем думаешь? – Егоров тронул его за плечо.
– О пустыне.
– Что?
– Хорошо там, наверное. Людей нет, одни верблюды. – Роман выбросил окурок на улицу и достал сотовый телефон: – Значит, так, начинаем свой план «Б».
Сидя в отделенческом «обезьяннике», Краснов думал, расколят его и отдадут на растерзание Арнаутову или оформят за мелкое хулиганство и выпустят. При задержании он назвался данными Селиванова. Прописан в Воркуте, в Питер приехал посмотреть город. Где документы? Бабы, наверное, сперли. Или сам потерял, когда дрался. Что за бабы? Да из-за которых драка и получилась.
Бабы, действительно, были. И драка. Правда, драка – это когда бьют обоюдно, а там, на этом чертовом Староневском, так обернулось, что Миша лишь получил, не успев дать в ответ.
Смывшись от убоповцев Арнаутова и проболтавшись какое-то время на улице, Миша, в поисках нового лежбища, обратился к двум уличным проституткам:
– Девчонки, вы как: отдыхаем, работаем?
– Нам отдыхать некогда.
Краснов посмотрел на ту, что была симпатичнее:
– Тогда веди, работящая.
– А чего ты без машины?
– День такой. Машина сломалась, с женой поругался. Короче, расслабиться надо.
– Тариф знаешь?
Не успел Миша ответить, как визжа тормозами у тротуара замер «Форд-скорпио», из которого выскочил рослый парень в кожаной куртке.
Та проститутка, которую выбрал Миша, испуганно завизжала:
– Я не брала, Виталик! Я не брала!
Оттолкнув Мишу, Виталик схватил девчонку за руку и молча поволок к машине.
Краснов догнал его:
– Э, ты чего?
Бросив девчонку, Виталик развернулся и ударил Мишу в живот с такой силой, что Миша упал.
Девчонки бросились бежать в разные стороны.
Виталик схватил Мишу за волосы, подтащил к машине и с размаху приложил головой об капот.
И еще раз!
И...
За этим занятием их и застал патрульный наряд.
Обоих доставили в отделение. Миша сказал, что не будет писать заяву по поводу избиения, и Виталика, у которого в наличии имелся полный комплект документов, через полчаса отпустили. Самого же Мишу оставили «до установления личности».
Глядя на дежурного офицера и сержанта-помощника, Миша думал, что, судя по их виду, сильно устанавливать его личность им будет лениво, и к утру они его выгонят. Вполне возможно, что даже без составления протокола за хулиганство, которым поначалу пугали.
Чтобы не провоцировать ментов, Краснов сидел тихо. А вот в соседней, женской камере «обезьянника», какая-то девушка – видеть ее Миша не мог, – без конца выступала, требуя то адвоката, то прокурора, то еще что-нибудь.
– Эй! Эй! Тут женщина во сне обмочилась.
Толстый дежурный подошел к решетчатой двери, посмотрел в глубину женской камеры:
– Тебе что, тряпку дать?
– Можно и тряпку. Тряпкой удобно всяких уродов по морде бить...
– Смотри, дождешься ведь, – равнодушно пригрозил дежурный, возвращаясь на свое место за пультом.
Пульт находился достаточно далеко, чтобы можно было переговариваться из камеры в камеру без риска быть услышанным дежурным, и Миша позвал девушку:
– Слышишь меня? Ты их не зли. Потерпи, скоро утро, приберутся.
– Я теперь ментов всю свою жизнь ненавидеть буду.
– Да брось ты! Просто у них работа собачья.
– Мне один это сегодня уже говорил. А потом... Ур од!
– Нормальные мужики везде есть. Даже в ментуре. Один так мне просто жизнь спас.
– Ты еще скажи, что его фамилия – Шилов.
– А ты его знаешь? – Удивленный Миша головой прижался к решетке, пытаясь разглядеть девушку.
Не ответив на его вопрос, Юля начала смеяться. Смех перерос в истерику.
26
В шесть утра, проведя бессонную ночь, и выпив «для храбрости» стакан водки, Стас позвонил адвокату Лукошкину.
Через два часа они встретились в кафе, адрес которого назвал адвокат. На двери висела табличка «Закрыто», но барменша открыла сразу, как Стас постучал, впустила и снова заперла дверь.
Окна были зашторены, на потолке и стенах горело всего несколько ламп, и в небольшом зале царил полумрак.
Лукошкин уже ждал. Гладко выбритый, причесанный в деловом светло-сером костюме, благоухающий одеколоном. Он сидел за столиком и пил чай. При появлении Скрябина встал и подчеркнуто уважительно пожал руку:
– Доброе утро, Станислав Александрович.
Скрябин молча сел и тяжело вздохнул.
Прежде чем начать говорить, Лукошкин допил чай.
– Очень хорошо, что вы позвонили. Здоровье мамы превыше всяких идеалов.
Скрябин кивнул. Вид у него был подавленный, жалкий. А взгляд то и дело метался на блестящую разнокалиберными бутылками стойку бара.
– Может быть, вы хотите чего-нибудь?
– Пива. – После долгой паузы выдавил Стас, пряча подрагивающие ладони в рукава куртки.
– Без проблем, – адвокат улыбнулся и щелкнул пальцами, привлекая внимание барменши. – Пожалуйста, пиво, и еще чай.
Девушка принесла пиво и чай. Пока адвокат размешивал сахар, Стас в несколько глотков выпил полкружки, не замечая откровенно брезгливого взгляда, с которым наблюдал за ним адвокат.
Впрочем, когда Лукошкин заговорил, его взгляд опять был дружелюбным и понимающим:
– Значит, о какой сумме идет речь?